Счастье среднего возраста (Девушка с проблемами) - Алюшина Татьяна Александровна - Страница 17
- Предыдущая
- 17/57
- Следующая
— Похоже на то, — не отрываясь от своего занятия, согласился он.
Кофейная шапка стремительно поднялась, он ловко подхватил турку, разлил живительный утренний напиток по чашкам, которые предусмотрительно выставил на стол.
— Вам молоко?
— Давайте.
Открыв холодильник, он что-то там долго искал, доставал, захлопнув дверцу ногой, вывалил на стол всякую всячину и предложил Сашке поучаствовать в процессе готовки:
— Помогайте.
Вдвоем, в четыре руки они быстро сделали бутерброды, целую гору, и сели за стол друг против друга, приступили к неспешной трапезе.
Почему неспешной? Или уже бежать не надо? И что дальше?
— Не обращайтесь ко мне «Иван Федорович», мне это так же не нравится, как вам Александра.
— А как? Ванятка или все-таки Юстас?
Почему-то он вызывал у нее странную, непреодолимую потребность все время язвить, подкалывать его со злой, иногда снисходительной иронией. Что в нем такого, в этом мужике, что постоянно подталкивает ее отстаивать свое «я», салютуя умом и колкостями?
— Я вам не нравлюсь, — не спросил, утвердил он, с довольным видом откусывая от бутерброда.
— Нравитесь, — не купилась на подачу Сашка. — С чего вы мне должны не нравиться? Вы не картина Васнецова и уж тем более Малевича, чтобы нравиться или не нравиться. Я вас не знаю даже. Вы мужчина темный и непонятный, и совсем уж непонятно, что вы делаете в моей истории и что вам, собственно, от меня надо, а это, знаете ли, нервирует и настораживает.
— Вызывая желание нахамить, опустить, поставить на место, — в тон ей продолжил он Сашкину мысль.
И почти со счастливым видом отправил остатки бутерброда в рот. Сашка проследила взглядом за заталкиванием в рот продукта утреннего питания.
— Не без этого, Иван Федорович, не без этого, — призналась она.
Продолжая жевать, сохраняя на лице все то же довольное выражение, он встал, достал из ящика сигареты, зажигалку, поставил перед Санькой на стол пепельницу, сел на прежнее место, с удовольствием закурил и протянул ей пачку. Сашка двумя пальчиками достала сигарету, терзаясь легким раскаянием — зачем обострила ситуацию? Ожидала, что он поспешит ей объяснить свою заинтересованность в этом деле?
Ага! Как раз тот случай!
— Давайте-ка, Сашенька, оставим на время наши пикировки и попробуем поразмышлять, как вы правильно выразились, о «вашей истории», — миролюбиво предложил он.
Санька прикурила от любезно зажженной и поднесенной к ее сигарете зажигалки, подумала, затянувшись и закашляв с непривычки. Откашлялась, затянулась еще раз.
— Ладно, — «снизошла» наконец она, — как я понимаю, обсуждать ваше более чем активное участие в моей судьбе и заинтересованность в ней вы не желаете.
Она посмотрела на него в ожидании… Возражений? Признаний?
Ни того ни другого не последовало — внимательные, нейтральные золотисто-шоколадные глаза.
Она кивнула — ну, нет так нет!
— Примем за версию, что вы не желаете мне ничего плохого и не имеете отношения к тем ребяткам…
Комментариев не последовало. Он отхлебнул кофе, затянулся сигаретой, посмотрел на Сашку, всем видом выражая готовность выслушать продолжение.
— …Что вы такой герой-спасатель со всей прилагающейся к данному статусу поведенческой шелухой, — еще одну, последнюю и безнадежную попытку сделала Сашка.
Нет. Она затушила недокуренную и до половины сигарету в пепельнице, вместе со своими ожиданиями и обличающими высказываниями.
— Мы с вами перебрали варианты возможных поводов для моего похищения и ни к чему не пришли. Значит, надо проанализировать, как все произошло, в деталях, может, тогда я смогу что-то понять.
— Саш, давайте на «ты», — сбил он ее с учительского тона.
— Давайте, — сразу согласилась она. — Вот смотрите… смотри, — все-таки запнулась Сашка.
— А ты старайся, старайся! — как преподаватель физкультуры нерадивому ученику, осваивающему брусья, втолковывал он. — Может, грамм пятьдесят на брудершафт?
