Нукер Тамерлана - Кулаков Олег - Страница 19
- Предыдущая
- 19/76
- Следующая
Солдат повалил женщину и навалился, раздирая платье. Оголились шоколадного цвета ноги. “На кой хрен тебя сюда принесло”, – с тоской и злобой подумал Дмитрий. И тут женщина повернула к нему лицо. Заплаканное, детское, с пухлыми губами девочки-подростка, искаженное гримасой боли и ужаса.
Он сам не понял, как оказался рядом. Солдат наполовину разодрал на девчонке платье, наполовину задрал его и теперь торопливо стаскивал с себя штаны. А она, увидев над собой Дмитрия, подавилась криком и выпучила глаза, словно увидела собственную смерть.
Дмитрий наклонился над ничего не подозревающим солдатом, схватил за ворот и пояс, поднял и швырнул в сторону. “Зачем? – спросил он себя. – Думаешь, что-то изменить?” И вдруг словно раздвоился: был один Дмитрий, а стало два, отчаянно спорящих между собой. “Я так больше не могу, – ответил он себе. – Я вытащу только одного. Одну. Пока. Хватит и этого. Иначе…”
Отброшенный солдат обалдело поднялся на ноги. Увидев, что Дмитрий стоит над девочкой, он разъяренно завопил, подвязал штаны и кинулся на обидчика. Правда, в драку не полез – остановился и выплеснул на Дмитрия поток яростных ругательств. Тот молча выслушал, а потом ткнул пальцем в девчонку и сказал:
– Моя.
– Почему – твоя? – вскинулся солдат. – Ты нашел?
На его крики из-за того же угла выбежали еще шестеро: пятеро в синем и один в красном – из сотни Дмитрия, но не из его десятка.
Дмитрий почувствовал слабый рывок под левой ногой и опустил взгляд на девочку. Оказывается, он не заметил, что наступил на подол платья, и теперь девчонка стремилась высвободиться и удрать.
“Куда ты, дура? К смерти торопишься?” – подумал он и цыкнул, скорчив свирепую рожу. Та закрыла лицо ладошками. Острые девчачьи локти било крупной дрожью. Дмитрий покрепче прижал подол к земле подошвой, а потом вернулся к солдату, который продолжал поносить его, апеллируя к нежданным зрителям.
– Куплю ее, – сказал Дмитрий. – Продай.
Солдат прервал ругань на полуслове.
– Купишь? – спросил он.
Дмитрий потянулся к суме Мансура. Вот и пригодилась. Он запустил руку и вытащил, что попалось первым, – золотое ожерелье: тонкий обруч, а на нем множество мелких золотых лепестков. Показал солдату:
– Хватит?
– Мало, – отрезал тот.
Дмитрий усмехнулся. Ему не жалко было бы отдать всю суму, но поступить так – значит сделать откровенную глупость. Итак заплатил втридорога.
– Хватит, – возразил он и кинул ожерелье солдату. Затем снова показал на девочку: – Худая. Некрасивая. Моя. Я купил.
– Ладно, – буркнул солдат, но сделкой был явно доволен.
Дмитрий отвернулся и опустился на колено перед “покупкой”, которая по-прежнему закрывала лицо руками. Взялся за тонкие запястья и развел руки в стороны. Девчонка смотрела на него дикими, ошалелыми от страха глазами цвета черной смолы.
Надо было ее успокоить. Дмитрий ободряюще улыбнулся: мол, повезло тебе, дурочка, – все у тебя теперь будет в порядке. И вдруг глаза девчонки закатились, а голова безвольно упала набок. Потеряла сознание. Ощущение, будто ударили под дых. “Ничего не выйдет, – подумал он. – Забыл, где ты находишься…” Он заскрипел зубами от бессилия. Зачем вмешался, дурак?
И вновь в ушах запел, затянул зудящую песенку невидимый комарик.
Дмитрий выхватил боевой нож и на развороте парировал предательский удар меча, нацеленный в шею. Не потеряй девчонка сознания, он бы, наверное, сбил солдата с ног, вырвал оружие и поинтересовался, какая моча ударила тому в голову. А тут, не раздумывая, нанес удар в живот, пропарывая закаленным ножом кольчугу. И лишь потом поднял взгляд.
Солдат, продавший ему девочку, выронил меч и схватился за руку Дмитрия. Зрачки расширились от боли.
Дмитрий вырвал нож и ударил еще раз – почти снизу вверх, прямо в перекошенный рот, кроша зубы. Раздался громкий щелчок: пятидесятисантиметровое лезвие пробило черепную кость на затылке. И шлем. Солдат конвульсивно дернулся и обвис. Дмитрий стряхнул труп с клинка и воткнул нож в землю, счищая налипшие кровь и мозг.
