Занавес - Кристи Агата - Страница 7

• Предыдущая
• 7/38
• Следующая

— Не будь так зол! В общем-то я тебя не обвиняю — ты никогда не диктовал нам свои условия, и мы благодарны тебе за это.

— Боюсь, — честно признался я, — я бы поступал иначе, если бы не ваша мать. Это она требовала предоставить вам полную свободу действий, свободу совершать свои собственные ошибки.

Джудит ещё раз сжала мою руку.

— Знаю, а тебе бы хотелось суетиться и кудахтать как наседке. Я этого не терплю. Ненавижу суету. Но ты наверняка согласишься со мной в том, что полезные жизни зачастую приносятся в жертву бесполезным.

— Да, иногда так бывает, — признался я, — но нет нужды в таких крутых мерах… Просто кому-то нужно уйти, вот и всё.

— Да, так ли это? Так ли?

Она произнесла эти слова с такой силой, что я взглянул на неё с некоторым удивлением. Было слишком темно, и лица её не было видно. Джудит продолжала тихим, встревоженным голосом:

— Здесь так много различных соображений — чувство ответственности, нежелание причинить боль другому человеку, а некоторые люди так беспринципны, они думают только о том, как бы сыграть на этих чувствах. Некоторые люди просто кровопийцы.

— Милая Джудит! — воскликнул я, ошарашенный яростью в её голосе.

Она, видимо, поняла, что была чересчур взволнована, так как рассмеялась и выдернула свою руку из моей.

— Я, наверное, слишком погорячилась, но я не могу иначе, когда думаю об этом. Видишь ли, мне как-то рассказали об одном деле.., старый тиран! И вот, когда находится человек, достаточно сильный и смелый, чтобы разорвать этот узел и освободить любимых людей, её называют сумасшедшей. Она — сумасшедшая? Почему? Ведь она сделала самое умное, что только можно было сделать — и самое смелое!

Ледяные мурашки пробежали у меня по спине. Где? Когда? Не так давно я слышал нечто подобное.

— Джудит, — резко спросил я, — о каком деле ты говоришь?

— О, ты о нём не знаешь! Это друзья Фрэнклинов. Фамилия старика была Литчфилд. Он был довольно богат, но жаден и морил голодом своих бедных дочерей, не разрешал им никого видеть и никуда ходить. Вот он-то и был сумасшедшим, хотя и не в медицинском смысле этого слова.

— И старшая дочь убила его? — спросил я.

— Так ты слышал об этом? Возможно, ты назовёшь это убийством, но оно было совершено не по личным мотивам. Маргарэт Литчфилд сама пришла в полицию с повинной. Я думаю, она была очень храброй девушкой. У меня бы не хватило смелости.

— Смелости прийти с повинной или смелости совершить убийство?

— И то и другое.

— Рад это слышать, — сурово заметил я, — но мне не нравится, что в ряде случаев ты оправдываешь убийство, — после некоторого молчания я добавил:

— А что думает доктор Фрэнклин?

— Он считает, что тот получил по заслугам, — сказала Джудит. — Знаешь, папа, некоторые люди так и напрашиваются на то, чтобы их убили.

— Мне не нравятся твои рассуждения, Джудит. Кто подбрасывает тебе такие идеи?

— Никто.

— Что же, тогда позволь мне сказать, что это вредоносные идеи.

— Понимаю. Оставим это, — она задумалась. — Вообще-то я пришла, чтобы передать тебе записку от миссис Фрэнклин. Она хочет тебя видеть, если тебе, конечно, не трудно подняться к ней в спальню.

— Буду рад. Жаль, что она так больна и не может спуститься к обеду.

— С ней всё в порядке, — бесстрастно заметила Джудит. — Она просто любит привлекать к себе внимание.

Молодые люди всегда так черствы.

До этого я лишь только один раз видел миссис Фрэнклин. Это была женщина ангельского типа, примерно тридцати лет. Большие карие глаза, волосы с пробором посередине, овальное приятное лицо с нежной кожей. Она была очень изящна.

Миссис Фрэнклин лежала на кровати, подпираемая подушками, в красивом бледно — голубом капоте.

Фрэнклин и Бойд сидели в комнате и пили кофе. Миссис Фрэнклин с улыбкой протянула мне руку.

— Как я рада, что вы приехали, капитан Гастингс. Как это хорошо для Джудит! Девочка так много работает.

— Она хорошо выглядит, — сказал я, пожимая её слабую руку.

