Хозяин Амура - Хван Дмитрий Иванович - Страница 30
- Предыдущая
- 30/92
- Следующая
Новиков, несмотря на скорое столкновение со шведами, где, по сути, решалась судьба Стокгольма, на который уже в открытую претендовал датский монарх Кристиан, был озабочен гибелью Семена Пименова и в сей беспокойный час пытался выяснить обстоятельства смерти лейтенанта-стажера, опрашивая, с помощью Патрика Гордона, бывших в ночном бою горцев. Капитан шотландцев сильно нервничал из-за того, что его коллега отнимает у него бесценное время из-за сущего пустяка — гибели одного-единственного пушкаря. А ведь сам Гордон потерял двадцать одного солдата — война есть война, и, если подобным образом горевать по убитому, то времени воевать и вовсе не останется. Однако Патрик не смог отказать в просьбе сибирцу и потому обходил с Новиком, как он называл этого майора, позиции своих воинов. Василий же был уверен, что в этой смерти есть нечто странное, ибо так садануть долговязого артиллериста, чтобы расколоть кости черепа, мог только конный воин, а теперь стало ясно, что среди шведов не было ни единого всадника. И напротив, пришедшие на помощь рейтары Торбенсона, в самом конце схватки, когда собравшиеся с силами горцы и помогавшие им бременцы-пикинеры обратили врага в бегство, были единственными конниками в той жестокой схватке.
— Я должен поговорить с капитаном Регнаром! — заявил Новиков, а сопровождавшие его стрелки тут же подобрались, согласно кивая словам майора. — Если это один из его людей, то…
— То что?! — воскликнул Гордон, воздев руки. — Новик, ты хочешь устроить допрос каждому рейтару? Чтобы рассориться с честным капитаном навсегда? Друг мой, ни один из его рейтаров не смог бы совершить подобное, я скорее допущу, что это кто-то из немцев, — они пограбить мастера. Я не советую идти к Регнару, Бэзил. И тебе, и мне нужно заниматься подготовкой солдат к скорому бою, оставь эту блажь… Господь с тобою!
Новиков насупился, хмуро поглядывая на Патрика, на его людей, на перелесок, за которым стояли датские рейтары, и, кивнув горцу, молча повернулся и твердым шагом направился к опушке.
— Началось! — воскликнул Афонин, передавая бинокль своему заместителю, молодому капитану-стажеру. — Смотри, Лука, хорошенько смотри!
Темно-коричневая масса шведских отрядов спускалась с холмов, в порядке и без излишней суеты выстраиваясь на зеленой траве с опушки казавшегося огромным выпасного поля. В стане датчан тут же заголосили трубы, оповещая солдат о готовности врага к бою. Забегали с сосредоточенными лицами младшие офицеры, поднимались бойцы, а от отряда к отряду скакали посланные генералом посыльные, призывая полки немедленно выдвигаться на построение. Через час стало ясно, что Торстенсон не изменил стандартной схеме построения войска: в центре его находились пехотинцы — спереди мушкетеры, а за ними вставал лес длинных пик. Перед линией пехоты артиллерийская обслуга устанавливала орудия, выкатывая их на позиции. Рейтарские полки, поделенные примерно пополам, составляли фланги шведской армии, а полуторатысячный отряд кавалерии Леннарт оставил в резерве на дороге в Оттербакен, которая выходила из-за холмов на поле, огибая его по правому берегу озера Скагерн.
Датчане запаздывали с развертыванием своей армии, и генералу Сиверсу пришлось орать на своих офицеров, указывая им на шведов — они, мол, ждать не будут! И верно, едва противник выстроился на поле и флаги его полков затрепетали на вдруг поднявшемся с севера крепком ветру, как забили литавры, загудели трубы. Армия Торстенсона, чуть качнувшись, сделала первые шаги. Медленно, но неумолимо…
Командир второй стрелковой роты батальона «Дания» Василий Новиков оглядывал порядки армии врага, пришедшей в движение, и отчего-то ему пришли на ум слова одного взволнованного киргиза, виденного им в каком-то из политико-документальных фильмов, — мол, сидите вы там, в Москве, а мы тут ждем китайского катка. Пока он далеко, но он приближается и будет здесь непременно…
Сзади послышался негромкий разговор — на опушку из перелеска вышел донельзя усталый старший медик роты Сергей Левченко, которого Новиков предпочитал называть не по званию, а по имени.
— Сергей, ну что там с людьми Гордона? — повернулся он к подошедшему.