Второй удар, каким бы жестоким он ни выглядел со стороны, был всего лишь актом милосердия. Рана в живот – смертельна, а тут все мучения обрываются разом.
Девчонка все еще лежала в обмороке. Дмитрий поднялся и обвел хмурым взглядом свидетелей. Из пятерки в синих мундирах вышел вперед один.
– Я Музафар-бахадур. Ты убил моего родича. Я убью тебя, Гуль, знай это. Я не боюсь твоей силы.
– Он напал, – сказал Дмитрий. – Я убил его. Нападешь ты – убью тебя. Знай это.
– Я хочу забрать тело.
– Бери.
Обошлось без каверз. “Синие” подняли мертвого товарища и ушли. Остался только солдат в красном мундире. Он подбежал к Дмитрию.
– Здорово ты его, – сказал он. – У тебя что, глаза на спине? Научишь?
Дмитрий не ответил. Он поднял бесчувственную девочку на руки и понес туда, где лежал мертвый десятник. Солдат побежал следом. Дмитрий положил девочку рядом с Мансуром. Разорванное платье разошлось, открыв выпуклый живот цвета молочного шоколада и темный треугольник волос на лобке.
У него вдруг слегка закружилась голова. Не отрываясь, Дмитрий смотрел на тело девочки, ее уже вполне оформившуюся, налившуюся упругой плотью грудь, которая выглядывала из-под обрывков платья. В себя его привел смешок за спиной.
– Чего смотришь? – спросил солдат. – Ты же ее купил!
Дмитрий медленно повернул голову к непрошеному советчику. Солдат поперхнулся и отступил на шаг.
– Ты чего, а… – промямлил он.
Дмитрий вздохнул, остывая, поднял девочку и взвалил на плечо. Прихватил труп Мансура за ворот кольчуги и примерился.
– Помочь? – участливо осведомился солдат, все еще маячивший рядом.
– Нет, – отрезал Дмитрий.
Он забросил мертвеца на другое плечо и пошел из крепости, неся единственную свою добычу – мертвого десятника и купленную девчонку.
Мансура он похоронил неподалеку от лагеря, выкопав яму тем же ножом, которым убил солдата. Снял с десятника пробитую кольчугу, наручи и оружие, а затем спихнул тело в неглубокую яму. Сложил мертвые руки ун-баши на груди и произнес надгробное слово:
– Прощай, отморозок…
Завалив покойника землей, Дмитрий принес с десяток крупных камней и навалил на могилу невысокой пирамидой. В лагере он скажет, где лежит мертвое тело Мансура, чтобы сородичи ун-баши могли похоронить его по своему обычаю.
Девчонка пришла в себя и теперь ужом елозила по земле, пытаясь скинуть веревки – Дмитрий связал ее, справедливо полагая, что первым делом пленница, очнувшись, попытается удрать. И тем самым огребет полный комплект приключений на свою округлую девичью задницу.
Он повернулся к ней. Та разом замерла, притворяясь, будто все еще без сознания. Дмитрий смотрел на нее и решал: может, и вправду отвести подальше от лагеря, а там развязать и дать хорошего шлепка, чтоб бежала быстрее. Только куда? Позади за войском не осталось ничего живого – словно гигантская саранча прошла. Что с ней будет? Уйти вместе с ней? Дезертировать… Случаи дезертирства уже бывали. Он представил себе, как они вместе с девчонкой уходят подальше в горы.
Нет. Это все глупость. Она удерет при первой же возможности. Господи, зачем он только вмешался? Ну, стиснул бы зубы, отвернулся, взял покойника и ушел. Не она первая, не она последняя…
Дмитрий заметил, что девчонка косится на него сквозь длинные ресницы. И это его разозлило. Наклонился, схватил за плечи и рывком поднял – она вскрикнула и забилась в руках. Разозлившись, он тряхнул ее за плечи и заорал:
– Перестань лягаться! Ничего ты не понимаешь, дура средневековая! Вы же здесь еще не люди, а болванки: режете друг друга, как баранов, себя даете резать, как бараны… Я другой, понимаешь ты! Из другого времени! Мне-то куда здесь деваться? Мне…
Он осекся. Что толку орать – да еще по-русски? Да и по-здешнему орал бы – все равно не поймет. Темнота средневековая… Думает небось, что земля плоская. Если в ее чернявой головке вообще появляются подобные мысли.
- Предыдущая
- 19/76
- Следующая
