Корона, Огонь и Медные Крылья - Далин Максим Андреевич - Страница 31
- Предыдущая
- 31/102
- Следующая
От волнения я никак не мог ему объяснить, насколько это для меня важно, но Керим, кажется, и так понимал. А прервал меня этот парень с рассеченной бровью, Филин, кажется — всунулся в дверь, крикнул, что меня зовет госпожа.
Я посмотрел на Керима; наверное, это несколько по-собачьи вышло. Он ухмыльнулся и закивал: "Иди- иди", — тут у меня столбняк прошел, и я побежал на темную сторону.
У меня еще не было крыльев, но они меня уже несли. Почему-то казалось, что крылья меня приподнимут до Яблони, сделают хоть чуточку ближе — и я весь горел от этого.
Раадрашь ходила по моей комнате широкими шагами, из угла в угол; присела на подоконник, вскочила и снова принялась ходить. Она показалась мне очень взвинченной, злой и как-то беззащитно несчастной, как маленькая капризная девочка, которой вдруг отказали в требовании. Я думала, что ей хочется то ли кричать и топать ногами, то ли разрыдаться, в голос, с воплями — то ли уйти к себе и хлопнуть дверью от неуверенности в слезах и криках, как в действенном средстве. От этого принцесса будила во мне не ответную злость, а жалость.
— Я ненавижу кастратов! — сказала Раадрашь наконец. — Ненавижу, поняла?! Я говорила об этом отцу и мужу — теперь говорю тебе! Один раз — и больше не стану повторять!
Даже когда она не повышала голос, ее фразы звучали, как окрики.
Дверь приоткрылась и вошла Далхаэшь, согнувшись, как рабыня. Она принесла поднос с чашками кавойе и творожными шариками, поставила его на поставец, согнулась еще ниже — и взглянула на меня со жгучим любопытством.
— Уходи, — приказала ей Раадрашь.
Далхаэшь вышла с очевидной неохотой. Принцесса остановилась среди комнаты, покусывая губы, с выражением непримиримости и раздражения на лице, постояла так с полминуты — и вдруг, одним стремительным прыжком рванулась к двери и резко ее распахнула.
Далхаэшь полетела на пол. Я подумала, что удар такой силы мог бы сбить с ног и мужчину.
Принцесса остановилась над ней, вскинув руку с нацеленными вперед и вниз кончиками пальцев, хлеща себя хвостом по ногам, как раздразненная кошка, и сказала в тихой ярости:
— Если такое случится снова — ты будешь мечтать, чтобы земля покрыла тебя поскорее!
Далхаэшь с трудом поднялась, изо всех сил пряча гримасу сильной боли — и отступила, не показывая спины, опустив голову. Раадрашь захлопнула дверь и обернулась ко мне.
— Я ненавижу женские покои! — сказала она зло и горько. — Подлое, подлое место! И женщины, и кастраты только и ждут какой-нибудь грязной сцены, чтобы потом облизывать ее, как мухи — коровью лепешку!
— Ты любишь общество принца и его воинов, да? — спросила я. — Это оттого, что ты сама как воин?
— Я — воин, — кивнула Раадрашь, закидывая за спину свою прекрасную косу. Кончик косы зацепил и сбил на пол флакон с лавандовым маслом. — Но Тхарайя — просто кусок горной породы, без чувств, без сердца! Булыжник, которым можно разбить чью-то голову — и только. Оружие. И его головорезы — оружие, только оружие. Я не грязный наемник, чтобы любить оружие с ненормальной страстью!
Было в высшей степени странно слушать то, что она говорила о принце. За вчерашнюю ночь я успела увидеть в нем человека, с чьим сердцем и чувствами все обстояло надлежащим образом — но я еще не знала, как за него вступиться и есть ли в этом хоть какой-нибудь смысл. Ведь Раадрашь знала его уже очень давно; могло ли статься, что я увидела больше, чем она, за одну ночь?
— Но ты ведь любишь кого-нибудь? — спросила я с надеждой.
— Тхарайя, — сказала принцесса мечтательно — и поймав мой удивленный взгляд, пояснила с резким смешком, — не принца, нет. Ветер. Настоящий верховой ветер в горах. Я сама — ветер. Я люблю свободу. А мужчины всегда пытаются лишить меня ее, связывают этими решетками, склянками, кастратами, девками… — продолжала она, раздражаясь все больше. — Я ненавижу эти затхлые стойла!
— Тебе очень подходит имя, — сказала я, улыбаясь. — Ты такая сияющая и опасная. Людям, наверное, страшно к тебе приближаться; мне, например, очень хочется подуть за плечо, когда я слышу гром.
