Смерть приходит в конце - Кристи Агата - Страница 32

• Предыдущая
• 32/43
• Следующая

– Я умираю, – вдруг упав духом, пробормотал Яхмос. – Да, умираю…

– Кое-кому суждено умереть до тебя, – мрачно произнесла Хенет.

– Что? О чем ты говоришь? – Он приподнялся на локте и уставился на нее.

– Я знаю, что говорю, – закивала головой Хенет. – Следующая очередь не твоя. Подожди, сам увидишь.

– Почему ты избегаешь меня, Ренисенб? Камени загородил ей дорогу. Ренисенб залилась краской, не зная, что сказать в ответ. Она и вправду старалась свернуть в сторону, когда замечала, что навстречу идет Камени.

– Почему? Скажи, Ренисенб, почему? Но у нее еще не было ответа, а потому она только безмолвно помотала головой. Затем подняла глаза и посмотрела ему прямо в лицо. Ее пугала мысль, что и лицо Камени тоже изменилось. И она была на удивление самой себе рада, что оно ничуть не изменилось, только глаза его смотрели на нее с грустью, и на этот раз на его губах не было улыбки.

Встретив его взгляд, она опустила глаза. Камени всегда вызывал в ней какую-то тревогу. Когда он оказывался рядом, она чувствовала волнение. Сердце у нее забилось быстрее.

– Я знаю, почему ты избегаешь меня, Ренисенб.

– Я… Я вовсе не избегаю тебя, – наконец обрела она голос. – Я просто тебя не заметила.

– Ты лжешь, красавица Ренисенб! – Он улыбался. Не видя его лица, по голосу она поняла это и почувствовала его теплую сильную руку на своей руке.

– Не трогай меня, – отпрянув, сказала она. – Я не люблю, когда до меня дотрагиваются.

– Почему ты сторонишься меня, Ренисенб? Ты ведь понимаешь, что происходит между нами. Ты молодая, сильная, красивая. Противно воле природы всю жизнь горевать по покойному мужу. Я увезу тебя из этого дома. В нем поселились смерть и злые духи. Ты поедешь со мной и будешь в безопасности.

– А если я не захочу ехать? – отважилась спросить Ренисенб.

Камени рассмеялся. Его ровные белые зубы сверкали на солнце.

– Но ведь ты хочешь поехать, только стыдишься в этом признаться. Жизнь прекрасна, Ренисенб, когда сестра и брат живут вместе. Я буду любить тебя и сделаю счастливой, а ты станешь «плодоносной пашней мне, твоему господину». Я не буду больше взывать к Птаху: «Любимую дай мне сегодня вечером», а пойду к Имхотепу и скажу: «Отдай мне мою сестру Ренисенб». Но здесь тебе оставаться опасно, а потому я увезу тебя на север. Я хороший писец, меня возьмут в любой богатый дом в Фивах, если я захочу, хотя, признаться, мне больше по душе сельская жизнь – поля, скот, песни крестьян во время уборки урожая и небольшая лодка на реке. Мне бы хотелось катать тебя по реке, Ренисенб. И Тети мы возьмем с собой. Она красивая, здоровая девочка, я буду любить ее и постараюсь быть ей хорошим отцом. Ну, Ренисенб, что ты мне скажешь?

Ренисенб молчала. Она слышала стук своего сердца, ощущала истому во всем теле. Но вместе со стремлением к Камени рождалась странная неприязнь к нему. «Только он дотронулся до моей руки, как слабость завладела мной… – думала она. – Потому что он сильный… У него широкие плечи… На губах всегда улыбка… Но я не знаю, о чем он думает, что у него в душе и на сердце. Нет между нами нежности… Мне тревожно рядом с ним… Что мне нужно? Не знаю… Но не это… Нет, не это…»

И тут вдруг она услышала свой голос. Но даже ей самой ее собственные слова показались неуверенными и неубедительными.

– Мне не нужен второй муж… Я хочу быть одна… Сама собой…

– Нет, Ренисенб, это не так. Ты не должна быть одна. Посмотри, как дрожит твоя рука в моей… Ренисенб вырвала у него свою руку.

– Я не люблю тебя, Камени. По-моему, я тебя ненавижу.

Он улыбнулся.

– Меня это не страшит, Ренисенб. Твоя ненависть так похожа на любовь. Мы еще поговорим об этом.

И удалился легкой, быстрой поступью – так движется молодая газель.

А Ренисенб не спеша направилась к пруду, где Кайт играла с детьми.

