Сияние (др. издание) - Кинг Стивен - Страница 70
- Предыдущая
- 70/112
- Следующая
Джек медленно, длинно выдохнул томившийся в легких воздух. Венди права. Пусть потоп, благотворительная очередь, пусть все валится в тартарары — Венди права. Забить машину до смерти было бы верхом безумия; не важно, насколько такое безумие приятно. Это было бы равносильно тому, что забить до смерти собственного сына.
— Луддит, чтоб тебя, — произнес он вслух.
Он обошел машину сзади и отвинтил крышку бензобака. Вдоль стен на уровне груди тянулись полки, на одной Джек отыскал измеритель глубины и сунул в бак. Обратно мокрой вылезла последняя восьмушка дюйма. Не очень много, но достаточно, чтоб проверить, заведется ли проклятая штуковина. Потом можно откачать горючее из «фольксвагена» и тутошнего грузовичка.
Он снова завинтил колпачок и открыл капот. Ни свечей, ни аккумулятора. Вернувшись к полке, Джек принялся шарить по ней, отпихивая в сторону гаечные и разводные ключи, однокамерный карбюратор, извлеченный из старой газонокосилки, и пластиковые коробочки с шурупами, гвоздями и болтами разных размеров. Полка потемнела от толстого слоя застарелой грязи, к которой, словно мех, прилипла копившаяся долгие годы пыль. Дотрагиваться до этого было противно.
Он нашел маленькую, запачканную маслом коробочку с лаконичной карандашной пометкой Скид.Джек встряхнул ее, внутри что-то загремело. Свечи. Одну из них он поднес к свету, пытаясь без штангенциркуля определить зазор. Проклятие, обиженно подумал он, кидая свечу обратно в коробочку. Если зазор неподходящий, хуже и быть не может, черт побери. Круто, язви их в душу.
За дверью стояла табуретка. Джек подтащил ее к снегоходу, уселся, вставил четыре свечи зажигания, потом навинтил на каждую крошечный резиновый колпачок. Проделав это, он позволил пальцам быстро пробежать по магнето. Когда я садился к пианино, все смеялись.
Назад к полкам. На этот раз он не мог найти то, что хотел, — маленький аккумулятор. Трех— или четырехгнездный. Там были торцевые ключи, ящик с дрелями и сверлами, мешочки удобрений для газона и для клумб, но никакого аккумулятора для снегохода. Однако Джека это нимало не тревожило. У него гора с плеч свалилась. «Капитан, я сделал все, что мог, но закончить не удалось». «Отлично, сынок. Я собираюсь представить тебя к Серебряной звезде и Пурпурному снегоходу. Ты делаешь честь своему полку». «Спасибо, сэр. Видит Бог, я старался».
Лазая по оставшимся двум или трем футам полки, Джек в ускоренном темпе засвистел «Долину Красной реки». Ноты вырывались маленькими белыми облачками пара. Он сделал вдоль полки полный круг, но аккумулятора не оказалось. Может, кто-нибудь его свистнул. Может, Уотсон. Джек громко рассмеялся. Старый контрабандный трюк. Немного бумажных обрезков, парочка пачек бумаг… кто хватится скатерти или столового прибора «Голден Ригал»… а как насчет аккумулятора к снегоходу? Штука-то полезная. Сунуть в мешок. Интеллигентское преступление, детка. У всех липнет к пальцам. Когда мы были ребятишками, то называли это «приделать ноги».
Джек вернулся к снегоходу и, проходя мимо, от души пнул его в бок. Ну, вот и все. Надо только сказать Венди: извини, детка, но…
В углу у двери притаилась коробка. Прямо под табуреткой. На крышке — карандашная пометка Скид.
При взгляде на нее улыбка на губах Джека усохла. «Смотрите, сэр, вот и кавалерия». «Похоже, ваши дымовые сигналы в конце концов сработали».
Так нечестно.
Черт побери, просто-напросто нечестно.
Что-то — везение, судьба, Провидение — пыталось спасти его. Некое иное, белое везение. Но в последний момент вернулось прежнее злосчастие Джека Торранса. Карта все еще шла хреновая.
К горлу мрачной, серой волной подкатила обида. Руки снова сжались в кулаки.
(Нечестно, будьте вы прокляты, нечестно!)
Что ему было не посмотреть куда-нибудь в другое место? В любое другое. Почему не вступило в шею, не засвербило в носу и не приспичило моргнуть? Любой такой поступок — и он никогда не заметил бы эту коробку.
