Провалившийся в прошлое - Абердин Александр М. - Страница 57
- Предыдущая
- 57/72
- Следующая
Так, постепенно, за каких-то три недели все ученики Митяя Олеговича, так теперь они стали его звать-величать по требованию Тани, полностью включились в работу, а сам он прошёл через ещё один этап своего ведловского развития. Правда, это стоило ему десяти дней воздержания и ночёвки в лесу, рядом с тем костерком, у которого он и Таня всю ночь разговаривали глазами через огонь. Результат был налицо. Юная, но уже очень умелая, знающая и могущественная ведла совершенно непостижимым для него образом открыла Митяю душу этого мира и соединила его с природой тысячами прочных, постоянно вибрирующих струн. В Митяе в эту таинственную, мистическую ночь что-то переменилось, но самое главное, в нём словно бы ожила память предков, трудяг и пахарей во все века. Он не мог описать этого словами и перевести на язык формул, но зато принялся постигать одну за другой множество истин – и для него тоже наступил период обучения длиной во всю будущую жизнь.
Митяй понял главное. Он попал как раз в ту самую эпоху, когда юному человечеству больше всего был нужен Учитель, обладающий большим багажом знаний. Правда, теперь он стал несколько иначе относиться к своему провалу во времени и понимать, что это не было случайностью. На радостях он установил следующий распорядок дня: шесть утра – подъём и аврал, связанный с кормлением скота, до семи утра, а также гигиенические процедуры и приготовление завтрака; в семь утра – завтрак и приятные разговоры до начала работы; в восемь утра все уже находились на своих местах и трудились до часу дня; в час дня – перекусон на рабочем месте, короткий отдых и ещё четыре часа работы в цехах, причём последний час, по сигналу колокола со смотровой башни, все занимались приборкой в мастерских и подготовкой к завтрашнему рабочему дню. После этого с пяти часов вечера всем давался час на то, чтобы помыться, и они собирались в угловой комнате на втором этаже; в шесть часов начинались занятия, и до восьми утра алары учили русский язык в его устном и письменном виде, а также получали другие знания. В восемь вечера они ужинали, и для всех наступали бы счастливые часы отдыха, но ученики, не зная, чем занять себя до отбоя, то есть до десяти вечера, приставали к Митяю, и он по часу-полтора учил их изготавливать украшения, вязать, шить и знакомил с прочими премудростями, до которых так были охочи его ученики.
Иногда в производственных процессах наступало такое время, что делать было нечего. Тогда Митяй устраивал всякого рода авралы. Так, навалившись всем скопом на огород, они в три дня выкопали всю картошку, сахарную свёклу и топинамбур. Для того чтобы потом не пожалеть о каждой потерянной минуте, двенадцать дней круглосуточно шла сладкая охота. На вахту регулярно заступали два человека, все, кроме Тани. В четырёх новеньких больших чугунных котлах запаривались помытые и очищенные от кожуры корнеплоды сахарной свёклы, а затем из них с помощью пресса в большой новой давильне выдавливался коричневатый сахарный сироп. Его пропускали через три фильтра – угольный, из жженых костей и кварцевого песка, после чего уваривали в громадном трёхсотлитровом котле, нагреваемом паром, и отливали из него сахарные головы. Сахара получилось много, почти шесть тонн, так что наступила сладкая жизнь.
Уже через месяц все мастера имели не только удобную, прочную рабочую одежду и обувь, но и щеголяли в обновках куда покраше, а физиономии всех трёх кожемяк походили своим сиянием на тульские самовары, и они уже стали загадочно говорить о новой зимней одежде, которая всех удивит.
Митяй челноком сновал из одной мастерской в другую, продолжая свою бесконечную лекцию и одновременно с этим занимаясь теми делами, которые были пока что не по зубам его ученикам, хотя с каждым из них он не раз и не два по часу, а то и по два разговаривал глазами. Пока что днём и без костра, но именно так, как его научила Таня. Митяй назвал этот процесс раскрытием сверхчувственного восприятия, и эта процедура давала просто феноменальные результаты. Чистый, словно лист бумаги, мозг этих парней, не засранный всяческой враждебной и совершенно ненужной человеку информацией, начинал впитывать знания, словно пересушенная губка. Но вместе с этим Митяй ведь и сам всё лучше и лучше овладевал техникой ведловского слова, и потому обучение шло вперёд семимильными шагами. Особенно тогда, когда его ученики имели возможность подержать что-то в руках и попробовать на зуб. Всякие отвлечённые знания отскакивали от них, словно горох от стенки.