Раадрашь коротко рассмеялась и тут же снова стала серьезной.
— Лиалешь, — сказала она, глядя в окно. — Меня оскорбил твой кастрат. Он сказал, что я скоро состарюсь, поняла?! — и повернулась ко мне, блестя глазами. — Я хочу, чтобы с него содрали кожу или повесили за ноги! Отличное зрелище. И он точно не увидит меня старой.
— Шуарле хотел сказать, что молнии недолговечны, — сказала я. — Это не обидно.
Раадрашь указала на меня ладонью со сжатыми пальцами, как наконечником копья — этот жест я видала и у Шуарле, он значил "именно с тобой я и не согласен".
— Ты дура! Он хотел меня оскорбить и оскорбил! Кастраты — подлые подонки, подлые и слабые, мелкие и злобные от слабости! Они только и ждут возможности укусить, как паршивые маленькие шавки! Может, ты и не знаешь, а я навидалась!
— Знаешь, Раадрашь, — сказала я, — все люди разные. И мужчины, и женщины, и кастраты. Вот мы с тобой обе — женщины, а разве мы похожи? Ты ведь — орлица, Раадрашь, ты паришь в небесах, ты, я думаю, умеешь убивать, ты сильная и храбрая… а я… ты права, я — курочка, я не умею летать, всего боюсь; в покои меня берут, потому что я забавная и беленькая. Как нас можно сравнить?
Раадрашь слушала со снисходительной улыбкой. Ее жесткое красивое лицо чуть оттаяло. Мне вдруг стало стыдно за свои дурные мысли в ее адрес — сейчас передо мной стояло самое одинокое существо в замке его высочества. Я поняла, каково бы мне самой могло быть в династическом браке с юношей, которого выбрали в интересах короны.
— Значит, ты согласна? — сказала я.
Раадрашь улыбнулась светлее.
— Согласна… нет, ты, пожалуй, не такая уж и дура…
— С кастратами то же самое, — сказала я убежденно. — Когда я попала в дом рабовладельца, там были разные кастраты. Злой человек был, уставший человек… и Шуарле. Он добрый и смелый, только не умеет любезно разговаривать с особами королевской крови. Он же мне сбежать помог — а нас бы убили вдвоем, если бы поймали!
Раадрашь усмехнулась.
— Я не видела среди них ничего хорошего. А я видела их больше, чем ты… правда, кастратов-людей… мой отец пытался заставить меня быть человеческой женщиной — для Тхарайя, для этого воинского союза, для мира с Ашури-Хейе, для торговли с людьми! Запер меня, как человеческую девку, приставил ко мне этих уродов, злых, скучных, гадких… Знаешь, каково, когда тебя боятся и ненавидят?
— Знаю, — сказала я. — Мне рассказывал Шуарле.
Принцесса рассмеялась. Я подумала, что она вовсе не так глупа, как может показаться; просто одиночество и непонимание сделали ее раздражение постоянным — лошади иногда бесятся от постоянных мелких укусов слепней.
— Ну хорошо, — сказала она. — Позови его сюда. Я посмотрю, что он скажет — и сразу будет понятно, ошиблась я или это ты ошибаешься.
Я укуталась в плащ, прикрыв низ лица, как Шуарле меня учил, вышла во двор и сказала первому попавшемуся стражнику:
— Почтенный человек, ты не мог бы найти и позвать моего слугу? Шуарле?
Воин улыбнулся, отдал поклон и сказал:
— Все знают о госпоже и о слуге госпожи. Сейчас.
Я вернулась. Мне было несколько неспокойно.
Раадрашь, повиливая хвостом, рассеянно рассматривала побрякушки на столике у зеркала. На меня она взглянула почти дружелюбно.
— За ним послали, — сказала я.
— Ты больше не будешь бегать сама, — сказала принцесса. — Тебе нужна нормальная свита, как любимой женщине господина. Он тебя вправду приблизил к себе этой ночью?
— Мы разговаривали о севере, — сказала я и вызвала взрыв ее смеха. — Почти до рассвета. Господин считает, что ему нужен толмач, знающий наш язык — он учил меня говорить разные слова…
— Никак не могу понять, что ты такое — полная дурочка или чересчур умна! — сказала Раадрашь, смеясь. — И похоже, твой кастрат тебя стоит!
В этот момент в комнату, сломя голову, как мальчишка, влетел Шуарле. Я никогда его таким не видела. Он улыбался, его глаза сияли, он вовсе не выглядел, как "бедная худышка" с вечными черточками не то тоски, не то скрытой боли — и он кинулся к моим ногам с разбега.
- Предыдущая
- 31/102
- Следующая
