Бёглер - Бабкин Михаил Александрович - Страница 19

Обещанные ар-чалхе изменения уже начались.

Отбросив платок в сторону, Дастин подошёл к коновязи – почуявшие запах свежей крови скакуны начали беспокойно всхрапывать, переступать с ноги на ногу – отвязал коней и, оседлав своего, поехал прочь от ставшего склепом питейного заведения.

Полная луна висела в ночном небе, заливая улицы посёлка мертвенно-белым светом. Безлюдные дома угрюмо взирали на проезжающего мимо всадника и скачущими за ним коней чёрными провалами окон. Встречный ветер одуряющее пах цветами, корой деревьев, дорожной пылью, степной травой и, тревожно, солдатским потом вперемешку с запахом военного железа – Дастин ощущал те запахи будто породистая собака-ищейка. Но новоприобретённое свойство его не радовало, оно лишь напоминало о том, что теперь кадет не такой как все. Другой. И с каждым днём, с каждой неделей и каждым месяцем это отличие будет лишь усиливаться – до тех пор, пока Дастин или не уйдёт от людей навсегда, или они его не убьют. Потому что монстрам не место в человеческом обществе. Правда, оставалась крохотная надежда на то, что его королевская кровь как-то иначе отреагирует на Егяндин укус: может, он всё же не превратится в кровожадного чалхе?

Но то, что Дастин никогда не станет прежним, сомневаться не приходилось.

Улица, по которой ехал кадет, закончилась. Впереди простиралось бескрайнее травяное поле с широкой тропой, по которой совсем недавно, всего часа два-три тому назад, отряд юных охотников въезжал в посёлок лесорубов. И где-то здесь, поблизости, таились армейские стрелки с арбалетами – какой у них был приказ, кого они должны были уничтожить, Дастин не знал. Но выбирать не приходилось, посёлок всё равно оцеплен со всех сторон, да и дорога здесь только одна… Пришпорив коня, Дастин пригнулся, почти распластался на крупе, обхватив шею скакуна – авось повезёт, авось не заметят! Конь помчался во весь опор; рядом с ним, ведущим, скакали и остальные, ведомые, с пустыми сёдлами и притороченными к ним арбалетами погибших кадетов.

Когда в ночной тишине стих быстрый стук копыт, с тщательно замаскированных лёжек по обе стороны тропы встали двое: в касках, пятнистой амуниции и неудобных, похожих на кожаные латы, противомагических жилетах.

– Видел? – негромко спросил один у другого.

– Мёртвый кадет на лошади, – кивнул второй. – Призрак с серебряной головой. Упокой господь погибших пацанов… Ну что, капрал, поднимаем оцепление и идём зачищать посёлок от чалхе?

– Да, пора. – Капрал вытащил из-под жилета табельный свисток на цепочке, подал уставной сигнал; пронзительная трель пронеслась над посёлком, слышимая даже с другой его стороны. Поднятые сигналом арбалетчики направились к домам – оцепление было плотным, мышь не проскочит! Что уж говорить об ар-чалхе.

Тем более уже с полчаса как дохлой.

Рассвет Дастин встретил в пути: иногда пересаживаясь с коня на коня, чтобы облегчить бег уставшему скакуну, он мчался прочь от посёлка, ставшего могилой его друзьям, и от училища, начальник которого предал их. Дастин не сомневался, что афёра с охотой на несуществующего оборотня была организована при непосредственном участии генерала Матиаса. То-то он выглядел таким угрюмым, разрешая поездку в посёлок лесорубов. Хотя, возможно, на генерала серьёзно надавили, недаром же в истории замешан сам Канцлер – правда, со слов ар-чалхе Егянды… Вряд ли она лгала, какой ей в том прок.

Кадет ехал не выбирая дороги, не выясняя пути у встречных: сворачивал на перекрёстках где придётся и держал направление куда станется. Уж куда-нибудь, да приедет! В какой-нибудь город, где можно продать коней и оружие, а вырученные деньги потратить на магов-лекарей, на избавление от колдовской болезни. Или же, если она не лечится традиционными методами, то на поиск нужного способа, Егянда упоминала о нём. Каким бы тот способ ни был.

Нечастые вынужденные остановки сильно раздражали Дастина, но деваться было некуда: скакунам хоть изредка, но требовался отдых.

