Дар небес - Лайонз Вайолетт - Страница 28
- Предыдущая
- 28/33
- Следующая
— Такого — точно.
— А если бы он на самом деле оказался моим отцом?
— Джен, ты действительно готова любого, кто назовет себя твоим родителем, встретить с распростертыми объятиями? — вполголоса спросил Адам.
— Тебе меня не понять, — вспыхнула Дженис. — Ты женился на мне исключительно из чувства долга и не знаешь, что такое — расти в одиночестве. Конечно, ты брал в жены только меня, и какой-то бродяга с улицы в нашем договоре не фигурировал!..
— Уймись, Дженис! — повысил голос Адам. — Долго ли еще ты будешь пренебрежительно называть наш брак сделкой. Да, я почувствовал бы себя обязанным жениться на любой женщине, которая бы ждала от меня ребенка, но все же… Прекрати терзать себя и меня! Ты моя законная жена, и в этом качестве тебя признал не только я, не только жители Гринфилда, но и моя мать!
— Твоя мать? — неуверенно переспросила Дженис.
— Да, а она разбирается в людях. Она очень рада за нас…
Действительно, по мере того как приближались сроки родов, отношения Дженис со свекровью медленно, но верно улучшались, и молодая женщина не могла этого не признавать. Узнав больше о прошлом этой респектабельной и ухоженной, но довольно несчастной пожилой женщины, она стала лучше понимать ее, и если друзьями их по-прежнему нельзя было назвать, то терпимость и понимание по отношению друг к другу миссис Лоусон-старшая и миссис Лоусон-младшая проявляли в полной мере.
На прошлой неделе Маргарет и вовсе удивила ее.
«Честно говоря, детка, — призналась она, — я немного сомневалась в вашем с Адамом браке, но все, кажется, — тьфу, тьфу, тьфу! — оборачивается гораздо лучше, чем я могла рассчитывать. Видишь ли, Дженис, я люблю сына до беспамятства, но его отношения с женщинами не могла до сих пор назвать образцовыми. Меня это всегда угнетало, но сейчас он демонстрирует ответственность в браке, о которой можно только мечтать».
Дженис в ответ пробурчала что-то невразумительное, но Маргарет явно не собиралась оставлять ее в покое.
«Я, бывало, думала, что это своего рода обратная реакция на наставления моего покойного мужа о долге, который накладывает на Адама его положение единственного наследника, — продолжала она. — Мне казалось, что на любовном фронте он так и останется игроком, не признающим никаких правил, но теперь я вижу, что он просто не встретил до тебя нужной женщины. Впервые в жизни он действительно стал домоседом».
— Твоя мать не знает, что ребенок — единственная причина, по которой ты взял меня в жены, — упрямо заявила Дженис.
— Послушай, Дженис, я хотя бы раз дал тебе повод заподозрить меня в том, что жалею о нашем браке?
— Нет… — Действительно, Адам все это время был внимателен, деликатен, великодушен, а когда ей нездоровилось — удивительно нежен. Но разве он сам не сказал минуту назад, что испытывал бы те же самые чувства к любой женщине, забеременевшей от него? — Но нам обоим известно, почему я здесь…
— И почему?
— Ты сам прекрасно знаешь! Я — не более чем инкубатор, в котором вынашивается твой… — Голос ее сорвался. Думать обо всем этом было непереносимо, но говорить вслух — и того хуже. И все же она продолжила: — Так уж сложилось, что нельзя без женщины родить ребенка на белый свет, а то бы…
— Как ты смеешь! — Адам стал чернее тучи. — Какого черта ты осмеливаешься обвинять меня в том…
— Нет, как ты осмелился жениться на мне, не испытывая… О боже!..
Она осеклась, рукой схватившись за округлый живот.
— Джен! — переменившись в лице, закричал Адам. — Что-нибудь случилось?
— Ничего, — еле слышно выдавила она из себя. — Просто ребенок… ворочается. Боже! Он снова шевелится!
Она импульсивно схватила руки Адама и прижала их к своему животу.
— Чувствуешь?
— Нет… Я… О да, да!..
Его лицо озарилось восторгом, от прежнего раздражения не осталось и следа.
— Здорово!
Неожиданно Адам сжал ее лицо в ладонях и поцеловал в лоб нежным, благодарным, но не имеющим никакого сексуального подтекста поцелуем. Впрочем, Дженис абсолютно не почувствовала себя уязвленной. Наоборот, от этого поцелуя душа ее буквально запела.
