Том 5. Литургия мне - Сологуб Федор Кузьмич "Тетерников" - Страница 55

Михаил. Это еще не совсем решено.

Сухов. Толкуйте! Напрасно вы так скромничаете. Я очень рад за вас. Разопьем шампанского.

Михаил. Я хочу сказать, что у меня совсем нет желания взять это место. Вернее, что я откажусь.

Сухов (спрашивает с легкою насмешкою). По принципу?

Михаил (отвечает спокойно). У меня так много дела. Не стоит мне брать на себя занятия административные. Мне канцелярская деятельность не по вкусу. Я только люблю строить.

Сухов (смотрит на него, снисходительно усмехаясь, и говорит). Право, позавидуешь вам, Михаил Алексеевич. Все у вас еще впереди, и в то же время вы на вершине силы. Все возможности открыты перед вами.

Михаил (рассеянно). А вы, Владимир Павлович?

Сухов. А я? Что ж, я счастлив. Но моя жизнь уже сделана, уже я собираю осенние плоды, мирно и успокоенно, и почти механически подвигаюсь вперед.

Михаил. И этим вы счастливы?

Сухов. Да. Я счастлив так, что даже побаиваться начинаю.

Михаил. Чего же вам бояться?

Сухов. Как Поликрат, я бы перстень выбросил судьбе в жадную пасть моря, да боюсь, отдаст, вернет. Но я утешен тем, что со мною рука об руку идет верная подруга жизни. Пора и вам избрать себе жену по сердцу.

Михаил (отвечает, загадочно улыбаясь). Мой выбор уже сделан.

Сухов. Лилит? Мы как-то несерьезно смотрим на эту связь. Она к вам не подходит. Вы — человек живого дела и трезвого ума, она — экзальтированная мечтательница. Все равно, рано или поздно вам придется с нею расстаться.

Михаил. Так вы советуете мне теперь же оставить Лилит?

Сухов. Она слишком странная. Она молчит, когда надо что-нибудь сказать, или говорит что-то непонятное. Когда все вокруг нее смеются, она даже не улыбнется. Это хорошо было в детские годы, а теперь дико очень.

Михаил. Теперь она не рисует карикатур.

Сухов. Да, но ведь я не потому.

Михаил. А если я все еще люблю Екатерину Константиновну?

Сухов (смеется и говорит). А вы, Михаил Алексеевич, еще не забыли этой юношеской истории?

Михаил. Иногда мы все возвращаемся к прежним годам и вспоминаем. Верное же сердце и не забывает первой любви. Я не забыл. (Встает, протягивает руку Сухову и говорит.)Теперь мне пора. Прощайте, Владимир Павлович.

Сухов. Вы очень торопитесь, Михаил Алексеевич. Посидели бы. Катя сейчас выйдет.

Михаил. Простите, не могу. Мой привет Екатерине Константиновне.

Сухов. Буду рад навестить вас на днях.

Михаил уходит. Сухов провожает его.

Катя возвращается. Прислушивается к их голосам. Стоит неподвижная посредине комнаты, и опять только бледность лица и движение рук выдают ее волнение.

Входит Сухов и говорит ей улыбаясь:

— Загордился наш строитель Сольнес.

Катя (вспыхивая, говорит с неожиданною страстностью). Ему есть чем гордиться!

Сухов (внимательно смотрит на нее и говорит). Я не понимаю, Катя, ты стала какою-то нервною и беспокойною.

Катя. Да? Ты находишь? (Она говорит это очень рассеянно, и кажется, что она думает о чем-то другом, что не выходит у нее из головы.)

Сухов. Меня это беспокоит очень, Катя. Может быть, тебе сегодня…

Он хочет сказать: нездоровится, но Катя нервно перебивает его и говорит быстро и сухо:

— Чем же ты недоволен? Чего я не сделала? Я родила тебе мальчика и девочку. Я продолжила твой род.

Сухов. Катя, отчего ты говоришь со мной так холодно?

Катя (старается подавить свое волнение и принужденно-спокойным голосом говорит). Так холодно? Нет, я этого не хотела. Я не хотела сказать тебе неприятное.

