Эмигрант с Анзоры - Завацкая Яна - Страница 14
- Предыдущая
- 14/107
- Следующая
Таро наклонился к печке, перекладывая дрова. И вдруг вскрикнул. Я бросился к нему.
Таро тащил что-то из-под ножек… рванул изо всех сил. В руке у него была самая настоящая, явно в рабочем состоянии «Рокада». Отличный пистолет, мы все его на сборах опробовали.
– И патроны тут, посмотри. – Таро вытащил из-под печурки тщательно запаянный мешочек. Потом нагнулся, тщательно осмотрев все пространство внизу.
– Больше ничего нет, – сказал он с оттенком сожаления.
– Ну и дела, – пробормотал я. Оружие – это все-таки что-то… не знаю, смог ли бы я выстрелить в человека. Не пробовал еще ни разу. На войне, конечно, смог бы, куда денешься-то… А вот так, просто защищая свою жизнь, не знаю. Мне не хотелось стрелять. Просто приятно было знать, что у нас вот есть «Рокада». Таро сунул оружие себе за пояс, патроны – в карман.
Арни сидел на стуле и дышал. На него было жалко смотреть – глаза ввалились, между губами и носом – ярко выраженный синий треугольник. Губы тоже синие. Мы с Таро занялись растопкой. Вскоре в квадратном отверстии весело затрещал огонь. Одно из одеял мы развесили на свободном стуле перед печкой. Другие разложили на полу.
– Может, ты в уголке поспишь как-нибудь? – предложил я, подойдя к Арни.
– Не знаю… я не смогу, наверное. Мне тут, на стуле лучше.
Мы придвинули стул к стене, в угол, так, чтобы Арни мог на стену опираться. Одно из одеял было относительно сухим, мы завернули в него Арни, аккуратно, чтобы он все же не у голой стены сидел. Потом Таро разделил наши последние сухари.
– Быстро кончились, – сказал он мрачно. – Надо было экономнее.
– Ничего… – сказал Арни между хрипами, – завтра… найдем… что-нибудь… обязательно…
Похоже, он был настроен оптимистичнее всех. Неизвестно, сколько нам еще придется блуждать по лесам… летом – еще были бы грибы, ягоды… Сейчас – и думать не о чем. У нас нет шансов, кольнуло меня. Это хорошо так думать, когда планируешь, сидя после ужина в комнате – есть шансы, нет шансов… А когда понимаешь, что «нет шансов» – это вполне реальная смерть от голода… что вот этот холодный, мокрый кошмар будет еще кошмарнее, еще хуже, до тех пор, пока не станет совсем уж непереносимым, и тогда ткнешься носом в мокрые ледяные листья… Я поспешно отогнал эти мысли.
– Ничего, – сказал Таро. Мне показалось, что он думал о том же. Это Арни мог не думать о голодной смерти – у него были заботы поважнее. Выдохнул один раз – вот и хорошо. Вот уже можно опять быть оптимистом. До следующего выдоха. Я вдруг понял, что Арни может умереть. Задохнуться. Задохнуться – страшно. Я всегда боялся повешения. Как-то в детстве смотрел повешение по телевизору – какого-то шпиона казнили… и как-то я ярко представил – как это, когда не хватает воздуха…
– Зато мы на Квирин попадем, – сказал Таро поспешно. – Может быть, и глупо, но мы доберемся до Баллареги и попадем на Квирин. А там – здорово… Там, Арни, тебя сразу вылечат. За пять мниут. Будешь опять как человек.
Собственно, что он об этом знает? – подумал я. В детстве с отцом говорил – так это когда было… что он помнит? Наверное, это все-таки безумие. Наверное. Было бы мне лучше сейчас в тюрьме? Ведь я наверняка был бы сейчас уже в тюрьме. Не знаю… но хоть бы ребята так не мучились со мной.
Я уснул почти сразу. Арни кемарил кое-как, сидя, мы подперли его с двух сторон для тепла и под мерный страшный хрип погрузились в сон.
Темная грузная фигура стояла у окна, заслоняя предрассветные сумерки. Таро. Холодно. Очень холодно. Я скосил глаза и увидел, что Арни спит. Дыхание его стало потише и ровнее. Странно, но он был единственным из нас, кто мог спать. Вероятно, промучился всю ночь, и вот только теперь… и дыхание, слава Богу, стало лучше. Это самое главное. Я подавил кашлевой рефлекс, чтобы не разбудить Арни. Лучше бы не вставать, но сильно мерз бок, и ноги затекли. Я осторожно поднялся, закутал Арни и подошел к окну. К Таро.
– Что делать будем? – спросил он, полуобернувшись ко мне. Я не отвечал.
