Волшебник - Скотт Майкл - Страница 5

— Сейчас я угадаю, — произнес Джош. — Никколо Макиавелли?

— Самый опасный бессмертный человек в Европе, — мрачно изрек алхимик. — Поверь мне: по сравнению с ним Ди покажется тебе фокусником-любителем.

— Добро пожаловать в Париж, алхимик.

Софи и Джош вздрогнули. Макиавелли был все еще слишком далеко, чтобы слышать его так отчетливо. Странно, но его голос шел откуда-то сзади них, и ребята обернулись посмотреть, но там стояли только две зеленью металлические статуи с облупившейся краской: справа — женщина на лошади, с мечом в руке, а слева — мужчина со скипетром.

— Я вас ждал.

Голос доносился как будто из статуи мужчины.

— Дешевый трюк, — презрительно сказала Скетти, соскребая кусочки воска с мысков бронированных ботинок. — Обычное чревовещание.

Софи несмело улыбнулась.

— А я подумала, это говорящая статуя, — смущенно призналась она.

Джош начал было смеяться над сестрой, но быстро спохватился.

— Я бы не удивился, если бы она и вправду могла разговаривать.

— Добрый доктор Ди передает вам привет — продолжал звучать в воздухе голос Макиавелли.

— Значит, он не загнулся в Оджаи? — подхватил Николя, не повышая голоса.

Выпрямившись во весь рост, он небрежно заложил руки за спину и искоса поглядел на Скетти. Пальцы его правой руки начали бегать по ладони и по пальцам на левой руке.

Скетти отвела близнецов в сторону от Николя и медленно отступила в тень арки. Встав между ребятами, она обняла их за плечи — от ее прикосновения серебряная и золотая ауры сверкнули — и наклонила их головы к себе.

— Макиавелли. Великий из лжецов. — Шепот Скетти прозвучал не громче легкого дыхания. — Он не должен нас услышать.

— Не могу сказать, что рад видеть вас, синьор Макиавелли. Или в этом веке вы месье Макиавелли? — тихо произнес алхимик, прислонившись к балюстраде и глядя вниз, на белые ступеньки, где стоял его собеседник.

— В этом веке я француз, — ответил Макиавелли внятным голосом. — Люблю Париж. Это мой любимый город в Европе. После Флоренции, разумеется.

Пока Николя разговаривал с Макиавелли, он прятал руки за спиной, чтобы их не видел бессмертный. Его пальцы продолжали свой причудливый танец.

— Он творит заклинание? — прошептала Софи, наблюдая за его руками.

— Нет, он разговаривает со мной, — ответила Скетти.

— Как? — прошептал Джош. — Это магия? Телепатия?

— Нет, американский язык жестов.

Близнецы быстро переглянулись.

— Американский язык жестов? — удивленно повторил Джош. — Он знает язык жестов? Откуда?

— Вы забываете, что Николя давно живет на свете, — ответила Ската и продемонстрировала вампирский оскал. — В восемнадцатом веке он помог создать французский язык жестов, — сообщила она как бы между прочим.

— И что он говорит? — нетерпеливо спросила Софи.

Никакие знания из памяти ведьмы не помогали ей расшифровать жесты алхимика.

Ската нахмурилась и одними губами произнесла:

— Софи… brouillard… [2]туман… — Она покачала головой. — Софи, он просит у тебя туман. Ничего не понимаю…

— А я понимаю, — сказала Софи, когда у нее в голове пронеслось с десяток образов тумана, облаков и дыма.

Никколо Макиавелли остановился на ступеньках и глубоко вздохнул.

— Мои люди окружили территорию, — сообщил он и медленно направился к алхимику.

Старик немного запыхался, его сердце сильно колотилось. Похоже, сказывалось отсутствие тренировок. Создание воскового тульпы отняло все силы. Никогда еще Макиавелли не приходилось создавать такое большое чудовище, да к тому же сидя на заднем сиденье машины, петляющей по узким улицам Монмартра. Не самое элегантное решение, но нужно было задержать Фламеля и его спутников в церкви, пока он сам туда не приедет. И ему это удалось. Теперь церковь оцепили, сюда едут жандармы, и он вызвал всех доступных агентов. Его полномочия как главы ГУВБ были почти неограниченными, и он отдал приказ временно притормозить прессу. Он гордился тем, что полностью владеет своими эмоциями, но, надо признаться, в тот момент был немного возбужден. Очень скоро Николя Фламель, Ската и близнецы окажутся в его власти. И он одержит победу там, где оплошал Ди.

