Мозг - Кук Робин - Страница 11
- Предыдущая
- 11/54
- Следующая
— Отнести пленки обратно в операционную?
Филипс покачал головой. — Нет, отнесу сам. Хочу поговорить с Маннергеймом. Я возьму и некоторые старые снимки. Меня немного беспокоит положение этой задней церебральной артерии. — Филипс собрал снимки и направился к двери.
Хотя в операционной 21 восстановилось подобие нормальной обстановки, Маннергейма случившееся привело в ярость. Даже присутствие иностранных визитеров не умерило его гнева. Наибольшим оскорблениям подверглись Ньюмен и Лоури. Маннергейм как будто считал, что они сделали все преднамеренно.
Он начал височную лобэктомию, как только Ранад подверг Лизу общей эндотрахеальной анестезии. Сразу после лизиного припадка возникла некоторая паника, но все действовали превосходно. Маннергейму удалось схватить ее дико размахивающую руку и не допустить новых увечий. Настоящим героем оказался Ранад: он среагировал мгновенно и ввел усыпляющую дозу — сто пятьдесят миллиграммов тиопентала-4, а затем мышечный парализатор дтубокурарин. Эти препараты не только погрузили Лизу в сон, но и остановили припадок. Всего за несколько минут Ранад вставил интубационную трубку, подал через нее окись азота и установил контрольные приборы.
Тем временем Ньюмен извлек два непреднамеренно глубоко погруженные электрода, а Лоури снял остальные поверхностные электроды.
Лоури наложил на открытый мозг влажную ткань и прикрыл все стерильным полотенцем. На пациентке сменили салфетки, а врачи переоделись и сменили перчатки. Все нормализовалось, кроме настроения Маннергейма.
— Тьфу, — выдохнул Маннергейм, выпрямляясь, чтобы дать отдохнуть спине. — Лоури, если решите заниматься чем-нибудь другим, когда подрастете, — скажите мне об этом. А сейчас держите подъемники так, чтобы мне было видно. — Со своего места Лоури не мог видеть, что делает Маннергейм.
Дверь операционной открылась, и вошел Филипс со снимками.
Осторожно, — прошептала Нэнси Донован. — Наполеон в скверном настроении.
— Спасибо за предупреждение, — ответил выведенный из себя Филипс.
Как бы ни был хорош Маннергейм как хирург, все же возмутительно, что все терпят его детскую непосредственность. Он вставил снимки в аппарат, сознавая, что Маннергейм видел его. Прошло пять минут, прежде чем Филипс понял, что Маннергейм сознательно его игнорирует.
— Доктор Маннергейм! — голос Мартина перекрыл звуки кардиомонитора.
Все взоры обратились на Маннергейма, который выпрямился и повернул голову так, чтобы луч налобной лампы типа шахтерской был направлен прямо в лицо радиолога.
— Вам, возможно, неизвестно, что здесь идет операция на головном мозге и вам не следует прерывать, — произнес Маннергейм со сдерживаемой яростью.
— Вы заказывали локализационные снимки, — ответил Филипс ровным голосом, — и я считаю своим долгом обеспечить эту информацию.
— Считайте свой долг исполненным, — сказал Маннергейм , вновь обращая взгляд на расширяющийся разрез.
По существу, Филипса волновало не положение электродов, так как он знал, что они установлены идеально. Беспокоила ориентация заднего, гиппокампального электрода относительно крупной задней церебральной артерии. — Есть еще кое-что, — продолжал он. — Я...
Маннергейм вскинул голову. Луч налобной лампы прочертил стену, затем потолок, а голос его стегал, как бич. — Доктор Филипс, не могли бы вы убраться отсюда вместе с вашими снимками и дать нам возможность закончить операцию? Когда нам потребуется ваша помощь, мы вам об этом скажем.
Затем, уже нормальным голосом, он потребовал у операционной сестры штыковидные пинцеты и вновь занялся делом.
Мартин спокойно собрал снимки и вышел из операционной. В раздевалке, возвращаясь в свою обычную одежду, он старался не слишком задумываться — в его теперешнем настроении так было проще. На обратном пути в Радиологию он позволил себе поразмышлять о возникших в результате этого инцидента противоречивых чувствах. Для общения с Маннергеймом требовались такие качества, которых вряд ли можно требовать от него как от радиолога.
