Карми - Кублицкая Инна - Страница 13

• Предыдущая
• 13/144
• Следующая

«Аи да Руттул! — восхитился Стенхе. — Как он меня… Умеет!»

— Так, — улыбнулся Руттул. — С этим вопросом покончили. А теперь скажи, как бы ты отнесся к тому, что я собираюсь поселить принцессу не в Тавине, а в низовьях Вэнгэ?

— Тавин, говорят, место здоровое, — задумчиво сказал Стенхе.

— Но все-таки это город, и довольно большой город, — возразил Руттул. — И здесь бывают и холера, и оспа, и другие поветрия…

— В загородном имении, конечно, лучше будет, — закончил его мысль Стенхе.

Они улыбнулись друг другу. Положительно, они понимали один другого с полуслова. «О-ой, друг мой Стенхе, — подумал хокарэм. — Что же дальше будет?»

— Вероятно, ты захочешь заранее осмотреть все сам, — проговорил Руттул. — Но это, я думаю, чуть позже, когда утрясется отъезд свиты в Майяр.

Стенхе поклонился.

— А теперь, — голос Руттула стал почти неуловимо тверже,. Стенхе насторожился, — теперь объясни, почему Высочайшему Союзу захотелось выдать за меня эту девочку? Я пригляделся к ней: не хромая, не горбатая, не дурочка… В чем же дело? Какой в ней изъян? Я хочу знать заранее. Если она больна, нужно попробовать ее лечить.

Стенхе помолчал. «Вот оно, главное, ради чего Руттул вызвал меня. Вот тут уж не пошутишь…»

— Я полагаю, государь, — сказал он наконец, — что никакого особенного лечения ей не нужно. Здоровая жизнь в деревне, простые развлечения, хорошая пища, купания — и все будет в порядке, — изложил он. — Не думаю, чтобы какой-нибудь лекарь предложил лекарство лучше этого.

— А все-таки в чем дело?

— Амулет. Всего лишь амулет.

— Я думал, хокарэмы не верят в силу амулетов, — заметил Руттул.

— Вообще-то да, — подтвердил Стенхе. — Но это какая-то чертовщина объявилась, других слов не подберу. Не представляю, какие руки могли его изготовить.

— Что же это такое? — заинтересовался Руттул.

— О, на первый взгляд это совершенно невинная вещь. Всего-навсего нитка грошовых бус…

— Бусины похожи на янтарь? — живо откликнулся Руттул. — И между собой соединены железными шариками?

— Верно… — удивленно подтвердил Стенхе.

— Где же они? — нетерпеливо спросил Руттул.

— Так это твои бусы, государь, — медленно проговорил Стенхе. — Ах, пресвятые небеса, как я не додумался? Странные бусы — странный человек… — пробормотал он будто про себя.

— Где они? — повторил Руттул настойчиво.

— Прости, государь, но я их выбросил, — сокрушенно сообщил Стенхе.

— Как «выбросил»?

— Они показались мне очень опасными, — объяснил Стенхе. — Я решил, что их нужно уничтожить. Я очень сожалею, государь…

— Куда же ты их выбросил? Их можно отыскать?

— Боюсь, что нет, государь. Я перебрал несколько способов, и лучшим мне показалось бросить амулет в подземный поток в Иэрторверовой пещере. Вода утянула их в глубь горы, государь…

Руттул молчал. Потом он усмехнулся чему-то, кивнул:

— Может, так и лучше. Бусы эти довольно опасны, и надо уметь ими пользоваться.

Стенхе поклонился.

— Иди, — сказал Руттул. — Если маленькой госпоже что понадобится, приходи, не стесняйся.

Стенхе повторил поклон, на этот раз глубже, отступил в поклоне и вышел. Он миновал секретаря, вышел в коридор и коснулся ладонью кошеля, в котором лежал амулет.

Может быть, как раз его не хватало Руттулу, чтобы стать правителем всего Майяра?

Савири нарисовала на грифельной доске лошадь и поволокла доску показать Маву. Маву, ведущий на террасе нежную беседу с красивой белошвейкой, рисунок восторженно одобрил и, чтобы побыстрее отделаться, посоветовал девочке тотчас показать его Стенхе. Савири, чтоб удобнее было нести, водрузила доску на голову и отправилась во двор, где

Стенхе вел степенный разговор с Руттулом, имея темой подбор учителей для своей госпожи.

Девочка бесцеремонно вклинилась между ними:

— Смотрите, я нарисовала! Похоже, да?