— Спасибо тебе, мой друг, — сказал он просто.
И она поняла, что все ее прежние страхи безосновательны. Их брак явно может иметь продолжение, и она готова терпеть все, что угодно, только бы хоть иногда он смотрел на нее и целовал ее так, как сейчас. Если будет это, то о большем она и просить не станет.
— Конечно, твой друг. Мы всегда были с тобой друзьями. Для этого нам совершенно не обязательно было становиться… — прошептала Дженис.
Адам, казалось, колебался, прежде чем ответить, но его нахмурившийся лоб был достаточно выразителен.
— По правде сказать, Джен, я все с большим трудом могу подобрать определение тому, что существует между нами. На самом деле я вовсе не думаю, что мы с тобой только друзья.
— Как так? — испуганно спросила она. — Разве мы не?..
Адам покачал головой, отметая ее возражения.
— Знаешь, Джен, отношения между друзьями имеют платонический характер, друзьям не полагается испытывать то влечение, которое я испытываю к тебе.
— Влечение?
— Неужели нужно что-то объяснять? Достаточно мне взглянуть на тебя, и я хочу… сама знаешь чего. Ты такая красивая…
— Неужели? — оборвала его Дженис. — Вот уж никогда не считала себя красавицей. Особенно теперь…
— Ты когда последний раз смотрелась в зеркало? — спросил он строго. — Тебе к лицу быть матерью: этот особый блеск глаз, жаркий румянец, это спокойствие во взгляде…
Только не сию минуту, подумала Дженис. Сердце у нее колотилось как сумасшедшее.
— Я не красивая, — с трудом ответила она. — По крайней мере, это определение не кажется мне подходящим. Уютная… милая… удобная… для тебя, но только не красивая. Вот Оливия Андерс…
Она поняла, что перегнула палку, но было уже поздно.
— К чертям собачьим Оливию Андерс! — взревел Адам. — Она не имеет к нам ни малейшего отношения!
Насколько легче Дженис стало бы, если бы она могла поверить в это. Но эта женщина всегда стояла между ней и Адамом, разделяла их…
И в этот момент приступ боли лишил ее всякой способности к осмысленному разговору, а в голове вспыхнуло ужасное подозрение, что на сей раз речь идет не просто о «шалостях» ребенка, а о чем-то более серьезном…
— Адам! — выдохнула она.
— Что? Что случилось, милая? — вскричал он, поймав ее пальцы в свою ладонь.
— Мне кажется… Ребенок…
— Не может быть!.. Доктор сказал, недели через две, не раньше…
— Мне… кажется, что он… решил не дожидаться предписанного срока! — прошептала Дженис, стиснув зубы от боли.
— Но слишком рано… Или неправильно определены сроки?
— Адам! — Несмотря на боль, она не могла не улыбнуться при виде растерянности, написанной на лице этого сильного хладнокровного мужчины. — Если в чем-то мы и можем быть уверены, то только в том злополучном дне, когда зачали этого младенца.
Это были последние слова, которые она сумела выговорить. Уже в следующую секунду она лишилась всякой способности размышлять, выброшенная волной боли из мира реального в мир горячечного бреда, сквозь который она самым краем сознания могла различать голос Адама, отдающего кому-то какие-то указания, топот ног и хлопанье дверей.
Затем ее подняли, понесли, так осторожно, что Дженис поняла: о ней позаботятся. Кажется, над ней было голубое небо, яркое солнце, а потом она оказалась в машине, рядом сидел Адам, держа ее за руку, а мотор с шумом заводился.
— Держись, родная, — прошептал ей в ухо его низкий, хриплый от волнения голос. — Все будет отлично. Главное — потерпи немного.
— Адам, любимый, — прошептала она, судорожно глотая воздух. — Адам… не оставляй меня… Пожалуйста, не оставляй…
— Никогда и ни за что, — заверил ее глубокий, низкий, переходящий на хрип, голос. — Никогда в жизни!..
Его твердые пальцы сжались в ответ на новый приступ схваток, в которых забилось ее тело, и, эхом слыша его слова, она прильнула к его сильной руке, словно от нее зависела сейчас жизнь в этом мире, превратившемся в нескончаемый бред.
- Предыдущая
- 28/33
- Следующая