И вот тут-то Митяй очень скоро сообразил, что в сознании каждого человека, вставшего на путь ведловства, а все пятнадцать его учеников могли по нему следовать, автоматически устанавливаются фильтры истины, через которые было просто невозможно втюхать даже начинающему ведлу лживую информацию. Его мозг воспринимал только строгие научные факты, напрочь отвергая все домыслы. Инстинктивно, на каком-то чуть ли не космическом, а может быть, субатомном уровне любая информация фильтровалась, и в мозг ученика поступала только та, которая либо проверялась человечеством веками, либо нарабатывалась Учёными с большой буквы. Всякая туфта попросту отсеивалась, как никому не нужный хлам. Странно, но, когда Митяй рассказал своим ученикам об астрологии и нумерологии, те с ходу всё схавали, а обычно молчаливый и немного сумрачный Тимофей, который быстрее обоих своих друзей прогрессировал в кожевенно-меховой мастерской, задумчиво сказал:
– Я так думаю, Митяй Олегович, ежели капусту нужно солить в новолуние, то в новолуние и шкуры надо загружать в чаны, а не заталкивать их туда когда ни попадя.
Куда большее потрясение испытал Митяй тогда, когда пришёл в литейку с одним-единственным желанием – сварить из того, что есть, действительно хорошую сталь. Кузнецы тем временем уже вовсю стучали молотками, а горн с утра и до вечера полыхал огнём. Ведл-маталлург начал с того, что подправил футеровку и поменял газовую горелку, установив новую, с регулируемым факелом. После этого отобрал чугунные чушки, заложил их в плавильный тигель и, как сомнамбула, принялся плавить чугун, то и дело подбрасывая в тигель минералы, содержащие в своём составе нужные присадки, а также разнообразные флюсы, в том числе даже кварцевый песок, самую обыкновенную глину и древесную золу, отчего на поверхности расплавленного чугуна образовался почти десятисантиметровый слой расплавленного шлака. Он слил шлак и продолжил варить сталь, при этом чуть ли не бросая в бешено ревущее пламя бензиновой горелки укроп и петрушку. Ну а потом, шестым чувством угадав, что сталь готова, принялся разливать её по земляным и огнеупорным формам, изготовленным по моделям, причём литейную землю он тоже изготавливал по разным рецептам. Собственно, чудеса начались позднее, когда Митяй прокатал отлитые для пил полосы стали, насёк зубья, закалил их, наточил и установил на доведённую до ума пилораму. Пилы без напряга пилили любую древесину и вообще не садились и не теряли остроты зубьев. Ха-ха-ха, не будучи Амосовым, Митяй сумел сварить сталь ничуть не хуже булата, и главный прикол заключался в том, что он все эти шесть часов сорок две минуты постоянно контролировал плавку и даже, более того, само кристаллообразование в формах с учётом последующей обработки заготовок вальцами и кузнечными молотами и потому получил такую сталь, что и сам обалдел. Выкованным из этой стали охотничьим оружием Митяй запросто разрубал сантиметровый квадратный пруток, и на лезвии не оставалось зазубрин.
Куда более смешная история случилась в гараже, который он превратил в маленькую стекольную мастерскую и химическую лабораторию. Вместе с двумя бравыми алхимиками-стеклодувами, Владимиром и Романом, парнями с бешено горящими глазами, он сложил две печи для варки стекла, изготовил три перегонных куба и установил хорошую вытяжку. На новое строительство времени у них пока что не было. Стекло они сварили быстро, причём кварцевое, отличного качества, после чего Митяй и два стеклодува выдули первые химические сосуды, и ведл-химик сразу же приступил к выпариванию калиевой селитры, растворив собранный в лесостепи субстрат в десяти тридцатилитровых широкогорлых стеклянных ёмкостях. В полученный коричневато-бурый раствор, в который Митяй с потрясающей его самого лёгкостью проникал ведловским взглядом, как до этого глядя на расплавленный металл, чувствовал его душу, он засыпал строго определённое количество золы, чтобы осадить азотнокислые соединения магния и кальция.
- Предыдущая
- 57/72
- Следующая