Руттул согласился. Стенхе сделал замечание: некрасиво встревать в разговор старших.

— Ну-ка вернись и подойди как полагается, — строго сказал он.

— Он не сердится, — возразила Савири, ткнув пальчиком в Руттула.

Стенхе, взяв из рук девочки доску, бросил ее на землю, а саму принцессу отвел в сторону и заявил, что, если она будет нарушать приличия, он не пустит ее ужинать вместе со всеми. Есть же в одиночестве Савири не любила совершенно.

— Что я такого натворила? — уныло спросила она.

— Ты подошла, не поприветствовав господина, — начал перечислять Стенхе. — Ты не спросила, желает ли он смотреть твои рисунки, а сразу сунула нам под нос свою мазню. Ты в присутствии господина назвала его «он», а это неуважение к старшему. И тем более нельзя тыкать в господина пальцем: это для него оскорбление, и он вправе наказать тебя розгами.

Савири дернула плечом, высвобождаясь от руки Стенхе, и подбежала к Руттулу.

— Извини, пожалуйста, я вела себя неправильно, я больше не буду так… — выпалила она скороговоркой.

— Чудесно, — улыбнулся Руттул. — Я надеюсь, ты и в самом деле больше не будешь. Стенхе, — обернулся он к подошедшему хокарэму, — если госпожа принцесса еще раз сделает что-то неподобающее, не надо отчитывать уважаемую госпожу на виду у всех. О проступках надо говорить позже. Ведь взрослой принцессе ты бы не стал выговаривать при мне.

— Слушаю, господин, — неглубоко поклонился Стенхе. Савири, склонив голову к плечу, обдумывала слова Руттула.

— Это неправильно, — немного погодя заявила она. — Стенхе уже взрослый, и даже старый, а ты делаешь ему замечания вовсе не наедине.

Стенхе крякнул, сделал принцессе страшные глаза.

— Хорошее замечание, — сказал Руттул. — Надеюсь, ты не думаешь, что я хотел огорчить Стенхе?

— Не знаю, — ответила Савири. — Может быть, ты имеешь в виду, что слугам, даже если они и старше, указывать на ошибки можно всегда. Стенхе ведь слуга, правда?

Стенхе мысленно чертыхнулся. Руттул спросил:

— А другого предположения у тебя нет?

— Есть, — заявила Савири. — Ты, господин, сказал Стенхе об этом при мне, чтобы я потом помнила и делала меньше ошибок.

— Ах, святые небеса! — вздохнул Стенхе. На его взгляд, принцесса продолжала проявлять неуважение к Руттулу.

— А ему все не нравится, — сказала Савири Руттулу. — Он ворчит, ворчит…

— Неправильная лошадь, — объявил Стенхе, чтобы перевести неловкий, по его мнению, разговор на другое.

— А Маву похвалил, — возразила Савири.

— Что Маву понимает в лошадях? — спросил Стенхе в пространство.

Савири рассерженно стерла рисунок.

— Принеси-ка мел, — попросил вдруг Руттул. Савири достала мел из кармашка фартучка.

Руттул, задумавшись на мгновение, нанес на доску несколько штрихов. Савири ожидала продолжения. Стенхе внезапно проявил интерес, вглядываясь то в Руттула, то в рисунок.

— Это все? — разочарованно спросила Савири, поняв, что продолжения не будет.

— А ты не видишь? — спросил Руттул.

Савири пожала плечами. Стенхе позволил себе сказать:

— Пеший гонец.

— Стенхе! — с изумлением воскликнула девочка. — Где ты это усмотрел? Тут же всего-то три черты…

— Молодой гонец, — пояснил Стенхе. — Лет двадцати, не больше. С устным посланием. Бежать ему недалеко, не более двух лиг.

Руттул, похоже, и сам не ожидал таких глубоких изысканий.

— Объясняй, — потребовала Савири у хокарэма. — Откуда это все видно? Ладно, пусть будет бегун… Вот туловище, вот нога, вот рука… Но разве можно сказать что-то еще?

— По выгибу спины видно, что молодой, — сказал Стенхе. — У старших тело не такое гибкое. Колено поднято довольно высоко, значит, бежать не далеко. В руках ничего нет — отчетливо видно, что ладонь пустая.

Савири, глубоко задумавшись, уставилась на крючок, который изображал ладонь. Она завертела своей ладонью, пытаясь придать ей форму, очерченную на рисунке плавно изогнутой линией. Выходило, что ладонь раскрыта.

• Предыдущая
• 13/144
• Следующая