Кома - Кук Робин - Страница 22
- Предыдущая
- 22/79
- Следующая
– ЭЭГ?! – с ужасом спросила Сьюзен. – Вы думаете, с ним то же, что и с больной там, в БИТе? – ее взгляд переходил с Бермана на Гарриса и Беллоуза.
– О какой больной идет речь? – спросил Гаррис, беря в руки лист анестезии.
– Осложнение после диагностического выскабливания, – ответил Беллоуз. – Вы помните, восемь дней назад, девушка двадцати трех лет.
– А-а, я надеюсь, нет, – сказал Гаррис, – но начало очень напоминает тот случай.
– А какая была анестезия? – задал вопрос Беллоуз, приподнимая правое веко Бермана и заглядывая в огромный зрачок.
– Нейролептоанальгезия с закисью, – ответил Гаррис. – А девушка была на галотане. Если клинически эти случаи будут идентичны, то наркотик не при чем, – Гаррис посмотрел в лист анестезии и обратился к Гудмену. – А зачем вы дали ему дополнительно кубик инновара к концу операции, Норман?
Доктор Гудмен не отреагировал, и Гаррис повторил вопрос.
– Больной начал приходить в сознание, – ответил Гудмен, выходя из состояния ступора.
– Но почему инновар так поздно? Не благоразумней ли было обойтись фентанилом?
– Наверно. Да, я должен был использовать один фентанил. Но инновар был под рукой, и я использовал только один миллилитр.
– Неужели ничего нельзя сделать? – спросила Сьюзен с отчаянием в голосе. В ее памяти мелькали обрывки воспоминаний о Нэнси Гринли и Бермане во время их беседы в 503-й палате. Она отчетливо вспомнила переполнявшую его жизнь и никак не могла совместить это с восковой безжизненной фигурой на каталке.
– Все, что было возможно, уже сделано, – категорично сказал Гаррис, возвращая лист анестезии Гудмену. – Все, что можно сделать теперь, это ждать, восстановятся ли хоть какие-нибудь функции головного мозга. Но его зрачки сильно расширены, это плохой прогностический признак, позволяющий предположить смерть мозга.
Сьюзен почувствовала, как земля уходит из-под ее ног. Она вздрогнула, ощущение пропало, но в голове осталась звенящая пустота. Ею овладело отчаяние.
– Ну это слишком! – внезапно разразилась она эмоциями. Ее голос дрожал. – Здоровый молодой мужчина после пустяковой операции на ноге стал как... как растение, овощ. Боже мой, так не может продолжаться. Двое таких молодых людей, и меньше, чем за две недели? Риск анестезии слишком велик. Почему главный анестезиолог не закроет отделение? Здесь что-то не так! Как это разрешают?!
Глаза Роберта Гарриса суживались, пока Сьюзен говорила. Наконец, он резко оборвал ее. Рот Беллоуза открылся от испуга.
– Случайно именно я являюсь главным анестезиологом, молодая леди. А кто, с позволения сказать, вы?
Сьюзен открыла было рот, но Беллоуз нервно перебил ее:
– Это Сьюзен Уилер, доктор Гаррис, студентка третьего курса, у нее сейчас цикл по хирургии, и... мы только хотели взять кровь на анализ газов и уйти, – Беллоуз возобновил свои труды над кистью Бермана, быстро водя по ней губкой, пропитанной спиртом.
– Мисс Уилер, – продолжил Гаррис снисходительно, – ваши эмоции здесь неуместны и только мешают работать. Все, в чем мы действительно нуждаемся в таких случаях, это в установлении причины случившегося. Я уже сказал доктору Беллоузу, что наркотические агенты были различны при этих двух операциях. Анестезия была практически безупречной, кроме небольшого огреха. Короче говоря, оба этих случая являются практически неотвратимыми заранее, идиопатическимн реакциями на сочетание анестезии и оперативного вмешательства. И необходимо научиться определять возможность такой реакции у конкретных больных заблаговременно, чтобы предупреждать развитие подобного рода трагических исходов. Осуждать технику анестезии со стороны и, таким образом, лишать нуждающихся в хирургическом вмешательстве больных возможности лечиться было бы гораздо хуже, чем смириться с определенным минимальным риском анестезии. Что...
– Два случая за восемь дней едва ли можно назвать минимальным риском, – запальчиво прервала его Сьюзен.
Беллоуз пытался сделать Сьюзен страшные глаза, но она не смотрела на него, а, уставясь на Гарриса, изливалась в страстном протесте.
