Мой прадедушка, герои и я - Крюс Джеймс - Страница 9

• Предыдущая
• 9/37
• Следующая

— Ведь вы настоящие великие поэты? Да, Малыши?

— Как бы тебе объяснить, Анна, — отвечал ей прадедушка. — То, что мы хотим сказать, мы можем выразить в стихах. И сделаем это, разумеется, получше, чем Паульхен Пинк, сочиняющий поздравления к свадьбам. Но опять же, разумеется, мы не такие уж великие поэты, как, скажем, Гёльдерлин[8], о котором ты, впрочем, ничего не слыхала.

— Это не тот ли господин Гёльдерлин, что часто приезжает к нам на остров туристом, а, Малыши? Такой длинный, черный? Еще в теннис всегда играет!

— Да нет, Анна, — рассмеялся прадедушка. — Поэт Гёльдерлин давным-давно умер. И великим поэтам приходится умирать.

Низинная бабушка тяжело вздохнула (впрочем, она частенько вздыхала), но тут Верховная бабушка крикнула нам снизу, что пора обедать.

Пропустив Низинную бабушку вперёд, мы, нагруженные ее мехами, заковыляли вслед за ней вниз по лестнице на первый этаж. По дороге прадедушка негромко спросил меня:

— Ты понимаешь, какого рода героизм описан в обоих этих стихотворениях, а, Малый?

— Кажется, это называется «не склонять головы перед сильными мира сего», да, прадедушка?

— Да, Малый. Это и так называют. Но есть и название покороче: гражданское мужество. Иногда оно требуется даже в разговорах с твоей Верховной бабушкой.

Не успел он прошептать эти слова, как Верховная бабушка уже указала нам наши места за столом. Мы ели солянку из вяленой рыбы, картошки, лука и соленых огурцов. Это блюдо всегда готовили у нас в те дни, когда наш катер отходил в Гамбург.

После обеда прадедушка прилег на часок отдохнуть, а я снова взобрался на чердак, решив, что и мне бы неплохо сочинить стихотворение про гражданское мужество. Получалось довольно сносно (солянка — пища не слишком тяжелая), и я записывал строчку за строчкой, как всегда, на обоях.

Прадедушка поднялся на чердак уже под вечер.

— Обои повысились в цене, — сообщил я ему. — Тут на оборотной стороне появилась новая баллада — про короля и пастуха. Хочешь послушать?

— Нет, Малый, сперва уж ты послушай сказочку про короля и блоху, которую я пришел тебе рассказать.

И, даже не раскурив трубки, он без всякого вступления начал рассказывать, откинувшись на спинку своей каталки:

Жил когда-то на свете один король, и не было для него ничего ненавистнее клопов и блох. Но в те далекие времена не продавали еще ни порошков, ни жидкости от насекомых и даже самих королей кусали клопы и блохи. Только одного этого короля они почти никогда не кусали. Потому что каждый вечер перед сном он залезал в ванну прямо в мантии и короне. Если какая-нибудь блоха или какой-нибудь клоп заблудились днем в королевских одеждах, то они вмиг выпрыгивали на поверхность воды, и тут-то их и ловил с необычайной ловкостью придворный клопомор. После этого Его Величество мог спокойно идти спать, не боясь ни клопиных, ни блошиных укусов.

Молва о короле, которого еще почти ни разу не укусило ни одно насекомое, распространилась среди людей и среди насекомых.

И тогда-то одна блоха приняла твёрдое решение искусать этого короля. Решение, можно сказать, героическое, если учесть ловкость придворного клопомора. Ведь для блохи шла речь о жизни и смерти.

И все же блоха приступила к делу, а вернее сказать, прискакала и села. Прямо королю на голову. А волосы у короля были густые-прегустые.

Целый день сидела блоха у короля на голове без всякого движения. Один раз ее даже чуть было не придавило тяжелой короной, но в последний момент ей кое-как удалось перескочить в королевский чуб.

