Огнедева - Дворецкая Елизавета Алексеевна - Страница 7
- Предыдущая
- 7/98
- Следующая
Обойдя гиблое место, потомки бабки Радуши попали наконец на само угорье. Здесь Любошичи в течение нескольких веков хоронили своих умерших. На вершине большого кургана уже виднелись люди: старший из материных братьев, Рановид, со своими сыновьями Раноберном и Синиберном, их женами и маленькими детьми. Мужчины расстелили принесенные овчины, женщины разложили угощение: кашу в широких горшках, вылепленных своими руками, пироги, блины в глиняных мисках, крашеные яйца, пиво в корчагах. Девушки и девочки показывали друг другу яйца, окрашенные и разрисованные к этому дню, соревнуясь, у кого вышло красивее. Самые нарядные яйца получались у Яромилы, самой старшей из Радушиных внучек: покрасив яйца в желтый березовым листом, она разведенной охрой расписала их разными затейливыми узорами, нарисовала даже двух небесных олених.
Милорада, как старшая женщина в роду, встала на вершине кургана и подняла руки. Все затихли, выстроившись позади нее. И она протяжно закричала:
Все родичи хором подхватывали за ней оклички, и над курганами разносилось:
И все замерли, вслушиваясь в свист ветра над берегом и пытаясь разобрать в нем шорох невидимых крыльев.
Дивляна слушала вместе со всеми, но даже сейчас не могла отвлечься от своих мыслей. Родоница — только один день Навьей Седмицы, второй по счету. А когда придет седьмой, последний день — Красная Горка, тогда пойдет веселье. В этот день впервые в году женихи присматривают невест, с которыми будут вместе справлять обряды в честь Лады и Ярилы, и если не на Купалу, то осенью, после Дожинок, уведут избранницу в свою семью. А Дивляне, второй дочери Домагостя и Милорады, этой осенью будет самый раз идти замуж. Породниться со старейшиной Домагостем, потомком словенских князей, желающих хватало, но Домагость пока выдал замуж только старшую дочь, Доброчесту, рожденную от чудинки Кевы, за парня из городка Дубовик, лежащего выше по Волхову. Для дочерей от Милорады он пока не нашел подходящей пары — прямые наследницы крови старшего рода воплощали власть над этой землей и ценились дороже прочих невест. Даже Яромила, которой было целых восемнадцать лет, все еще ходила с девичьей косой. Но Дивляна, мечтавшая о замужестве лет с восьми, уже не первый год с трепетом встречала каждую весну — а вдруг теперь ее судьба решится?
Она-то знала, чего ждет от судьбы и чего ей хочется. И эти мечты были ей так дороги, что она даже не решалась заговаривать о них ни с матерью, ни тем более с отцом, опасаясь услышать, что все это глупости и никак не может быть. Но почему же глупости? Чем она
и… онне
пара? Если только за осень и зимуон
не нашел себе жену там, в Плескове… Она, правнучка последнего словенского князя, второй женой быть не может, только старшей… Сердце замирало при мысли, чтоон
мог не дождаться ее, и Дивляна беспокойно теребила кончик косы. Вскоре все выяснится. Еслион
приедет сюда на Купалу, значит… Но до Купалы еще так долго ждать! Весь травень-месяц и почти весь кресень. Казалось бы, за зиму ей следовало поуспокоиться, но чем ближе была весна, тем сильнее возрастало ее нетерпение. От тоски и жажды, чтобы Купала пришла поскорее, щемило сердце и было трудно дышать. Дивляна уже устала от своего ожидания, тем более тяжкого, что ни с кем, даже с сестрой, она не решалась об этом поговорить. Яромила не поймет: она слишком разумна и всегда все делает правильно. Вот разве что Велем… Он добрый. Он над ней не смеется, хотя и не верит, что из этого что-нибудь выйдет. А вдруг он прав? Ведь Велем — умный парень. Наверное, и правда ничего не выйдет, она все придумала, дурочка! И от этой мысли стало так больно в груди, что даже слезы выступили.На подвижном лице Дивляны ясно отражались ее чувства и мысли, далекие от поклонения дедам, но, к счастью, родичи были заняты другим. Принеся жертвы, они уселись на расстеленные кошмы и овчины, чтобы разделить угощение с умершими предками. В землю на кургане закапывали крашеные яйца, первую ложку каши и первый блин клали в траву, лили пиво, медовуху и квас. С вершины курганов поднимались дымы, в сгущающихся сумерках блестел огонь.
