По высшему классу - Крэнц Джудит - Страница 30
- Предыдущая
- 30/69
- Следующая
— В порядке, миссис Айкхорн, — поспешно ответила Мэйзи, — мы все уже почти сделали.
— Хорошо, если дело у вас действительно двигается, можете передохнуть немного. Хотите поехать в город — перехватить по гамбургеру у «Гамлета», а потом посмотреть «Крамер против Крамера» — вам ведь, по-моему, нравится Дастин Хоффман?
— Да! — немедленно взвизгнула Джиджи. — Еще как нравится! Мы вот-вот закончим, Билли, можешь уже собираться!
За время долгой карьеры у Вито Орсини случались и взлеты, и падения — но вот на лопатках его еще не видел никто. Напористое, энергичное выражение его лица трудно было представить сменившимся усталой гримасой; и невзгоды он встречал с той же неизменной самоуверенностью, с которой нес свой успех. Благодаря его ярко итальянскому облику — аристократическому орлиному носу и чувственному изгибу крупных, выразительно очерченных губ — и беззаботной легкости, с которой он проворачивал свои начинания, неудовлетворенность собой или разочарование казались абсолютно чуждыми ему. И когда он позвонил Мэгги, чтобы сообщить ей, во сколько и где они будут сегодня ужинать, и бесстрастный автоответчик, известив его, что абонент временно выехал, предложил оставить свое имя и номер, у Вито лишь досадливо покривились губы и на лице промелькнула гримаса раздраженного недоумения.
Никто, наблюдавший за ним в этот момент, не смог бы догадаться, что полчаса назад он получил наконец авторитетное заключение — фильм обречен; заявлено это было так же ясно, как если бы он прочел об этом в редакционной статье «Нью-Йорк таймс». Более чем очевидной была и причина внезапного исчезновения Мэг — то есть была бы для каждого, кроме самого Вито.
Мэгги, всю жизнь считавшая себя такой умной, на самом деле редкая дура, подумал Вито, опуская трубку на рычаг; и она поймет это, когда картина станет-таки фильмом года. И еще поймет, что она — трусиха и предательница; да он сам дурак — чего еще можно было ожидать от двадцатисемилетней шлюхи с телевидения, которая еще пять лет назад жила тем, что строчила статейки для женских журналов? Ладно, черт с ней, решил он; выкинуть ее из головы большого труда не составит. Он никогда, собственно, ее не любил, но она — или так ему казалось — была из той редкой породы баб, которым можно довериться; любовница-друг, которую можно трахать и исповедоваться перед ней. Но он, как видно, ошибся. С бабами ошибиться вообще легко — но проиграет от этого на сей раз сама Мэгги.
Последующие несколько дней, когда в газетах в нарастающем количестве стали появляться рецензии, Вито, по многолетней привычке, избегал их читать или обсуждать с теми, кто уже успел с ними познакомиться; еще в начале карьеры, в Италии, выпустив в прокат ворох «спагетти-вестернов», каждый из которых был разгромлен в пух и прах критикой, Вито решил раз и навсегда: публика всегда знает сама, что она хочет смотреть и что не хочет, и никакие газетчики в этом ей не указ. Потому что деньги каждый из разгромленных вестернов принес весьма и весьма немалые. А вот несколько его последующих картин, которые сам он считал своими лучшими и отзывы о которых превосходили все его ожидания, не смогли собрать и мало-мальски приличной аудитории. Так что все это — дребедень, сказал он себе, и на этот раз ему повезет непременно — он чует, чует успех, в который никогда не переставал верить с того самого момента, как взялся продюсировать «Стопроцентного американца».
К концу первой недели проката Вито уже не надеялся на успех. Он вообще не ощущал ничего, кроме полной и постоянно растущей паники. Надежды его рухнули так стремительно, что времени на постепенное разочарование просто не оказалось. Никакого медленного, вызывающего досаду осознания того, что неплохая картина почему-то более не в фаворе. Провал был просто мгновенным — так под ножом гильотины падает голова казненного.