Кайт заговорила с ней, но Ренисенб, занятая своими мыслями, отвечала невпопад.

Кайт, однако, этого не заметила, как обычно, все ее внимание было обращено на детей.

Внезапно, нарушив воцарившееся молчание, Ренисенб спросила:

– Как ты думаешь, Кайт, выйти мне снова замуж?

– По-моему, да, – равнодушно отозвалась Кайт, не выказывая большой заинтересованности. – Ты молодая и здоровая, Ренисенб, и сможешь родить еще много детей.

– Разве в этом вся жизнь женщины, Кайт? Быть занятой по дому, рожать детей и сидеть с ними на берегу водоема в тени фиговых деревьев?

– Только в этом для женщины и есть смысл жизни, разве ты не знаешь? Ты ведь не рабыня. В Египте настоящая власть в руках женщин: они рожают детей, которые наследуют владения отцов. Женщины – источник жизненной силы Египта.

Ренисенб задумчиво, посмотрела на Тети, которая, нахмурившись от усердия, плела своей кукле венок из цветов. Было время, когда Тети, выпячивая нижнюю губу и чуть наклоняя набок голову, так походила на Хея, что у Ренисенб от боли и любви замирало сердце. А теперь и лицо Хея не всплывало в памяти Ренисенб, и Тети больше не выпячивала губу и не наклоняла набок голову. Раньше были минуты, когда Ренисенб, страстно прижимая к себе Тети, чувствовала, что ребенок – это часть ее собственного тела, ее плоть и кровь. «Она моя, моя – и больше ничья», – твердила она про себя.

Теперь же, наблюдая за Тети, Ренисенб думала:

«Она – это я и Хей…»

Тети подняла глаза и, увидев мать, улыбнулась. Серьезная и ласковая улыбка. В ней были доверие и радость.

«Нет, она это не мы с Хеем, она – это она, – подумала Ренисенб. – Это Тети. Она существует сама по себе, как я, как все мы. Если мы любим друг друга, мы будем друзьями всю жизнь, а если любви нет, то, когда она вырастет, мы станем чужими. Она Тети, а я Ренисенб».

Кайт смотрела на нее с любопытством.

– Чего хочешь ты, Ренисенб? Я не понимаю. Ренисенб ничего не ответила. Как облечь в слова то, что она сама едва понимала? Оглядевшись, она как бы заново увидела обнесенный стенами двор, ярко раскрашенные столбы галереи, неподвижную водную гладь водоема, стройную беседку, ухоженные цветочные клумбы и заросли папируса. Кругом мир и покой, доносятся давно ставшие привычными звуки: щебет детей, хриплые пронзительные голоса служанок в доме, отдаленное мычание коров. Бояться нечего.

– Отсюда не видно реки, – рассеянно произнесла она.

– А зачем на нее смотреть? – удивилась Кайт.

– Не знаю, – ответила Ренисенб. – Наверное, я сказала глупость.

Перед ее мысленным взором отчетливо встала панорама зеленых полей, покрытых густой сочной травой, позади которых раскинулась уходящая за горизонт даль удивительной красоты, сначала бледно-розовая, а потом аметистовая, разграниченная посредине серо-серебристой полосой – Нилом…

У нее перехватило дыхание от этого богатства красок. Все, что она видела и слышала вокруг, исчезло, сменившись чувством безграничного покоя и безмятежности…

«Если повернуть голову, – сказала она себе, – то я увижу Хори. Он оторвется от своего папируса и улыбнется мне… Скоро сядет солнце, станет темно, я лягу спать… И придет смерть».

– Что ты сказала, Ренисенб?

Ренисенб вздрогнула. Она не знала, что говорит вслух. И теперь, очнувшись, вернулась к действительности. Кайт с любопытством смотрела на нее.

– Ты сказала «смерть», Ренисенб. О чем ты думала?

– Не знаю, – покачала головой Ренисенб. – Я вовсе не… – Она снова огляделась вокруг. Как приятна была эта привычная сцена: плещется вода, рядом играют дети. Она глубоко вздохнула.

– Как здесь спокойно. Нельзя даже представить себе, что может случиться что-то страшное.

Но именно здесь возле водоема на следующее утро нашли Ипи. Он лежал лицом в воде – чья-то рука, окунув его голову в водоем, держала ее там, пока он не захлебнулся.

Имхотеп сидел, бессильно ссутулившись. Выглядел он гораздо старше своих лет – убитый горем, сморщенный, жалкий старик. На лице застыла растерянность и смятение.

• Предыдущая
• 32/43
• Следующая