Смерть приходит в конце - Кристи Агата - Страница 5

• Предыдущая
• 5/43
• Следующая

– Яхмос дурак, недотепа и дурак. Я куда умнее его. И Себек дурак, хотя и хвастается, как он хорошо соображает. Отец уже велел в письме поручать мне ту работу, которую я сам выберу…

– Ничего подобного, – перебила его Иза.

– …кормить и поить меня послаще и еще добавил, что ему очень не понравится, если до него дойдут слухи, что я не доволен и что со мной плохо обращаются.

Повторив наставления отца, он улыбнулся хитрой, злорадной улыбкой.

– Ах ты, негодник! – в сердцах бросила Иза. – Так я и скажу Имхотепу.

– Нет, бабушка, ты этого не скажешь.

Теперь он улыбался ласково, хотя и чуть нагло.

– Только мы с тобой, бабушка, из всего нашего семейства умеем соображать.

– Ну и наглец же ты!

– Отец всегда поступает, как ты советуешь. Он знает, какая ты мудрая.

– Возможно… Пусть так, но я не желаю слышать это от тебя.

Ипи засмеялся.

– Тебе лучше быть на моей стороне, бабушка.

– О чем это ты ведешь речь?

– Старшие братья очень недовольны, разве ты не знаешь? Конечно, знаешь. Хенет тебе обо всем докладывает. Сатипи и днем и ночью, как только остается с Яхмосом наедине, убеждает его поговорить с отцом. А Себек просчитался на сделке с лесом и теперь боится, что отец разгневается, когда узнает. Вот увидишь, бабушка, через год-другой отец сделает меня совладельцем и будет во всем слушаться.

– Тебя? Младшего из своих детей?

– Какое значение имеет возраст? Сейчас вся власть в руках отца, а я единственный, кто имеет власть над ним.

– Я запрещаю тебе так говорить! – рассердилась Иза.

– Ты у нас умная, бабушка, – тихо продолжал Ипи, – и прекрасно знаешь, что мой отец, несмотря на все его громкие слова, на самом деле человек слабый…

И сразу умолк, заметив, что Иза перевела взгляд и смотрит куда-то поверх его головы. Он повернулся и увидел Хенет.

– Значит, Имхотеп человек слабый? – скорбным тоном переспросила Хенет. – Не очень-то ему будет по душе твое мнение о нем.

Ипи смущенно рассмеялся.

– Но ведь ты не скажешь ему об этом, Хенет. Пожалуйста, Хенет, дай слово, что не скажешь… Милая Хенет…

Хенет скользнула мимо него к Изе. И ноющим голосом, правда, громче, чем обычно, проговорила:

– Конечно, не скажу. Тебе ведь хорошо известно, что я всегда стараюсь никому не причинять неприятностей. Я всей душой служу вам и никогда не передаю чужих слов, кроме тех случаев, когда долг обязывает меня сделать это.

– Я просто дразнил бабушку, вот и все, – нашелся Ипи. – Так я и объясню отцу. Он знает, что я никогда не скажу такое всерьез.

И, коротко кивнув Хенет, вышел из комнаты.

– Красивый мальчик, глядя ему вслед, проронила Хенет. – Красивый и уже совсем взрослый. И какие дерзкие ведет речи!

– Опасные, а не дерзкие, – недовольно возразила Иза. – Не нравятся мне его мысли. Мой сын чересчур к нему снисходителен.

– Ничего удивительного. Такой красивый и симпатичный мальчик.

– Судят не по внешности, а по делам, – снова резко проговорила Иза. И, помолчав секунду-другую, добавила:

– Хенет, мне страшно.

– Страшно? Чего тебе бояться, Иза? Скоро вернется господин, и все встанет на свои места.

– Встанет ли? Не знаю.

И, опять помолчав, спросила:

– Мой внук Яхмос дома?

– Несколько минут назад я видела, как он возвращался домой.

– Пойди и скажи ему, что я хочу с ним поговорить.

Хенет вышла и, разыскав Яхмоса на прохладной галерее, украшенной массивными, ярко расписанными столбами, передала ему пожелание Изы. Яхмос тотчас поспешил явиться.

– Яхмос, Имхотеп со дня на день будет здесь, сразу приступила к делу Иза.