Оставаться здесь – немного теплее, крыша над головой. Но ведь еда кончилась, а в лесу сейчас ничего не найдешь. Идти снова в лес… Так неизвестно, как далеко он тянется. Но так все же есть надежда какая-то. А сидеть здесь…
– Надо идти, – сказал Таро.
– Пусть поспит, – я скосил глаза на Арни. Таро кивнул.
– Конечно, проснется, и пойдем.
– Кажется, ему получше…
Я наконец раскашлялся, зажав рот кулаком. Таро сочувственно смотрел на меня.
– И как ты никогда не болеешь? – прохрипел я. Мой друг пожал плечами.
– Родители в детстве меня закаляли… мы даже зимой в реке купались. Бегали босиком. Отец хотел, чтобы я стал сильным.
– Ты и стал… – я окинул его взглядом. – А приемам этим… ну драться – тоже отец научил?
– Да. Это рэстан, так на Квирине называется.
Мы помолчали.
– Ты думаешь, нас возьмут на Квирин? – выразил я наконец давно терзавшую меня мысль. Таро кивнул.
– Отец сказал, да. Обязательно. Что бы ни случилось, я должен прийти по этому адресу и меня возьмут. И вас тоже, я уверен.
– Почему ты так думаешь? – я внимательно смотрел на него.
– Без вас я все равно… никуда. – Таро дернул плечом, – знаешь что, Ланс? Мой отец… он совсем другой был. И мама. Понимаешь, я маленький-то думал, это нормально. Ну, это мои родители, я их люблю, они для меня самые лучшие. А потом я думал об этом и понял, что они действительно были другие. Тут ведь у нас вообще про любовь неприлично говорить. А это очень хорошо, Ланс. Это когда ты со своими родителями – как единое целое. Вот как организм, понимаешь, если тебе руку порезали, то больно всему телу. Вот так у нас было…
И у нас троих ведь так же, подумал я, но ничего не сказал. Таро продолжал.
– Дети еще ничего, вот мы с вами же подружились. Дети бывают ничего, но очень быстро становятся такими, как все. А взрослые тут, Ланс, они вообще не знают даже, что любовь есть. Это только считается, что люди женятся, семью заводят. По-настоящему тут любви нет и быть не может. Ну может быть, у кого-нибудь, редко. На самом деле все заняты другим. И ладно бы еще в Цхарна верили, а то только ведь делают вид, что верят, а на самом деле все заняты тем, как бы в жизни получше устроиться, побольше пожрать, одеться, благ получить всяких.
Я подумал, что Таро прав. И в Цхарна-то у нас по-настоящему никто не верит. Только принято делать вид, что веришь, но всерьез, глубоко… ну, может, кто-нибудь это и воспринимает глубоко, но очень редко. Вот Пати – она идейная… но если подумать, и она верит не в Цхарна, а в Общину.
– А там, на Квирине, все по-другому… я так думаю, – добавил Таро. – Я давно уже думал об этом. Надо было, конечно, раньше уйти, Ланс. Летом, можно было как-нибудь схитрить, подделать какие-нибудь пропуска. Но я сам уже в такого превратился, как все… мечтал, чтобы Магистерий дали, с девчонками связывался. А они тоже такие… какая там любовь! – горько закончил он.
– А на Квирине, ты думаешь… – осторожно спросил я. Глаза Таро блестели в сумерках.
– Да! Там любовь. Там люди живут любовью, я это знаю. Там все по-настоящему!
– А Цхарн? – спросил я. Таро вдруг прислушался, замер.
– Ты что?
– Тихо! Окно! – Таро внимательно вглядывался в сумерки.
– Нет, ничего вроде… показалось. Цхарн… ты сам-то в него веришь?
– Ну…да, верю вообще-то.
– На Квирине нет Цхарна. Там Бог, – сказал Таро.
– Как в Беши, что ли?
– Не знаю. Может быть. Но папа мне говорил, что Бог есть. Чтобы я верил и помнил. И еще знаешь что? Что Бог есть любовь. Это так написано в Божественной ихней книге. Бог есть любовь. Поэтому я и думаю, что на Квирине… – Таро снова замолчал.
Какой-то важной была эта минута. Торжественной. Я чувствовал, как это важно – то, что он сказал сейчас. Мне хотелось ответить, что если Бог есть любовь, то в Беши Бог, наверное, какой-то другой… какая там любовь, у них, говорят, еще хуже, чем у нас, все. Но я не отвечал… Таро говорил сейчас то, во что верил… по-настоящему верил. Вот во что он верил, оказывается.
- Предыдущая
- 14/107
- Следующая