— Жуть, — покачал головой медик, некогда бывший молодым мурманским врачом, с отличием закончивший вуз и по протекции родного дядюшки попавший в отлично оплачиваемую экспедицию на Новую Землю. — Вот когда работаешь, эмоции отключаются, а после… К этой резне привыкнуть все же совершенно нельзя! Раненых частенько добивают, и это скорее к лучшему, милосерднее, что ли. Ибо с такими ранениями выходить человека — это зачастую невозможное действо, а для него — адское мучение!
— Сколько трехсотых? — осведомился Василий, кивая с пониманием.
— Осталось девять, — развел было руки медик, тут же машинально отирая их о густо запачканный кровью фартук. — Но эти не помрут!
— Ну и хорошо, — ответил командир. — Если захотят, заберем с собой тех, кому солдатом уже не быть. Сгодятся.
— Ага, — согласился Левченко. — Надеюсь, вы мне работы не прибавите?
— Типун тебе на язык! — поморщился Василий и, набрав воздуха в легкие, выкрикнул построенной в три шеренги роте: — Вперед! Пошли, ребята! — после чего снова обернулся к медику: — Серега, смотри потом не потеряй нас!
— С Богом! — напутствовал товарищей Левченко, заметно побледнев. — Найду! Куда ты денешься?
Люди Афонина были готовы к стрельбе, ожидая лучшего момента для применения зарядов. Однако неожиданно поднявшийся северный ветер, крепнущий с каждым часом, сильно спутал карты мортирщикам. В таких условиях применять хлорпикриновые заряды не было никакой возможности — густое облако отравы накроет и датчан. Видавшие уже под Гетеборгом «сибирскую серу» в действии, союзники неизбежно сломают строй и кинутся врассыпную, да и самим ангарцам придется постараться, чтобы избежать отравления.
Мимо опушки неспешно проезжали эскадроны датских рейтар, один из которых возглавлял капитан Регнар Торбенсон. Облаченные в доспехи всадники, выстраивавшиеся на поле шеренгами чуть ли не колено к колену, были вооружены помимо тяжелого палаша еще и пистолями с колесцовым замком. Смотрелись они весьма грозно, даже устрашающе. Тысяча датских рейтар, состоявшая из пяти эскадронов, занимала правое крыло армии. Еще полторы тысячи рейтар-немцев находились на левом. Впереди них выстраивались драгуны по шесть сотен на каждом фланге. В центре войска находились мушкетеры, чья численность составляла чуть более семи тысяч солдат — что было больше, чем у Торстенсона, в армии которого стрелков было менее шести тысяч. Зато пикинеры, числом немногим менее четырех с половиной тысяч воинов, уступали шведам, коих насчитывалось более восьми тысяч. Численность шведской кавалерии также превалировала, более четырех тысяч воинов, в том числе и отборные тяжелые всадники — кирасиры. Поэтому Леннарт, чувствуя свое превосходство над войском датского военачальника, первым начал медленное сближение, намереваясь выйти на дистанцию пушечного выстрела.
Между тем прошло еще около часа, пока армия генерала Густава Сиверса заняла выбранные позиции. Над головами солдат трепетали флаги, хлопая на ветру плотной материей, на которых извивались вышитые золотыми нитями датские львы. Трубачи и литаврщики ни на минуту не прекращали призывных сигналов, пока все отряды не заняли свои места в строю. Наконец и пушкари приготовили орудия к битве, выкатив их вперед строя. Несмотря на советы Новикова и Афонина Сиверсу сконцентрировать пушки на центральном направлении в сильный кулак, генерал предпочел обычную практику — растянул артиллерию вдоль линии построения армии.
Тем временем набиравший силу ветер приносил с собою сырой и прохладный воздух, а на небе стали собираться темные облака, грозившие скорым появлением грозовых туч. Сгущались и вражеские тучи над меньшим по численности войском Сиверса — шведы медленно, но верно приближались, заставляя своих противников суроветь лицами и крепче сжимать в руках оружие. Разноязыко в голос читались молитвы, прося Господа о даровании победы и о сохранении жизни. Датские, немецкие, гаэльские, французские мольбы доносились отовсюду, устремляясь от самого сердца ввысь, в небеса, к Богу. Армия, однако, не сдвинулась с места — генерал не форсировал события, к тому же сибирцы обещали ему показать дальнобойность своих мушкетов. Помня сибирские мортиры и качество их работы, Густав легко согласился — ведь это еще один плюс к его решению не выступать навстречу Леннарту в чистое поле, имея возможность опереться на холмистую местность позади.
- Предыдущая
- 30/92
- Следующая