Ближе к полудню ездок въехал в небольшой городок. Как он назывался, где расположен, чем исторически примечателен – Дастина не интересовало, ему требовался лишь местный рынок, вернее ряды, где торгуют лошадьми. А ехать дальше (в курортный город Номольф, где, как вспомнил Дастин, проживают старые опытные маги, в том числе и известнейшие лекари) можно и на междугороднем дилижансе. Причём с куда большим комфортом, нежели верхом.

Прежде чем отправиться на рынок, надо было дать отдохнуть коням – нельзя выставлять скакунов на торги в усталом виде. И хотя денег у парня было под обрез, он всё же заехал на ближайший постоялый двор, где коней не только напоили-накормили, но и вычистили – за дополнительную плату, разумеется. Сам же Дастин обошёлся уличной водоколонкой, тщательно смыв где только можно потёки засохшей крови: сейчас, при солнечном освещении, они казались чёрными как смола. Вполне возможно, что кровь выглядела серебряной только в лунном свете, или же когда была свежей, не запёкшейся – так или иначе, но проверять эти предположения Дастин не собирался.

Арбалеты кадет удачно продал прямо там же, на постоялом дворе. Четверо проезжих горцев – в обязательных, несмотря на жару, папахах, в запылённой дорожной одежде и при кинжалах – сами обратились к Дастину с предложением о покупке оружия. Торговались недолго: парень отдал и арбалеты, и запас посеребрённых болтов к ним, подарив заодно перемётную суму сержанта Маркуса с ненужными бутылками вина. Покупатели, как водится, собрались «обмыть» совершённую сделку, тем более что и вино под рукой, но Дастин наотрез отказался – впереди предстояла продажа коней на рынке. Горцам кони не требовались, свои имелись, однако в качестве ответного подарка они со знанием дела оценили скакунов Дастина, назвав их нынешнюю рыночную стоимость. Сумма получалась знатная, потому «оценщики» настоятельно порекомендовали Дастину по продаже немедленно уезжать из города. На том и распрощались: вооружённые до зубов горцы ускакали по своим непростым горским делам, а кадет отправился на рынок.

В практике существует довольно любопытная закономерность – чем меньше город, тем популярнее у его жителей центральный рынок и кладбище. У случайно приехавшего в такой городок постороннего человека зачастую создаётся обманчивое впечатление, будто все горожане заняты только двумя наиважнейшими для них делами: торговлей и похоронами. Впрочем, иногда эти понятия весьма и весьма взаимосвязаны, особенно когда дело касается крупных сумм.

Рынок встретил Дастина шумом-гамом, бьющей по глазам пестротой красок и лавиной запахов.

Зычно кричали продавцы, расхваливая свой разложенный на прилавках товар; азартно торговались покупатели, верно ожидающие, что их непременно обманут; там и тут играли на скрипках, гитарах и гармошках бродячие музыканты. Единственно кто не шумел – скользящие в толпе жуликоватого вида личности, не интересующиеся куплей-продажей и занятые несколько иного вида промыслом.

Полотняные навесы над прилавками были раскрашены в разный цвет, издали напоминая весёлую калейдоскопную картинку. А запахи от жарящихся пирожков, булочек, сосисок и приправленного жгучими специями мяса могли вызвать приступ острого аппетита даже у объевшегося обжоры, не говоря уже о изголодавшем кадете.

Дастин недовольно поморщился: базарный шум, яркие цвета и особенно резкие запахи подействовали на него одуряющее. Того и гляди сознание потеряешь, особенно после бессонной, голодной ночи! Купив у первого встречного продавца полдюжины пирожков с мясом, парень отправился продавать коней.

Площадка для торговли лошадьми находилась сразу за входом на рынок: выставленная на торги пара крестьянских лошадок, тощих и заморенных, мало кого интересовала. Потому четвёрка свежих коней вызвала у покупателей живейший интерес, но предложенные суммы были далеки до назначенной горцами цены. А отдавать скакунов по дешёвке Дастин, разумеется, не хотел. В конце концов покупатели, видя что кадет знает стоимость своего товара, на время отстали от парня: торговый день ещё не закончился, пускай постоит на жаре, помается, а к закрытию рынка, глядишь, станет гораздо сговорчивее. Так, наверное, и случилось бы, если б не цыгане.