Занавес - Кристи Агата - Страница 3

• Предыдущая
• 3/38
• Следующая

— Безусловно. Лучшее сердце в мире!

— Сердце? Возможно, но я не это имею в виду. Мозг, mon cher, мозг мой ещё работает потрясающе.

Я, по крайней мере, понял только одно: скромность Пуаро нисколько не пострадала.

— И вам нравится здесь? — спросил я.

— Как сказать, — Пуаро пожал плечами. — Конечно, это, как вы понимаете, не номер в Ритце. Комната, которую я первоначально занимал, была и маленькой, и недостаточной обставленной. Я перебрался сюда, почти за ту же стоимость. Затем кухня. Английская, причём самого худшего типа. Брюссельская капуста необычайно жесткая и нарезанная огромными кусками, как раз такими, как любят англичане. Варёная картошка либо жёсткая, либо разваливается на кусочки. А овощи совершенно переваренные. Полное отсутствие соли и перца в любом блюде, — Пуаро выразительно замолчал.

— Ужасно, — заметил я.

— Но я не жалуюсь, — продолжал Пуаро, — это последствия, так называемой, модернизации. Повсюду ванны, краны, а что толку от этого? Почти весь день, mon ami, едва тёплая вода. А полотенца? Такие тонкие и такие прозрачные!

— Да, нам есть что вспомнить в прошлом, — вставил я задумчиво, и мне вдруг представились облака пара от единственного крана с горячей водой в единственной ванной комнате, бывшей тогда в Стайлзе, где огромная ванна с боковыми стенками из красного дерева гордо возвышалась прямо в центре помещения! Я вспомнил также огромные банные полотенца и многочисленные сияющие кувшины с кипятком, которые стояли в старомодных тазах в каждой комнате.

— Не стоит огорчаться, — вновь сказал Пуаро. — Я готов страдать, но ради добра.

Неожиданная мысль пришла мне в голову.

— Послушайте, Пуаро, может у вас не хватает средств? Я знаю, война сильно ударила по капиталовложениям…

— Нет, нет, мой друг, — быстро успокоил меня Пуаро. — У меня всё в порядке. Пожалуй, я даже богат, и сюда меня привели не денежные обстоятельства.

— Что же, тогда прекрасно, — сказал я и продолжал:

— Кажется, я понимаю вас. С возрастом каждый из нас стремится всё чаще возвращаться к былым дням, пытаясь возродить прошлое. Мне как-то неуютно в Стайлзе. Всё навевает воспоминания, прежние ощущения и чувства, которые, как мне казалось, уже совершенно забыты. Думаю, что вы чувствуете то же самое.

— Ничуть. Как раз наоборот.

— Это были прелестные дни, — печально промолвил я.

— Так вы можете говорить только за себя, Гастингс. Что же касается меня, то приезд в Стайлз — Сент — Мери был для меня ужасно неприятен. Я был гоним, ранен и существовал за границей только благодаря милостыне. Нет, это было невесело. Я не знал, что Англия станет моим домом, и что здесь я найду своё счастье.

— Я забыл об этом, — сказал я виновато.

— Конечно. Вы всегда приписываете другим те же чувства, что испытываете сами. Гастингс счастлив — значит, все счастливы!

— Ну что вы, — запротестовал я, смеясь.

— В любом случае, — продолжал Пуаро, — вы улыбаетесь. Вы оглядываетесь назад. Вы говорите со слезами на глазах: «О, счастливые дни! Тогда я был молод», но, на самом деле, мой друг, вы не были так счастливы, как это вам сейчас кажется. Вы были тяжело ранены, страдали от того, что больше не годны к военной службе, но больше всего вас угнетало пребывание в этом доме. Кроме того, насколько я помню, вы окончательно запутались, так как влюбились сразу же в двух женщин.

Я рассмеялся и покраснел.

— Ну и память у вас, Пуаро.

— Да, да, да. Я помню, как вы меланхолически вздыхали и шептали бессмысленные глупости о двух прелестных женщинах.

— А вы помните, что вы говорили? Как-то вы мне сказали: «Успокойтесь, mon ami. Ни одна из них не создана для вас! Не беда. Вскоре мы вместе начнём охотиться и тогда…»

Я замолчал, потому что в те дни мы с Пуаро охотились во Франции, и именно тогда я встретил одну женщину… Пуаро нежно похлопал меня по руке.

— Понимаю, Гастингс, понимаю, рана ещё свежа, но не думайте о ней, не оглядывайтесь назад. Напротив, смотрите только вперёд.