А вечером король, как всегда, залез в ванну в мантии и короне. Вот уж блоха натерпелась страху! «А вдруг, — думала она, вся дрожа, — король окунется с головой?!» Но, к счастью, этого не случилось, и блоха, как говорится, вышла сухой из воды.

Не успело Его Величество отпустить придворного клопомора и произнести вечернюю молитву, как блоха, проголодавшаяся за день, выпрыгнула из королевского чуба, поскакала вниз по затылку и, забравшись под королевскую ночную рубашку, досыта напилась королевской крови.

Почувствовав укус, король взревел от боли, а придворный клопомор, услыхав его рев, бросился в королевскую спальню и в срочном порядке подверг королевскую ночную рубашку тщательной проверке.

Но все было напрасно. Блоха уже вновь сидела в надежном укрытии и даже успела заснуть. Никому и в голову не приходило искать блоху в чубе Его Величества.

Целую неделю хитроумная блоха оставалась неуловимой для короля, клопомора и всех специалистов по насекомым, которых король созвал на охоту. А на восьмую ночь она до того расхрабрилась, что поскакала не своим обычным путем, по затылку, а прямо по королевскому носу. На этот раз Его Величество самолично заметил блоху — увидел ее собственными глазами на кончике носа — и, схватив себя за нос, собственноручно поймал нарушительницу.

— Ага, попалась, голубушка! — воскликнул король. — Ну теперь тебе несдобровать!

Но тут ему пришло в голову, что блоха как бы в некотором роде уже стала особой королевской крови. А закон, как известно, гласит, что любая особа королевской крови имеет право на жительство и пропитание при дворе.

— Закон есть закон! — вздохнул король.

Он вызвал звонком придворного клопомора и, с гордостью показав ему пойманную блоху, удручённо сказал:

— К сожалению, эта блоха — особа королевской крови. Берегите ее. Пусть придворный кузнец выкует ей малюсенькую золотую корону и золотую клетку. Раз в день я буду собственноручно кормить блоху, сунув в клетку мой королевский палец. Выполняйте, что велено!

Придворный клопомор, которому отныне было торжественно поручено попечение о блохе, поместил ее временно (пока не будет готова золотая корона и золотая клетка) в спичечную коробочку с дырочками для воздуха.

С тех пор коронованная блоха так и живет в королевском дворце, к удивлению и зависти всех насекомых, и проклинает с утра до вечера свой героический подвиг, сделавший ее узницей золотой клетки. Ее демонстрируют всем туристам, а король собственноручно кормит ее раз в день королевской кровью…

Прадедушка снова занялся своей трубкой.

— Я ищу слово, — пробормотал он, — точное слово, которым можно охарактеризовать подвиг этой блохи. Но оно вылетело у меня из головы. От какого-то старинного названия кавалериста…

— Может быть, ты имеешь в виду «гусарство»? — неуверенно заметил я.

— Да, Малый, — обрадовался Старый, — именно это слово! Ведь то, что сделала эта блоха, как раз и было гусарством. Для него требуются отвага, смелая выдумка, присутствие духа…

— Значит, кто гусарит, тот и герой, прадедушка?

— Гм, Малый… — Трубка снова мирно дымила. Тот, кто ведет себя по-гусарски, конечно, кое в чем похож на героя. Он не слепо бросается в опасность. Он оценивает ее, прежде чем ринуться очертя голову. Но ведь эта блоха отважилась на гусарскую выходку, Малый, только чтобы себя потешить. А искать опасности ради самой опасности… Никому от этого никакого толку.

— Тогда, может быть, пастух в моей балладе настоящий герой? Хотя и его поступок тоже можно назвать гусарством! — сказал я. — Прочесть?

— Ну-ка, ну-ка, прочти!

И я стал читать по обоям:

• Предыдущая
• 9/37
• Следующая