Сияние (др. издание) - Кинг Стивен - Страница 54

• Предыдущая
• 54/112
• Следующая

Теперь ни один день не обходился без снегопада. Иногда падал только легкий снежок, который быстро прекращался, припудрив сверкающую снежную корку. Иногда дело принимало серьезный оборот: тихий свист ветра взлетал до пронзительного женского вопля, заставляя старый дом даже в глубокой снежной колыбели покачиваться и стонать, рождая тревогу у обитателей. Ночью не бывало теплее десяти градусов, и, хотя в первой половине дня ртуть градусника у черного хода в кухню иногда добиралась до двадцати пяти, из-за постоянного, как ножом режущего ветра появляться на улице без лыжной маски было крайне неприятно. Но в солнечные дни все они выбирались из дома, обычно натянув по два комплекта одежки и митенки поверх перчаток. Правда, крайне неохотно. Двойное кольцо — след гибкого флаера Дэнни — опоясало отель. Тут перестановкам не было конца: Дэнни катался — родители тащили; папа, смеясь, катался, а Венди с Дэнни тем временем пытались тащить (они запросто катали Джека по ледяной корке, но на рыхлом снегу это становилось невозможно); Дэнни катался с мамой; Венди каталась одна, а ее мужички, пыхтя белыми облачками пара, тянули, как битюги, притворяясь, будто она тяжелей, чем на самом деле. Во время таких вылазок, катаясь вокруг дома, они много смеялись, но из-за громкого, безликого, по-настоящему голодного воя ветра смех казался тоненьким и принужденным.

На снегу им попались следы оленей-карибу, а однажды они видели и их самих: пять карибу группкой неподвижно застыли за сетчатой оградой. Чтобы разглядеть их получше, все по очереди воспользовались цейсовским биноклем Джека. При взгляде на животных Венди испытала странное, нереальное чувство: олени стояли по брюхо в снегу, завалившем шоссе, и ей пришло в голову, что до весенних оттепелей дорога принадлежит не столько их троице, сколько карибу. Сейчас дела рук человеческих сошли на нет. Венди считала, что олени это понимают. Опустив бинокль, она сказала что-то вроде «не пообедать ли нам», а на кухне всплакнула, пытаясь избавиться от ужасного ощущения, что отбывает срок, которое иногда сжимало ей сердце огромной ладонью. Она подумала про ос, которых Джек вынес через черный ход под огнеупорной миской, чтоб те померзли.

В сарае свисало с крюков множество снегоступов, так что Джек каждому подобрал пару. Правда, та, что досталась Дэнни, оказалась слишком велика. У Джека получалось хорошо. Хотя он не ходил на снегоступах с тех пор, как мальчишкой жил в нью-хэмпширском Берлине, он быстро вспомнил, как это делается. Венди снегоступы понравились не слишком — прошлепав всего пятнадцать минут на подвязанных к ногам шнурками пластинах, которые были ей велики, она мучилась потом сильнейшими болями в икрах и голенях, но Дэнни увлекся и изо всех сил старался научиться. Он все еще частенько падал, но отец был доволен его успехами. По словам Джека, к февралю Дэнни станет закладывать виражи вокруг обоих родителей.

День был облачным, к полудню с неба посыпался снег. По радио пообещали еще восемь — двенадцать дюймов, распевая осанну Осадкам, великому божеству местных лыжников. Сидя в спальне за вязанием шарфа, Венди подумала про себя, что точно знает, как следует поступить лыжникам со всем этим снегом. Куда его себе засунуть.