— Да, ей повезло, — вздохнула Барбара Фрэнклин. — Как я завидую ей! Думаю, она даже не представляет себе, что такое плохое здоровье. Как вы думаете, сестра?

О! Разрешите представить вам. Это сиделка Кравен. Она так хорошо относится ко мне, ухаживает за мной, как за ребёнком! Не знаю, что бы я делала без неё.

Сиделка Кравен оказалась симпатичной девушкой с хорошим цветом лица и красивыми каштановыми волосами. Я обратил внимание на её руки, длинные и белые. Они резко отличались своей белизной от рук больничных сиделок. Она была малоразговорчива, а порой просто игнорировала вопросы. Так сиделка Кравен сделала и сейчас, лишь слегка наклонив голову.

— Да, — продолжала миссис Фрэнклин, — Джон просто замучил работой бедную девочку. Он такой эксплуататор! Ведь ты эксплуататор, Джон, не правда ли?

Её муж стоял, глядя в окно, что-то насвистывая себе под нос и бренча мелочью в кармане. Услышав вопрос жены, он вздрогнул:

— Что, Барбара?

— Я говорю, что ты без всякого стеснения эксплуатируешь Джудит Гастингс. И теперь, когда капитан Гастингс здесь, мы обсудим эту проблему и не дадим девушку в обиду.

Доктор Фрэнклин не понимал шуток. Он почему-то забеспокоился и с вопросительным видом повернулся к Джудит.

— Вы должны были сказать мне об этом, — пробормотал он.

— Не будьте смешны, — ответила Джудит. — Что же касается нашей работы, то я хотела попросить у вас краситель для второго среза — ну того, что…

— Да, да, — нетерпеливо прервал он её. — Если не возражаете, давайте пройдём в лабораторию. Я должен быть уверен…

Продолжая разговор, они вместе вышли из комнаты. Барбара Фрэнклин откинулась на подушки и вздохнула.

— Это мисс Гастингс — эксплуататор, вот что я думаю! — неожиданно и не смущаясь произнесла сиделка Кравен.

Миссис Фрэнклин вновь вздохнула и прошептала:

— Я чувствую себя так нехорошо. Я понимаю, мне следует больше интересоваться работой Джона, но я не могу этого сделать. Я хочу сказать, что что-то со мной не так, но…

Её излияния прервало хмыканье Бойда Каррингтона, стоявшего у камина.

— Чепуха, Бэбс, — произнёс он. — С вами всё в порядке. Не беспокойтесь.

— О, Билл, дорогой, не могу не беспокоиться. У меня такое душевное состояние. Это всё — и я не могу чувствовать иначе — так неприятно. Эти морские свинки, крысы и прочее. Уф, — она вздрогнула, — я знаю, это глупо, но меня от всего этого тошнит, и хочется думать только о хорошем — о птичках, о цветах, об играющих детях. Вы же знаете, Билл.

Он подошёл к ней и взял её за руку, которую она протянула с умоляющим видом. Когда Бонд посмотрел на неё, выражение его лица резко изменилось, оно стало нежным, как у женщины.

— Вы остались такой же, как были в семнадцать лет, Бэбс, — сказал он. — Помните ли вы вашу беседку, пруд с птицами и кокосовые орехи?

Он повернул голову ко мне.

— Я знаю Барбару с детства.

— Тоже скажете — с детства! — запротестовала она.

— Я, конечно, не отрицаю, что вы на пятнадцать лет меня моложе, но я играл с вами, когда вы были маленькой. Носил вас на плечах, моя дорогая. А позднее, когда я вернулся домой, вы были уже очаровательной девушкой, на пороге своего дебюта в свете, и я тоже внёс свою лепту, научив вас играть в гольф. Разве вы этого не помните?

— О, Билл, неужели вы думаете, что я всё забыла?

— Моя семья жила в этой местности, — пояснила она мне, — а Билл временами приезжал в гости к своему дяде, сэру Эверарду, проживавшему в Нэттоне.

— Какой это был дом — настоящая лавка древностей! — сказал Бойд Каррингтон о своём имении. — Иногда я жалею о том, что вернул его к жизни.

— О, Билл, там сейчас должно быть прекрасно!

— Да, Бэбс, но вся беда в том, что у меня нет никаких идей. Ванные, удобные кресла — вот и всё, что пришло мне в голову. Здесь нужна женщина.

— Я же сказала, что приеду и помогу. Я дала слово. Сэр Уильям в сомнении посмотрел в сторону сиделки Кравен.

• Предыдущая
• 7/38
• Следующая