Я сделал непроизвольное движение.

— Вперёд? Ради чего?

— Eh bien[11], мой друг, есть одно дело.

— Дело? Где?

— Здесь.

Я уставился на него.

— Только что, — сказал Пуаро, — вы спросили меня, почему я приехал сюда. Возможно, вы не заметили, что я промолчал. Сейчас же я вам отвечу. Я здесь охочусь за убийцей.

Я уставился на него с ещё большим удивлением. На мгновенье мне показалось, что он просто перескочил на другую мысль.

— Вы, что, всерьёз?

— Вот именно. Ради чего иного стоило убеждать вас приехать сюда? Мое тело беспомощно, но разум мой, как я уже сказал, не пострадал. Если вы ещё помните, моё правило — сидеть и думать. Это я ещё могу делать. В сущности, это единственное, что я могу. Что же касается активной стороны дела, то у меня ещё есть бесценный Гастингс.

— Вы серьёзно? — с трудом вымолвил я.

— Конечно. Мы с вами, Гастингс, вновь выходим на охоту.

Только через несколько минут я понял, что Пуаро не шутит.

Каким бы странным ни казалось это заявление, у меня не было оснований сомневаться. Со слабой улыбкой он сказал:

— Наконец-то вы поверили. Вначале вы, наверное, подумали, что у меня не всё в порядке с головой, не так ли?

— Нет, нет, — быстро возразил я. — Только место, мне кажется, не совсем подходящее.

— Вы так думаете?

— Конечно. Правда, я не видел ещё всех постояльцев…

— А кого вы видели?

— Латреллов, человека по имени Нортон, который кажется безобидным малым, и Бойда Каррингтона, который, должен вам сказать, больше всего мне понравился.

Пуаро кивнул головой.

— Что же, Гастингс, послушайте следующее. Когда вы увидите остальных постояльцев, мои рассуждения покажутся вам просто невероятными.

— А кто ещё проживает здесь?

— Фрэнклины — доктор с женой, медсестра, ухаживающая за миссис Фрэнклин, и ваша дочь Джудит. Затем Аллертон, своего рода сердцеед, и тридцатипятилетняя мисс Коул. Все они, должен сказать вам, прекрасные люди.

— И один из них убийца?

— Вот именно.

— А почему вы так думаете?

Я задавал вопросы спонтанно, не задумываясь.

— Успокойтесь, Гастингс. Давайте начнём с начала. Передайте мне пожалуйста, вон ту маленькую шкатулку из бюро. Bien.[12] И ключ. Так…

Раскрыв шкатулку для бумаг, он вынул оттуда пачку отпечатанных на машинке листов и несколько газетных вырезок.

— Можете изучить это на досуге, Гастингс. Сейчас я не буду беспокоить вас газетными вырезками. Это заметки прессы о различных трагедиях. Но чтобы дать вам представление об этих делах, я предлагаю вам прочитать составленный мною конспект.

Сильно заинтригованный, я стал читать.

Дело Л. Этерингтона

Леонард Этерингтон. Дурные наклонности. Принимал наркотики, пил. Странный садистский характер. Молодая и привлекательная жена. Ужасно с ним несчастлива. Этерингтон умер, возможно, от пищевого отравления. Врач не удовлетворён. Вскрытие показало, что смерть наступила в результате отравления мышьяком. В доме есть запас химикатов против сорняков, заказанный задолго до происшествия. Миссис Этерингтон арестована и обвинена в убийстве. До этого она подружилась с государственным служащим, вернувшимся из Индии. Нет никаких данных о её неверности, но есть факты о существовании между ними глубокой симпатии. Вскоре молодой человек обручился с девушкой, с которой познакомился во время морского путешествия. Есть сомнения относительно получения миссис Этерингтон письма с сообщением об этом событии: до или после смерти её мужа. Сама она уверяет, что — «до». Улики против неё, главным образом, косвенные; отсутствие другого возможного подозреваемого или других данных весьма проблематично. Большие симпатии к ней во время суда (из-за характера мужа и плохого обращения с его стороны). Суд решил в её пользу, подчеркнув, что нет сомнений в её невиновности. Миссис Этерингтон была оправдана. В обществе, однако, все считали её виновной. Жизнь её впоследствии была тяжелой, так как друзья оказывали ей холодный приём. Она умерла через два года после процесса, в результате принятия слишком большой дозы снотворного. Заключение о случайной смерти остаётся под вопросом.

• Предыдущая
• 3/38
• Следующая