— Да знаешь куда этот брудершафт! — возмутилась Сашка, от злости влет переходя на единственное число в обращении. — Не сбивай меня, Гуров!
И так это у нее легко и правильно сложилось внутри — «Гуров!», — словно она знала его сто лет и дружила с детства, что она притормозила и посмотрела на него удивленно.
— Кто знал, что ты поедешь за город? — А сколько можно разводить тут, надоела Ивану вся эта канитель вокруг да около. — И вообще, почему ты очутилась одна ночью на дороге?
— Кто знал? — призадумалась Сашка, задав вопрос самой себе. — Лилька, естественно, я же у нее была, мой зам Филимонов, секретарь. А уж кому они сказали и сказали ли вообще, что маловероятно, не знаю.
— Мама?
— Нет! — отрезала она.
— Поругались?
— Нет! — холодно, захлопываясь сразу.
— Ну хорошо, — отпустил он до поры. — Лиля — это подруга или родственница?
— Подруга.
— Почему ты не осталась ночевать у нее? И кто знал, что не останешься?
— Я у нее редко остаюсь. Не люблю. Всего несколько раз оставалась. А что не останусь, знали все вышеперечисленные.
— Но могла остаться? Передумать?
— Могла, но это процентов десять вероятности. Ты к чему спрашиваешь?
— А к тому, что тебя ждали на дороге. Именно тебя! Это не наскок на гоп-стоп! И не на машину твою метились, иначе зачем ты-то им нужна? Изнасиловать? Я тебя умоляю! В этом случае все по-другому: тюкнули бы разочек по башке, а дальше делай что хочешь — хоть насилуй, хоть банты на голове завязывай! Тебя ждали, а упустив, оперативно заслали патруль к дому. И нужна ты им была в светлом уме и трезвой памяти, без телесных повреждений.
— Да! — осознав правоту его умозаключений, согласилась Санька. — Да! И тогда точно отпадает версия с завещанием, все по той же причине — тюкнули по голове, без хлопот и истерик привезли куда надо, а там уж куда спешить!
— Похоже, что отпадает.
— Мне непонятно одно: если им нужна была я, именно я, зачем тогда вся эта петрушка с пересаживанием — выволокли бы за волосы и затолкали в джип?
— А! — махнув рукой, брезгливо скривился он. — Ты же их рассмотрела, поняла, что это за гвардейцы? Мелкие шестерки, исполнители. Проявили личную денежную инициативу, ну не могли они такую халяву бросить на дороге!
— Возможно.
— Когда ты решила ехать в гости? За день, за два, на прошлой неделе?
— Да никогда не решила! Я возвращалась с производства. Оно у меня в Подмосковье находится, только в другой стороне. Лилька позвонила, принялась ныть, уговаривать приехать, это ее обычная манера. Мне очень не хотелось, я себе отдых на сутки запланировала, чтобы отоспаться. Но у Лильки такая манера уговаривать, что если вовремя не остановил, то лучше сдаться, чем это нытье выслушивать. Остановить я не успела, пришлось ехать, а по дороге я позвонила Филимонову и Ирине — это моя секретарша.
— Саш, это малоприятно, но выходит, что твоя Лиля как-то поучаствовала: либо специально тебя вызвала, либо стуканула кому заинтересованному, сообщив, что ты едешь, — с сочувствием высказал Гуров свои выводы.
Сашка посмотрела ему в глаза. Долгим, странным взглядом.
Он выдержал, не отвел глаз. Ждал.
— Возможно, — все же не утверждая, оставляя место для надежды, сказала она.
Очень осторожно, чтобы не пережать и не напугать раньше времени, Иван сделал заход:
— Так может, задать ей некоторые вопросы?
И внутренне напрягся — клюнет ли?
Она внимательно разглядывала его выражение глаз, обдумывая что-то. Встала, отошла к окну, спрятавшись от шоколадного ожидания ответов.
«Я знаю, девочка, я знаю, как тебе непросто!» — посочувствовал Иван.
Ей все было непросто, он понимал и поражался, как она держится — ни истерик, ни паники, ни слез-сопель и бестолковых метаний — спокойствие, контроль! Ох, видимо, подоставалось девоньке в жизни-то, ведь где-то она научилась такой самодисциплине! Не барышня, а кремень! Комиссарша в кожанке. Революционный товарищ! Только иногда в балтийской глубине такое проскальзывает темным акульим телом — такое больное, спрятанное ото всех!
- Предыдущая
- 17/57
- Следующая