В первый день, в пятницу, очереди у касс кинотеатров были внушительные — толпы фанатов Николсона и Редфорда вознамерились сами увидеть, так ли ужасно созданное их кумирами, не доверяя единодушным заверениям критиков в том, что не стоит тратить и минуты на этот бред, созданный, увы, по великолепной книге. Книга же, видно, так нравилась всем без исключения газетным волкам, что они не упомянули ни об одном даже самом малом достоинстве картины — главной их целью было вскрыть святотатство, которое купленные на корню демоны Голливуда учинили над гениальным произведением. Это была просто бойня, мгновенное кровопускание, подобного которому не ожидала и Сьюзен Арви. Однако и на второй день, примерно до шести вечера, билеты раскупались исправно, и появилась надежда, что в субботу дела поправятся.
Но слухи — таинственная сила, более мощная, чем любая рекламная кампания, и более притягательная, чем прелести любой кинозвезды, — сделали свое дело. Казалось, что каждый, кто смог посмотреть в те пятницу и субботу «Стопроцентного американца», считал своим долгом обзвонить всех своих знакомых только затем, чтобы расписать им все недостатки фильма, а каждый из этих знакомых позвонил еще десятерым — в результате же этой цепочки в кинотеатрах не было ни одного зрителя, кроме редких стервятников от кино, которые спешили посмотреть фильм до того, как он окончательно сойдет с экранов, чтобы потом обстоятельно доложить окружающим, насколько эта лента оказалась хуже самых отрицательных отзывов о ней.
Буквально всем, кто отважился заплатить за билет, активно не понравился Редфорд в роли нехорошего парня, а уж от Николсона в роли славного парня их просто тошнило. Каждая сцена фильма воспринималась ими как личное оскорбление — их так бессовестно обманули, заставив их любимцев поменять амплуа, а их самих усомниться в своей несокрушимой вере в доблестное редфордство Роберта и хитрую николсоновость Джека. Наверное, если Вито попытался бы в канун Рождества в ограбленном сиротском приюте снять скальп с Санта-Клауса, предварительно выпустив ему кишки, — и то реакция не была бы столь агрессивной.
К исходу воскресенья все было кончено; картина шла в пустых залах, и владельцы их уже рассылали в студии заказы на замену. Вито, отдав распоряжение не соединять его ни с кем из его команды, провел оба эти дня, колеся из Лос-Анджелеса в Сан-Диего, из Санта-Барбары в долину Сан-Фернандо в тщетной надежде найти хотя бы один кинотеатр, где шел фильм, вокруг которого толпились бы зрители; сознавая, что занятие это бесполезное и нелепое, он ничего не мог с собою поделать. К полудню в воскресенье он уже точно знал — у него остался один, только один выход.
— Ваш папаша звонит, мисс, — сообщил дворецкий Уильям, подзывая к телефону Джиджи.
— Привет, па. — Джиджи старалась, чтобы голос не очень выдавал ее удивление. — Как дела?
— Лучше не бывает. Слушай, если у тебя никаких особых планов на вечер, как насчет того, чтобы поужинать со мной?
— Ой! Да… классно… конечно! Я с удовольствием! А куда мы пойдем — в смысле, что лучше надеть? — Джиджи понимала, что интонация у нее сейчас весьма озадаченная. Это и понятно — ведь отец не звонил ей уже по крайней мере месяца два.
— Да не очень беспокойся об этом. А лучше спроси Билли, скажи, что мы пойдем в «Доминик», она тебе подскажет. Я за тобой заеду — ровно без четверти семь.
Прежде чем Джиджи успела сказать еще что-нибудь, Вито положил трубку. Джиджи некоторое время изучала себя в стекле венецианского зеркала, висевшего над телефонным столиком в холле, куда Уильям вызвал ее. Состроив отражению большие глаза, она отвела взгляд и задумалась, машинально покачивая головой в такт собственным мыслям.
В этот уик-энд она и Мэйзи сидели по домам — в понедельник предстоял серьезный экзамен по английской литературе, который был слишком сложным для того, чтобы заниматься вместе. Всю субботу Джиджи прокорпела над книгами, решив просмотреть все еще раз вечером в воскресенье. Дневное же время она собралась провести с Жан-Люком на кухне, готовясь к торжественному ужину — вечером должна была приехать Билли из Нью-Йорка, где она пробыла большую часть недели, и они с поваром решили по такому случаю приготовить цыпленка а-ля Франсуа-премьер, с яйцами-пашот, лесными грибами, трюфелями и под сметанным соусом.
- Предыдущая
- 30/69
- Следующая