– Сколько подобных случаев было за последний год? – спросила она.
Глаза Гарриса несколько секунд буравили лицо Сьюзен, прежде чем он начал говорить:
– Я вдруг подумал, что эта беседа очень напоминает перекрестный допрос; в этом случае она не может продолжаться, как бесплодная и нестерпимая.
Не ожидая ответа, Гаррис прошел мимо Сьюзен и направился к выходу.
Сьюзен повернулась вслед за ним. Беллоуз ухватил ее за правую руку и попытался заставить замолчать. Сьюзен отмахнулась от него и закричала в спину Гарриса:
– Я не хочу показаться дерзкой, но мне кажется, что все равно здесь нужно, чтоб хоть кто-то начал задавать вопросы и что-то делать!
Гаррис внезапно остановился, отойдя метра на три от Сьюзен, и очень медленно повернулся к ней. Беллоуз крепко зажмурился, как будто ждал, что его сейчас стукнут по голове.
– Я предполагаю, что самая подходящая кандидатура – студентка медицинской школы. К вашему сведению, на случай, если вы собираетесь нас погонять с кнутом, скажу, что было шесть подобных случаев за последние несколько лет. А сейчас, с вашего разрешения, меня ждет работа.
Он снова повернулся и пошел дальше.
– Интересно, а ваши эмоции помогают вам работать? – снова воскликнула Сьюзен.
Беллоуз, чтобы устоять на ногах, оперся о каталку. Гаррис остановился, но не повернулся к ней и ничего не ответил, затем быстро пошел к двери, пинком открыл ее и исчез.
Беллоуз схватился руками за голову.
– Тысяча чертей, Сьюзен, что ты хочешь добиться, это же профессиональное самоубийство! – Беллоуз подошел к ней и повернул ее к себе. – Это же был Роберт Гаррис, главный анестезиолог! Боже мой!
Он в третий раз принялся за свои приготовления, действуя быстрыми нервными движениями.
– Знай, что уже просто мое присутствие при том, что ты выделывала, поставило меня в очень неприятное положение. Ну какого черта ты стала сыпать обвинениями? – Беллоуз нащупал лучевую артерию и воткнул иглу в кожу чуть пониже большого пальца на запястье Бермана. – Мне придется сочинить Старку какую-нибудь благовидную историю прежде, чем до него дойдут сплетни. Сьюзен, зачем тебе понадобилось доводить его до исступления? Ты же не имеешь ни малейшего представления о порядках здесь, в больнице.
Сьюзен наблюдала, как Беллоуз делает артериальный укол. При этом она тщательно старалась не смотреть на изможденное лицо Бермана. Шприц начал заполняться кровью очень яркого красного цвета.
– Он сам дошел до исступления, потому, что сам хотел. Я думаю, что я не сказала ничего особенного, если не считать последнего вопроса, но он заслужил его.
Беллоуз ничего не ответил.
– Во всяком случае, я не хотела его разозлить... Ну, может быть, это получилось само собой, – она подумала немного, – ты знаешь, я разговаривала с этим больным только час назад. Это к нему меня вызвали из БИТа. В это просто нельзя поверить, он же был совершенно нормальный, здоровый. И... я... мы поговорили, я почувствовала, как будто давно его знаю. Я ощутила к нему расположение. Вот что доводит меня до исступления, вгоняет в дикую тоску. А отношение Гарриса к этому еще ухудшило настроение.
Беллоуз отозвался не сразу. Он поискал на лотке колпачок для шприца.
– Ничего не говори мне больше, – наконец, сказал он. – Я ничего не хочу больше слышать. На, подержи шприц, – он отдал Сьюзен шприц и приготовил ванночку со льдом. – Сьюзен, я боюсь, ты станешь для меня здесь истинным несчастьем. Ты еще не знаешь, как кто-нибудь вроде Гарриса может размазать тебя по столу. Давай, придави место укола.
– Марк? – позвала Сьюзен, надавливая на запястье Бермана, но глядя в глаза Беллоуза. – Ты не возражаешь, если я буду звать тебя Марк?
Беллоуз взял шприц и устроил его в ванночке со льдом.
– Я не знаю, если говорить честно.
– Марк, а что, если, допустим, эти шесть случаев – а с Берманом, если подтвердится, все семь – являются только частью случаев смерти мозга?
- Предыдущая
- 22/79
- Следующая