Сухов. Не хотела, конечно. Я тебе верю. А остальное, — я знаю, что моя славная, милая женушка любит пофилософствовать. Но это не мешает ей быть превосходною хозяйкою.

Катя. Конечно, я это и хотела сказать.

Сухов. Ты — моя милая, славная женка. (Он подходит к ней и хочет поцеловать ее руку.)

Катя (быстро отходит от него и говорит решительно). Все это кончилось, и я напоминаю тебе наш: договор, тогда, перед свадьбою.

Сухов (останавливается ошеломленный посредине комнаты и говорит). Что ты говоришь, Катя?

Катя. Я была тебе верною женою. Теперь довольно с меня. Я люблю Михаила и ухожу к нему.

Сухов. Катя, Катя, что же ты со мною делаешь?

Катя. Я тебя не люблю. Как же я могу жить с тобою?

Сухов. А эти восемь лет? Ведь ты же меня любила?

Катя. Что же я в этом понимаю? Что я могла понять?

Сухов. Кажется, непонятного мало.

Катя. Как слепая бабочка… Ах, да я же вам говорила, что не люблю вас.

Сухов. Катя, мне больно.

Катя. Зачем же вы меня брали? Я вас не обманывала.

Сухов. Я думал, что это было только детское увлечение. Я думал, что с годами это пройдет.

Катя. «Любовь одна, как смерть одна».

Сухов. Притом же он сошелся с другою.

Катя. Он любит только меня.

Сухов (спрашивает гневно). А эта несчастная дурочка Лилит была для вас только ширмою?

Катя. Удел слабых — обманывать и таиться. У каждого есть своя пора слабости и своя пора силы.

Сухов. Так внезапно… Я совсем подавлен всем этим, что ты мне сказала.

Катя. Ты знал, что я тебя не люблю. Я не скрывала.

Сухов. Ты — подлая. Ты ограбила мою душу!

Катя. Ты сам этого захотел. Я тебе говорила…

Сухов. Долгие годы ты играла комедию. Подлая, подлая! Ты взяла у меня все, а когда твой любовник разбогател, ты идешь к нему. Подлая, подлая!

Катя. Ты дал мне слово, что отпустишь меня.

Сухов. Я так верил в тебя!

Катя. Вернее, в себя. В свою силу, в свою власть. Верил во власть традиционных слов и понятий.

Сухов. Я верил в тебя, потому что восемь лет подряд ты обманывала меня. Так искусно ты притворялась любящею женою! Какая низость!

Катя. Ты прав, я виновата, — пусть так, но ведь это же ровно ничего не меняет в нашем положении.

Сухов. Где же у вас правда, где совесть? Где ваши принципы?

Катя. Не ты ли сам любил повторять: кто силен, тот и прав? О какой же правде теперь ты говоришь? Не ты ли сам смеялся над принципами Чернецовых? О каких же принципах теперь ты заботишься? Ты пожинаешь то, что сеял.

Сухов. Как злобно, как язвительно говоришь ты со мною!

Катя. Прости. Нет, я не хочу говорить злые слова. Но я должна от тебя уйти. Прощай. (Уходит.)

Конец четвертого действия.

Комната третьего действия. Ясный день. Торжественно и печально.

Лилит, одетая, как в третьем действии, и Чернецов. Дым его папиросы как-то странно соответствует черному хитону Лилит.

Чернецов. Куда же ты теперь пойдешь, Лилит?

Лилит (не слушая его и словно продолжая, говорит). Вот и пришло время, когда мне надо отойти, уйти. Здесь, около человека, я, лунная сказка, веселая немножко, но больше грустная, тихо и редко смеющаяся и вовсе не проливающая слез, я, бедная Лилит, провела мои восемь лет и ухожу в лазурную тишину моей пустыни.

Чернецов. Куда же ты пойдешь, Лилит?

Лилит. Куда-нибудь. Что же, мой срок прошел. Ах, опять для меня повторилась моя старая, старая история любви! В раю первозданном к первому человеку, созданному Богом, пришла, из ночных его грез возникшая, прекрасная, тихая Лилит, я. Дни первой, лунной Лилит проходят скоро, — и приходит вторая, законная, вечная жена Ева к своему Адаму.