Позже он прикажет кому-нибудь из управления выдать прессе липовую историю о том, как грабители вторглись в государственный памятник. Ближе к рассвету, как раз к выходу утренних новостей, в средства массовой информации просочится второй репортаж — о том, как отчаянные преступники напали на охрану и сбежали по пути в полицейский участок. И больше их никто не видел.

— Теперь-то ты попался, Николя Фламель.

Фламель встал на краю первой ступеньки и сунул руки в задние карманы потертых черных джинсов.

— Кажется, в последний раз ты делал такое заявление, когда пытался влезть в мою могилу.

Макиавелли замер, потрясенный.

— Откуда ты знаешь?

Почти шестьсот лет назад посреди ночи Макиавелли вскрыл могилу Николя и Перенель, желая убедиться, что алхимик и его жена действительно мертвы, и выяснить, похоронили ли вместе с ними «Книгу чародея Авраама». Итальянец почти не удивился, обнаружив, что оба гроба набиты камнями.

— Мы с Перри стояли прямо у тебя за спиной и наблюдали из темноты. Когда ты поднимал могильную плиту, мы были так близко, что могли дотянуться до тебя рукой. Я знал, что кто-нибудь придет. Только и представить не мог, что это будешь ты. Признаюсь, испытал разочарование, Никколо, — добавил он.

Седовласый мужчина вновь зашагал вверх по ступенькам к церкви.

— Ты всегда думал обо мне лучше, чем я есть на самом деле, Николя.

— Я верю, что в каждом человеке есть немного добра, — прошептал Фламель, — даже в тебе.

— Нет, алхимик, во мне его больше нет, и давно. — Макиавелли остановился и указал на полицейских и вооруженный до зубов отряд специального назначения. — Иди сюда. Сдавайся. Тебе никто не причинит зла.

— Даже не могу сосчитать, сколько людей уже говорили мне нечто подобное, — печально произнес Николя. — И всегда лгали.

Голос Макиавелли стал жестче.

— Выбирай: сделка со мной или с Ди. Ты же знаешь, этот английский кудесник никогда не отличался терпением.

Фламель пожал плечами и хитро улыбнулся.

— Предлагаю третий вариант: я не буду вступать в сделку ни с кем из вас.

Он развернулся вполоборота, но потом вновь посмотрел на Макиавелли, и выражение его лица заставило бессмертного итальянца в ужасе отпрянуть. На миг нечто древнее и неумолимое сверкнуло в блеклых глазах Фламеля. На этот раз голос Фламеля опустился до шепота, но Макиавелли по-прежнему отчетливо слышал его.

— Будет лучше, если мы больше никогда не встретимся.

Макиавелли попытался засмеяться, но смешок получился какой-то нервный.

— Звучит как угроза… Поверь мне, сейчас ты не в том положении, чтобы угрожать.

— Это не угроза, — ответил Фламель и отошел от лестницы. — Это обещание.

Холодный и сырой парижский воздух внезапно наполнился насыщенным ароматом ванили, и тогда Никколо Макиавелли понял: что-то не так.

Выпрямившись и закрыв глаза, вытянув руки по бокам ладонями наружу, Софи Ньюман глубоко вздохнула, пытаясь унять колотящееся сердце и уйти в пространства своего разума. Когда Аэндорская ведьма закутала ее, как мумию, в бинты из густого воздуха, она в считанные мгновения передала девочке тысячелетние знания. Софи казалось тогда, будто голова ее раздувается, а мозг наполняется воспоминаниями ведьмы. С тех пор у нее побаливала голова, немела шея и давило на глаза. Два дня назад она была обычным американским подростком и ее занимали самые обычные дела: домашняя работа, школьные задания, новые песни и клипы, мальчики, номера сотовых телефонов и электронные адреса, блоги и сайты. Теперь она узнала такое, чего знать никому не положено.

Софи Ньюман обладала знаниями Аэндорской ведьмы. Она знала все, что когда-либо видела ведьма, все, что та познала за целое тысячелетие. Одна большая свалка: смешение мыслей и желаний, наблюдений и страхов, неразбериха из странных и пугающих образов, непонятных звуков. Как будто тысячу фильмов смешали и смонтировали в один. И в этом клубке воспоминаний попадались бесчисленные случаи, когда ведьма действительно использовала свою особую силу — воздушную магию. Софи нужно было отыскать тот эпизод, когда ведьма создавала туман. Но где и как его найти? Не обращая внимания на разговор Фламеля и Макиавелли, отрешившись от кислого запаха страха, источаемого ее братом, и от звона мечей Скаты, Софи сосредоточилась на тумане.