Убийство в доме викария - Кристи Агата - Страница 9

• Предыдущая
• 9/52
• Следующая

На наши приветствия он ответил коротким кивком, выхватил у своего подчиненного записную книжку, полистал, бросил ему вполголоса несколько коротких фраз и подскочил к мертвому телу.

– Конечно, все тут залапали и переворошили, – буркнул он.

– Я ни к чему не прикасался, – сказал Хэйдок.

– И я тоже, – сказал я.

Инспектор несколько минут был поглощен делом: рассматривал лежавшие на столе вещи и лужу крови.

– Ага! – торжествующе воскликнул он. – Вот то, что нам нужно. Когда он упал, часы опрокинулись. Мы знаем время совершения преступления. Двадцать две минуты седьмого. Как вы там сказали, доктор, когда наступила смерть?

– Я сказал – с полчаса назад, но...

Инспектор посмотрел на свои часы.

– Пять минут восьмого. Мне доложили минут десять назад, без пяти семь. Труп нашли примерно без четверти семь. Как я понял, вас вызвали немедленно. Скажем, вы освидетельствовали его без десяти... Да, время сходится, минута в минуту.

– Я не могу утверждать категорически, – сказал Хэйдок. – Время определяется примерно в этих границах.

– Неплохо, сэр, совсем недурно.

Я не раз и не два пытался вставить свое слово:

– Часы у нас, знаете ли...

– Прошу прощенья, сэр, если мне что понадобится узнать, я задам вам вопрос. Времени в обрез. Я требую абсолютной тишины.

– Да, но я только хотел сказать...

– Абсолютной тишины! – повторил инспектор, буравя меня бешеным взглядом.

Я решил повиноваться. Он все еще шарил взглядом по столу.

– Зачем это он сюда уселся? – проворчал он. – Хотел записку оставить – эге! А это что такое?

Он с видом победителя поднял вверх листок бумаги. Слак был так доволен собой, что даже позволил нам приблизиться и взглянуть на листок из своих рук.

Это был лист моей писчей бумаги, и сверху стояло время: «18.20».

«Дорогой Клемент, – стояло в записке. – Простите, ждать больше не могу, но я обязан...»

Слово обрывалось росчерком там, где перо сорвалось.

– Яснее ясного, – раздувшись от гордости, возвестил инспектор Слак. – Он усаживается, начинает писать, а убийца потихоньку проникает в окно, подкрадывается и стреляет. Ну, чего вы еще хотите?

– Я просто хотел сказать... – начал я.

– Будьте любезны, посторонитесь, сэр. Я хочу посмотреть, нет ли следов.

Он опустился на четвереньки и двинулся к открытому окну.

– Я считаю своим долгом заявить... – настойчиво продолжал я.

Инспектор поднялся в полный рост. Он заговорил спокойно, но жестко:

– Этим мы займемся потом. Буду очень обязан, джентльмены, если вы освободите помещение. Прошу на выход, будьте так добры!

Мы позволили выставить себя из комнаты, как малых детей.

Казалось, прошли часы, а было всего четверть восьмого.

– Вот так, – сказал Хэйдок. – Ничего не попишешь. Когда я понадоблюсь этому самовлюбленному ослу, можете прислать его ко мне в приемную. Всего хорошего.

– Хозяйка приехала, – объявила Мэри, на минуту возникнув из кухни. Глаза у нее были совершенно круглые и шалые. – Минут пять как пришла.

Я нашел Гризельду в гостиной. Вид у нее был утомленный, но взволнованный.

Она внимательно выслушала все, что я ей рассказал.

– На записке сверху помечено «18.20», – сказал я в заключение. – А часы свалились и остановились в восемнадцать двадцать две.

– Да, – сказала Гризельда. – А ты ему разве не сказал, что эти часы всегда поставлены на четверть часа вперед?

– Нет, – ответил я. – Не удалось. Он мне рта не дал раскрыть. Я старался, честное слово.

Гризельда хмурилась, явно чем-то озадаченная.

– Послушай, Лен, – сказала она, – тогда это все вообще уму непостижимо! Ведь когда эти часы показывали двадцать минут седьмого, на самом-то деле было всего шесть часов пять минут, а в это время полковник Протеро еще и в дом не входил, понимаешь?

