Огнедева - Дворецкая Елизавета Алексеевна - Страница 74
- Предыдущая
- 74/98
- Следующая
— А пусть-ка сама Ладога нам выкуп за нее дает! — нашелся Медыня, один из самых ловких словенских торговцев, чаще всех пускавшийся в опасное путешествие с товаром через Ильмерь и дальше вверх по Ловати. — Так по правде будет!
— Да опомнись! Благословением богов торговать хочешь! — напустились на него соседи. — Ни так не отдадим, ни за выкуп не отдадим! Боги ее к нам привели, она теперь наша!
— Да вы подумайте головами своими! — возражал Городиша. — У тебя, Войнята, на плечах-то что — голова или горшок, криво слепленный? Девка у отца-матери в Ладоге жила. Плесковский Судиславич ее украл. Бывает, случается. Да теперь брат родной их догнал. Девка краденая? Краденая. И коли мы родному брату ее забрать не позволим, выйдет, будто мы краденое нашли и не отдаем! А за такое что по правде полагается? Вышеня, ты все законы и поконы знаешь, объясни-ка, а то тут народ сомневается! Что, Молвята, двенадцать гривен за увод девки платить будем всей волостью или как?
— Да разве мы увели? — возмутился Молвята. — Судиславич увел, пусть Судислав плесковский и платит!
— Коли не мы увели, а у себя держим, то отдать надлежит! Какое же уважение к покону у племени словенского будет, если мы, старейшина ильмерская, хуже татей будем? Только попробуй этих дурней поддержать, Вышеня! — пригрозил Городиша. — Враз и Красеня, и Остряха такой вой поднимут — чурам на небе жарко станет!
При упоминании старейшин Ярилиной горы и Родолуга Вышеслав помрачнел еще больше. Конечно, эти двое будут счастливы обвинить его в неуважении к законам и, пожалуй, в воровстве! По всему выходило, что девушку нужно вернуть ее роду. Но как быть, если она — Дева Ильмера? Такого странного случая даже дед Еливец, самый древний обитатель Словенска, не мог припомнить. Правда, он уже совсем ничего не помнил, не знал по именам собственных правнуков и не различал, кто из них мальчик, а кто девочка, понятия не имел, что случилось вчера или на днях, зато во всех подробностях, шамкая беззубым ртом, мог описать горшок, который разбил однажды в шестилетнем возрасте. «Как живой его вижу!» — восхищался он причудами стариковской памяти. Но и в то время, когда старинушке Еливцу было шесть лет, ничего подобного на берегах Ильмеря не происходило, и мудрость предков не помогала. Надо было самим искать какой-то выход.
— Соберем мы, мужи словенские, посольство в Ладогу! — решил наконец Вышеслав. — Поедем с вами да сами с родичами Огнедевы потолкуем. Может, выкуп им предложим. — При этих словах Медяня досадливо скривился. — Может, обменяем на кого…
— Это на кого же? — подбоченясь, недоверчиво спросил Городиша.
— А у нас, что ли, девок мало?
— У тебя-то и верно, немало. Пока всех с рук сбудешь, все ноги стопчешь.
Четверо его сыновей при этих словах дружно грохнули хохотом, и многие засмеялись вместе с ними.
— Особенно когда с лица они… ничего себе! — добавил болван Воротило.
Согласившись с предложением Вышеслава, народ разошелся по своим избам. При Вышеславе остались только брат Доброкрай — второй, Родослав, еще не вернулся из Ладоги, куда уехал провожать полянина Белотура, — и старшие сыновья троих братьев.
— Есть тут замысел один, — негромко начал Вышеслав, убедившись, что за столом в полутемной избе сидят только самые близкие, доверенные люди (даже женщин разослали по разным делам). — Как нам и Деву Ильмеру у себя оставить, и в иных делах не прогадать…
Чего хочет в этом сложном деле он сам, Вышеслав давно уже понял. И отъезд Домагостевой дочери в Киев, и ее брак с Вольгой для него были одинаково невыгодны, поскольку в любом из этих случаев Ладога приобретала могучего и полезного союзника. То, что девушка вдруг оказалась Девой Ильмерой, было прекрасным случаем оставить ее у себя и тем самым получить заложницу от ладожской старейшины. Возможно, придется отдать взамен одну из своих — это не слишком приятно, но не страшно. Однако можно ведь сделать и еще лучше: не давая заложницы Ладоге, отослать одну из своих девушек в Киев. И в голове Вышеслава созрел хитроумный замысел, который позволял лишить соперников всех преимуществ и захватить их самому. Обстоятельства складывались в его пользу: к союзу с Плесковом Ладога и сама не стремилась, чем облегчала Вышеславу задачу. В душе он надеялся, что при встрече Велем и Вольга схватятся между собой и поединок их кончится смертью одного из них. Надежды не оправдались — богини-матери Ильмеря не позволили свершиться злому делу возле священного места. Но Вышеслав не отчаивался — по крайней мере, ничего еще не было решено.