Он возвратился в отделение, так ничего и не решив.
— Вас ждут в кабинете ангиографии, — сообщила Хелен Уокер, когда он подошел к двери кабинета. Она встала и прошла за ним внутрь. Хелен, чрезвычайно грациозная тридцативосьмилетняя негритянка из Куинса, пять лет работала секретаршей Филипса. У них были отличные рабочие отношения. Мысль о том, что она когда-либо уйдет, приводила Филипса в ужас — как всякая хорошая секретарша, она была необходима для ведения повседневных дел Филипса. Даже его нынешний гардероб был результатом ее усилий. Он и до сих пор не снял бы мешковатую одежку времен учебы в колледже, если бы Хелен не вынудила Филипса встретиться с ней воскресным днем в магазине Блумингдейла.
В результате этой встречи возник новый Филипс, современный облегающий костюм которого хорошо гармонировал с его атлетической фигурой.
Филипс сунул маннергеймовские снимки на стол, где они слились с общей массой других снимков, газет, журналов и книг. Этого единственного места Филипс запретил Хелен касаться. Не важно, как стол выглядит, зато известно, где что лежит.
Хелен стояла позади него, читая множество сообщений, с которыми она считала себя обязанной его ознакомить. Звонил доктор Риз по поводу компьютерной томографии своего пациента; рентгеновская установка во втором кабинете ангиографии налажена и действует нормально; из кабинета неотложной помощи сообщили, что ждут пациента с серьезной травмой головы и потребуется срочная томография. Поток был бесконечен и обычен. Филипс велел ей всем этим заняться, что она и собиралась все равно сделать; Хелен ушла к себе.
Филипс снял белый халат и надел просвинцованный фартук, которым пользовался для защиты от облучения при некоторых рентгеновских процедурах.
Выцветшую надпись «Супермен» не удавалось вывести никакими средствами. Два года назад ее сделали приятели из Нейрорадиологии. Филипс знал, что в это вложено чувство уважения, и надпись не вызывала у него раздражения.
Уже собираясь выйти, он окинул взглядом поверхность стола, чтобы насладиться видом программной кассеты и убедиться, что новость Майклза не плод фантазии. Не увидев кассеты, Мартин подошел и порылся в самых свежих слоях завалов. Кассета оказалась под маннергеймовскими снимками. Филипс двинулся к двери, но вновь остановился. Он взял кассету и последний боковой снимок черепа Лизы Марино. Крикнув через открытую дверь Хелен, что сию минуту будет в кабинете ангиографии, он подошел к рабочему столу.
Просвинцованный фартук был снят и повешен на стул. Глядя на уже обсчитанный прототип, он с сомнением думал, как это все будет в действительности работать. Мартин поднял сделанные в операционной снимки Лизы Марино и посмотрел их на свет, идущий от экранов. Силуэты электродов его не интересовали и он мысленно удалил их. Ему важно было знать, что скажет по поводу краниотомии компьютер. Филипс знал, что в программу эта операция не закладывалась.
Он щелкнул выключателем центрального процессора. Зажглась красная лампочка, и он медленно стал вставлять кассету. Едва кассета была вдвинута на три четверти, как машина вцепилась и проглотила ее, как голодный пес. Сразу ожила пишущая машинка. Филипс подвинулся и стал читать выдаваемое ею.
— Привет! Я Радиолог, Череп 1. Введите имя пациента.
Филипс настукал двумя пальцами «Лиза Марино» и ввел.
— Спасибо. Введите нынешние жалобы.
Филипс напечатал «нарушения, связанные с припадками» и тоже ввел.
— Спасибо. Введите соответствующую клиническую информацию.
Филипс напечатал: «Женщина 21 года, в течение 1 года эпилепсия, связанная с височной долей».
— Спасибо. Вставьте снимок в лазерный сканер.
Мартин подошел к сканеру. Ролики в приемной щели двигались. Он осторожно вставил снимок, держа его эмульсией вниз. Машина схватила снимок и втянула внутрь. Заработала выходная пишущая машинка. Подойдя, он прочел:
«Спасибо. Выпейте чашечку кофе.» Филипс улыбнулся. Чувство юмора Майклза проявляется самым непредвиденным образом.
- Предыдущая
- 11/54
- Следующая