— Велько, пойдем стрелы искать! — Витошка дергал старшего брата за рукав. — Ну, пойдем! Теперь пора!
— Да чего мы найдем там, чудо ты мелкое! — усмехался Велем. — Темно уж!
— Ницьиво не темно! — не отставал Витошка. — Правда, Туряга?
— Ну, не так чтоб темно, а если что, и пощупать можно, — рассудительно отвечал Туроберн.
В свои семнадцать он, казалось бы, мог не увлекаться такими розысками, но всем видом выражал готовность пойти, если другие пойдут. Витошка почти висел на Велеме и тянул его в сторону погибшего городища. Мальчишки, кто посмелее, иной раз ходили к любшинским валам искать стрелы и до сих пор возвращались с добычей, несмотря на то, что сборы эти продолжались лет двадцать пять.
— Да там повыбрали все, — попыталась унять младшего брата Яромила. — Сколько лет собирают, а стрелы же не грибы — сами не растут.
— А цьито же Свойка Зорин прошлой весной нашел! И я найду! Мне пригодится! Может, еще цьиво найду!
— Чего, а не цьиво! — привычно поправил Велем. Младший сын чудинки Кевы часто путал звуки «ч» и «ц», которых не различали чудины, говорящие по-словенски. — Когда научишься, чудо ты чудинское! Жениться скоро пора, а он все — цьиво да ницьиво, будто дитя малое!
— Поцьом цьулоцки, цьиловеце? [7]— поддразнила его Дивляна.
— Да ты сам сперва женись, а потом меня уцьи! Учи то есть, — поправился раздосадованный Витошка.
— Ладно, пойдем за стрелками! — Дивляна потрепала младшего брата по белесым вихрам. — Может, и найдем чего. И я с вами пойду.
— А не страшно? — Велем с усмешкой покосился на нее.
— Страшно. — Она взяла его за руку, прижалась к плечу и лукаво улыбнулась. — А все равно хочется. Пойдем, а, Велем?
— Пойдем, что с вами делать? — Велем вздохнул, а Витошка испустил радостный вопль и замахал руками:
— Синюшка, Добраня! Пойдем с нами стрелки искать!
Пока отцы и матери пили пиво, пели песни и принимались уже плясать под рожок, на котором искусно играл Ранята, младшие из двоюродных братьев и сестер наперегонки понеслись к заброшенному городищу. Дивляна бежала впереди всех, и дети с визгом отталкивали друг друга, пытаясь ее догнать. Велем усмехался, видя, как она мчится, подобрав подол рубахи, чтобы не путался в ногах. Тоже, невеста! Шестнадцать лет, замуж пора, а носится, как девчонка. Из всех сестер Дивляна, родная сестра, на пять лет его моложе, была самой любимой. С детства он следил за ней — чтобы не залезла куда не надо, не обварилась, уронив на себя горшок, поднимал ее, когда падала, утешал, когда ревела. Сколько раз он вылавливал ее из Волхова, лепил подорожник на коленки, ободранные при падении с прибрежных круч, иной раз даже искал в лесу. Чтобы было легче следить, Велем везде брал ее с собой. Удивительно, что она выросла такой здоровой и красивой. Среднего роста, Дивляна отличалась подвижностью и ловкостью, в ее сложении и чертах лица были те приятные глазу соразмерность, одушевление, живость и теплота, что лучше любой красоты. Еще бы здравомыслия ей побольше! Велем, единственный из всей родни, знал то, что она забрала себе в голову, и тревожился. Ну кому такое на ум взбредет! В Плесков! В эдакую-то даль! Три пятерицы [8]в один конец! И люди там все чужие, и случись что, из родни никого рядом нет. В Ладоге, что ли, женихов ей мало?
7
Почем чулочки, человече?
8
Пятерица — древняя пятидневная неделя, которых в году насчитывалось 72–73.
- Предыдущая
- 7/98
- Следующая