— Вольга Судиславич — парень упрямый, — говорил он с намеком, переводя взгляд с одного ближайшего родича на другого. — Он просто так не отступится. Ему бы только на ноги подняться. Ну, пока сама Дева Ильмера не оправится, время у него есть. А как на ноги встанет, то снова за нею кинется. Надо ему чуть-чуть помочь. Родичи же мы. — Он оглянулся в сторону печи и женской половины, имея в виду Любозвану, через которую Потемовичи породнились с князем Судиславом. — А если что, то и вступимся… Вот ты, сыне, — он посмотрел на старшего сына, — вступишься, если шуря твоего того…
— Что — того?
— Убьют если! Что, что…
— Само собой, — согласился Прибыня. — А как иначе?
— Вот и молодец! — одобрил Вышеслав. — Теперь глядите. Домагостич сестру повезет домой. А Судиславич, допустим, их догонит. И ты, Прибыня, по родству тоже ему помогать будешь. И, скажем, так Перун решит, что Домагостич Судиславича убьет. Тот парень здоровый, а у этого в голове не совсем еще прояснилось. А после того ты, сыне, за шуря отомстишь. И останется нам только Деву Ильмеру под белы руки взять и назад в Перынь отвести.
— Это ты хочешь… обоих погубить? — ужаснулся Доброкрай.
— А я-то что? — Вышеслав прямо-таки обиделся. — Вольгу убьет Домагостич. Не справится сам — поможет кто-нибудь. Стрелу вынуть — и разбирай потом, чья была стрела. А за шуря мстить — законное дело. Даже и не убийство вовсе.
— Так ведь это — война с Ладогой!
— Да не очень-то ладожане разбегутся воевать, когда Домагостева дочь у нас будет. Помиримся. Свою девку им отдадим взамен. А другую — полянам. Чем Острянка хуже?
— Вот это правильно! — воскликнул Родославов сын Ходила. Он всю жизнь не ладил с двоюродной сестрой, и молодая жена его с ней постоянно бранилась. — Ну ее, пусть к полянам едет.
— Вот все и будет по-нашему, — подвел итог Вышеслав.
Его сын Прибыслав сидел с хмурым лицом. Это был очень похожий на отца молодой мужик: такой же рослый, крупный, но с ранних лет склонный к полноте. Его светлые волосы и борода тоже имели легкий рыжеватый оттенок и быстро становились жирными, из-за чего лежали тонкими слипшимися прядками. Крупное продолговатое лицо, высокий лоб с залысинами, брови прямые и почти постоянно сведенные к переносице, что придавало Прибыне вид легкого недоумения, а пухлые яркие губы — какую-то домашнюю мягкость.
Сейчас у него имелась настоящая причина хмурить брови. Все хорошо, но убийство Домагостева сына взять на себя придется ему. И хотя повод получается законный, едва ли ладожская старейшина это стерпит. Начнется долгий кровавый раздор, и одной из первых жертв, вероятно, станет он, Прибыня.
— А не страшно тебе, Вышеня, сына старшего, родного, под ножи подставлять? — Стрый Доброкрай, будто прочитав его мысли, глянул на брата. — Ведь Домагость со своим родом за сына мстить будет. И не соснам да березам, а нам, нашим с тобой сыновьям. Или тебе своих не жалко?
— Так за нами и Плесков будет, — напомнил Вышеслав. — У Судислава-то сын один, единственный! Или он за него мстить не станет? Да он за него Домагостя вовсе без сыновей оставить захочет! Домагость сам на коленях будет нас умолять, чтобы взяли его дочь в Перынь, только помирили бы с Плесковом! А мы подумаем, соглашаться или нет! А внуки мои, твои дети, сыне, в Плескове князьями сядут, потому как иных наследников у Судислава нет! Что? — Упершись руками в колени, он нагнулся вперед и пристальным взглядом окинул лица родичей. — За такое дело стоит попробовать? Или лучше за печью отсидеться, как бы чего не вышло? А, сыне? А вы что скажете, соколы?
- Предыдущая
- 74/98
- Следующая