Мы некоторое время ломали голову над этой загадкой, но так ни к чему и не пришли. Гризельда сказала, что я должен сделать еще одну попытку сообщить об этом инспектору Слаку, но я проявил несговорчивость, которая заслуживает скорее названия «ослиное упрямство».

Инспектор Слак вел себя чудовищно грубо без всякого повода. Я предвкушал ту минуту, когда, к его вящему посрамлению, выступлю со своим важным сообщением. Пожалуй, я замечу с мягкой укоризной:

«Если бы вы тогда соблаговолили меня выслушать, инспектор Слак...»

Я все же надеялся, что он хотя бы поговорит со мной, прежде чем покинуть мой дом, но, к нашему удивлению, мы узнали от Мэри, что он уже ушел, закрыв на ключ двери кабинета и приказав, чтобы никто не смел туда входить.

Гризельда предложила пойти в Старую Усадьбу.

– Какой это будет ужас для Анны Протеро – полиция и все такое прочее, – сказала она. – Может быть, я смогу ей хоть чем-то помочь.

Я одобрил ее намерения, и Гризельда отправилась в путь с наказом, чтобы она мне непременно позвонила, если потребуется моя помощь или если кто-нибудь будет нуждаться в утешении – Анна или Летиция.

Я тут же принялся звонить учителям воскресной школы, которые должны были прийти в 19.45, – каждую неделю по четвергам они собирались у меня для подготовки к занятиям. При сложившихся обстоятельствах я счел за лучшее отложить встречу.

Следующим действующим лицом, появившимся на сцене, был Деннис, возвратившийся после игры в теннис. Судя по всему, убийство, происшедшее в нашем доме, доставило ему громадное удовольствие.

– Вот это повезло! – радовался он. – Убийца среди нас! Всю жизнь мечтал участвовать в расследовании убийства. А почему полиция заперла кабинет? Ключи от других дверей не подойдут, а?

Я наотрез отказался от подобных экспериментов. Деннис надулся. Вытянув из меня все до малейших подробностей, он отправился в сад на поиски следов, заметив на прощанье, что нам еще повезло – ухлопали всего-навсего старика Протеро, которого и так никто терпеть не мог.

Меня покоробила его бессердечная веселость, но я рассудил, что не стоит так строго спрашивать с мальчика. Деннис был в том возрасте, когда детективы любят больше всего на свете, так что он, обнаружив настоящую детективную историю, да еще и мертвое тело в придачу прямо, так сказать, на пороге своего дома, должен быть на седьмом небе от счастья, как и положено нормальному молодому человеку. В шестнадцать лет мало задумываются о смерти.

Гризельда вернулась примерно через час. Она повидалась с Анной Протеро и пришла, как раз когда инспектор сообщал ей о случившемся.

Узнав, что миссис Протеро рассталась со своим мужем в деревне примерно без четверти шесть и ей нечего добавить по этому поводу, он распрощался, но сказал, что завтра зайдет поговорить обстоятельнее.

– По-своему он был очень внимателен. – Гризельда была вынуждена это признать.

– А как перенесла эту весть миссис Протеро?

– Как сказать – она была очень спокойна, но ведь она всегда такая.

– Да, – сказал я. – Я не могу представить себе Анну Протеро в истерике.

– Конечно, для нее это страшный удар. Это было заметно. Она меня поблагодарила за то, что я пришла, но сказала, что ни в какой помощи не нуждается.

– А как Летиция?

– Ее не было – играла где-то в теннис. До сих пор не вернулась.

После небольшой паузы Гризельда сказала:

– Знаешь, Лен, она вела себя странно, очень, очень странно.

– Шок, – предположил я.

– Да, конечно, ты прав... И все же... – Гризельда задумчиво нахмурила брови. – Что-то не то, понимаешь? Она была не подавлена, не огорчена, а перепугана до смерти.

– Перепугана?

– Да, и изо всех сил старалась это скрыть, понимаешь? Не хотела выдавать себя. И в глазах такое странное выражение – настороженность. Я подумала: а вдруг она знает, кто его убил? Она то и дело спрашивала, кого они подозревают.

– Вот как? – задумчиво сказал я.

– Да. Конечно, Анна умеет держать себя в руках, но видно было, что она ужасно встревожена. Гораздо больше, чем я от нее ожидала: в конце концов, она не была к нему так уж привязана. Я бы сказала скорее, что она его вовсе не любила, если уж на то пошло.

• Предыдущая
• 9/52
• Следующая