Джек был в подвале. Он спустился проверить топку и котел (с тех пор, как снег запер их в отеле, такие проверки превратились у него в ритуал) и, убедившись, что все в порядке, прошел под аркой, подкрутил лампочку и устроился на найденном им старом, затянутом паутиной складном стуле. Он пролистывал старые записи и документы, постоянно обтирая губы носовым платком. Осенний загар в заточении поблек, а непокорно вздымающиеся надо лбом светлые рыжеватые волосы придавали сгорбившемуся над пожелтевшими, похрустывающими листками Джеку слегка безумный вид. Среди накладных, счетов, квитанций он обнаружил засунутые к ним странные предметы. Они тревожили. Окровавленный обрывок простыни. Плюшевый мишка без лап, которого, похоже, изрезали в куски. Скомканный листок лиловой почтовой бумаги, принадлежавшей какой-то леди; сквозь мускусный запах прошедших лет до сих пор пробивался призрачный аромат духов. Записка была написана выцветшими синими чернилами и обрывалась, неоконченная: Томми, миленький, задуматься так серьезно, как я надеялась, мне тут не удается — в смысле, задуматься про нас с тобой, про кого же еще? Ха-ха. Что-то все время мешает. Мне снятся странные сны, про какие-то непонятные, пугающие звуки, можешь себе представить, и…И все. Записка была датирована 27 июня 1934 года. Джек обнаружил куклу бибабо, кажется, не то ведьму, не то колдуна… существо с длинными зубами в остроконечном колпачке. Куклу невероятным образом втиснули между пачкой квитанций за газ и пачкой квитанций за воду «виши». А еще — меню, на обратной стороне которого черным карандашом было нацарапано что-то вроде стишка: Мидок, здесь ли ты, радость моя? Снова во сне бродила я. Растенья шевелятся под ковром.Ни даты, ни названия стихотворения (если это было стихотворение) на меню не оказалось. Однако в строчках присутствовало некое, хоть и неуловимое, очарование. У Джека создалось впечатление, что эти предметы походят на кусочки головоломки, которые образуют единое целое, если только правильно подобрать соединяющие их промежуточные звенья. Поэтому он все искал и искал, вздрагивая всякий раз, как позади него с ревом оживала топка, и обтирая губы.

Дэнни опять стоял под дверью номера 217.

В кармане лежал ключ-универсал. Мальчик пристально смотрел на дверь с некой алчностью, притупившей все прочие чувства, плечи и грудь под фланелевой рубашкой как бы подергивались и дрожали. Дэнни тихо, немузыкально гудел себе под нос.

Ему не хотелось возвращаться сюда, особенно после пожарного шланга. То, что он пришел, пугало его. Пугало и то, что он снова взял ключ, нарушив запрет отца.

Прийти сюда хотелось. Любопытство

(кот от любопытства сдох, мучаясь, загнулся, но, узнавши, в чем подвох, к жизни он вернулся)

рыболовным крючком впилось в мозг, ни на миг не отпуская, наподобие дразнящего русалочьего пения, которое нельзя унять. А разве мистер Холлоранн не сказал: «Не думаю, что здесь что-нибудь может причинить тебе вред»?

(Ты обещал)

(Слово дают для того, чтоб нарушать)

Тут Дэнни подскочил. Мысль, казалось, пришла извне, она жужжала, как насекомое, потихоньку сбивая с толку.

(Обещания дают, чтобы нарушать, милый мой тремс, чтобы нарушать, разрушать, разбивать вдребезги, на мелкие кусочки, дробить. В ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ!)

Нервное похмыкивание превратилось в негромкое, монотонное пение: «Лу, беги ко мне скорей, ну, скорей, мой ми-илый».

Разве мистер Холлоранн ошибался? В конце концов разве не по этой причине Дэнни хранил молчание и позволил снегу запереть их здесь?

Просто зажмурься — и все исчезнет.

То, что Дэнни увидел в президентском люксе, исчезло. А змея оказалась просто пожарным шлангом, который свалился на ковер. Да, безобидной была даже кровь в президентском люксе — такая старая, пролитая задолго до того, как Дэнни родился или хотя бы наметился, что о ней раз и навсегда позабыли. Она напоминала фильм, который мог смотреть только Дэнни. В отеле нет ничего — в самом деле ничего, — способного причинить ему вред, и, если, чтобы доказать себе это, надо зайти в этот номер, разве он не сделает этого?

Лу, беги ко мне скорей…

(Кот от любопытства сдох, мучаясь, загнулся, милый мой тремс, тремс, милый мой, но, узнавши в чем подвох, к жизни он вернулся. От хвоста и до усов был котяра жив-здоров. Он узнал, что это)

(все равно, как страшные картинки, они не могут причинить вред, но, о Господи)

(бабушка, бабушка, какие у тебя большие зубки, уж не волк ли это в костюме СИНЕЙ БОРОДЫ, а может, СИНЯЯ БОРОДА в костюме волка, а я так)

(рад, что ты спросил, ведь кот от любопытства сдох, мучаясь, загнулся, и только НАДЕЖДА на то, что удастся узнать, в чем подвох, вернула его)

• Предыдущая
• 54/112
• Следующая