Ах так? Ну, значит, он ее и не видел. Вот и все. Это галлюцинация, такая же, как то, что вчера случилось у того номера на третьем этаже или с проклятой живой изгородью. Минутное напряжение — вот и все. Вообрази, мне показалось, что в углу я вижу аккумулятор от снегохода. А сейчас там ничего нет. «Должно быть, боевая усталость, сэр. Извините». «Держи хвост морковкой, сынок. Рано или поздно, такое случается со всеми нами».
Он так дернул дверь, что чуть не сорвал ее с петель, втащил свои снегоступы в сарай и так саданул ими об пол, что налипший на них снег взвился облаком. Джек сунул левую ногу в снегоступ… и остановился.
Снаружи, у площадки для подвоза молока, играл Дэнни. Видно, он пытался слепить снеговика. Не слишком удачно — снег был недостаточно липким, чтобы держаться. И все же Дэнни давал ему возможность показать себя, мальчик, укутанный по самую макушку, пятнышко на сверкающем снегу под сверкающим небом. И шапочка козырьком назад, как у Карлтона Фишке.
(Господи, о чем ты думал?)
Ответ пришел незамедлительно:
(О себе. Я думал о себе.)
(Он вдруг вспомнил, как лежал прошлой ночью в постели — лежал и вдруг понял, что обдумывает убийство собственной жены.)
В то мгновение, что Джек стоял там на одном колене, ему все стало ясно. «Оверлук» трудился не только над Дэнни. Над ним тоже. Слабое звено не Дэнни — он сам. Это он уязвим, его можно согнуть и скручивать, пока не хрустнет.
(пока я не сдамся и не усну… а когда я сделаю это… если сделаю)
Он взглянул вверх на занесенные окна. Их многогранные поверхности отражали слепящий блеск солнца, но он все равно смотрел. И впервые заметил, как эти окна похожи на глаза. Отражая солнце, внутри они сохраняли свой собственный мрак. И смотрели они не за Дэнни. А за ним.
В эти несколько секунд Джек понял все. Ему вспомнилась одна черно-белая картинка, которую он еще мальчишкой видел на уроке Закона Божия. Монахиня поставила ее на мольберт и назвала чудом Господним. Класс тупо смотрел на рисунок и видел только бессмысленную, беспорядочную путаницу черного и белого. Потом кто-то из детей в третьем ряду ахнул: «Там Иисус!» и отправился домой с новеньким Новым заветом и святцами в придачу. Ведь он был первым. Остальные уставились еще пристальнее, Джекки Торранс среди прочих. Один за другим ребята одинаково ахали, а одна девочка впала чуть ли не в экстаз, визгливо выкрикивая: «Я вижу Его! Вижу!»Ее тоже наградили Новым заветом. Под конец лицо Иисуса в путанице черного и белого разглядели все — все, кроме Джекки. Перепугавшись, он сильнее напряг глаза, но какая-то часть его «я» цинично думала, что остальные просто выпендриваются, задабривая сестру Беатрису, а часть была втайне убеждена, что он ничего не видит, потому что Господь счел его самым большим грешником в классе. «Разве ты не видишь, Джекки?» — спросила своим печальным приятным голосом сестра Беатриса. Он затряс головой, потом притворился взволнованным и сказал: «Да, вижу! Ух ты! Это правдаИисус!» И все в классе засмеялись и захлопали ему, отчего Джекки ощутил торжество, стыд и испуг. Позже, когда все остальные, толкаясь, поднимались из церковного подвала на улицу, он отстал, разглядывая ничего не значащую черно-белую сумятицу, которую сестра Беатриса оставила на мольберте. Джекки ненавидел рисунок. Остальные притворились — так же, как он сам и сама сестра. Все это была большая липа. «Дерьмо, дерьмо чертово», — прошептал он себе под нос, а когда повернулся, чтобы уйти, то уголком глаза заметил лик Иисуса, печальный и мудрый. Он обернулся, сердце выпрыгивало из груди. Вдруг, щелкнув, все встало на место, и Джек с изумлением и испугом уставился на картину, не в состоянии поверить, что не замечал ее. Глаза. На изборожденный заботой лоб зигзагом легла тень. Тонкий нос. Полные сострадания губы. Он смотрел на Джека Торранса. Бессмысленно разбросанные пятна внезапно превратились в несомненный черно-белый набросок лика Господа-нашего-Иисуса-Христа. Полное страха изумление перешло в ужас. Он богохульствовал перед образом Иисуса. Он будет проклят. Он окажется с грешниками в аду. Лик Иисуса был на картинке все время. Все время.
- Предыдущая
- 70/112
- Следующая