Добродушное лицо Яхмоса осветилось улыбкой.

– Я знаю и очень рад этому.

– Все готово к его приезду? Дела в порядке?

– Я приложил все усилия, чтобы выполнить распоряжения отца.

– А как насчет Ипи?

Яхмос вздохнул.

– Отец слишком к нему благоволит, что может оказаться пагубным для мальчика.

– Следует объяснить это Имхотепу.

Лицо Яхмоса отразило сомнение.

– Я поддержу тебя, – твердо добавила Иза.

– Порой мне кажется, – вздохнул Яхмос, – что вокруг одни неразрешимые трудности. Но как только отец вернется домой, все уладится. Он сам будет принимать решения. В его отсутствие действовать так, как ему бы хотелось, нелегко, да еще когда я не наделен законной властью, а лишь выполняю поручения отца.

– Ты хороший сын, – медленно заговорила Иза, – преданный и любящий. И муж ты тоже хороший: ты следуешь наставлениям Птахотепа[7], которые гласят:

Но я дам тебе совет: не позволяй жене взять над собой верх. На твоем месте, внук мой, я бы всегда об этом помнила.

Яхмос взглянул на Изу и, покраснев от смущения, вышел из ее покоев.

Повсюду царили суматоха и приготовления. В кухне уже напекли сотни хлебов, теперь жарились утки, пахло луком, чесноком и разными пряностями. Женщины кричали, отдавая распоряжения, слуги метались, выполняя приказы.

«Господин… Господин приезжает…» – неслось по Дому.

Ренисенб помогала плести гирлянды из цветов мака и лотоса, и душа ее исходила радостным волнением. Отец едет домой! За последние несколько месяцев она, сама того не замечая, окончательно втянулась в прежнюю жизнь. Чувство смутной тревоги перед чем-то неведомым и загадочным, возникшее в ней, по ее мнению, после слов Хори, исчезло. Она прежняя Ренисенб, и Яхмос, Сатипи, Себек и Кайт тоже ничуть не изменились, как и всегда, перед приездом Имхотепа в доме шумная суета. Пришло известие, что хранитель гробницы прибудет до наступления темноты. На берег реки послали одного из слуг, который криком должен был возвестить о приближении господина, и вот наконец ясно послышался его громкий предупреждающий клич.

Бросив цветы, Ренисенб вместе с остальными побежала к причалу на берегу реки. Яхмос и Себек уже были там, окруженные небольшой толпой из рыбаков и землепашцев – они все возбужденно кричали, указывая куда-то пальцем.

А по реке под большим квадратным парусом, надутым северным ветром, быстро шла ладья. За ее кормой следовала еще одна ладья-кухня, на которой теснились слуги. Наконец, Ренисенб разглядела отца с цветком лотоса в руках, а рядом с ним сидел еще кто-то, кого Ренисенб приняла за певца.

Приветственные крики на берегу раздались с удвоенной силой. Имхотеп в ответ помахал рукой. Гребцы оставили весла и взялись за фалы. Послышались возгласы: «Добро пожаловать, господин!» – и слова благодарности богам за счастливое возвращение:

– Слава Себеку[8], сыну Нейт[9], который покровительствовал твоему благополучному путешествию по воде! Слава Птаху, доставившему тебя из Мемфиса к нам на юг! Слава Ра[10], освещающему Северные и Южные Земли!

И вот уже Имхотеп, сойдя на берег, отвечает, как того требует обычай, на громкие приветствия и вознесенную богам хвалу по случаю его возвращения.

Ренисенб, зараженная общим радостным волнением, протиснулась вперед. Она увидела отца, который стоял с важным видом, и вдруг подумала: «А ведь он небольшого роста. Я почему-то думала, что он куда выше».

И чувство, похожее на смятение, овладело ею.

Усох отец, что ли? Или просто ей изменяет память? Он всегда казался видным, властным, порой, правда, суетливым, поучающим всех вокруг, иногда она в душе посмеивалась над ним, но тем не менее он был личностью. А теперь перед ней стоял маленький пожилой толстяк, который изо всех сил тщетно пытался произвести впечатление значительного человека. Что с ней? Почему такие непочтительные мысли приходят ей в голову?

• Предыдущая
• 5/43
• Следующая