Шальные миллионы - Дроздов Иван Владимирович - Страница 42
- Предыдущая
- 42/88
- Следующая
И еще он рассказывал, что отца его не поняли здесь, в России, о нем стали писать гадости в газетах, отец бросил должность и уехал за границу. «Он и меня зовет туда!» Повернулся к Нине, посмотрел ей в глаза: «Ты бы хотела поехать за границу?» Нина пожала плечами: «Не знаю. Если не навсегда, то может быть… Это ведь интересно — посмотреть другие страны».
Месяц Иванов ухаживал за Ниной, на машине ездили в Елабугу, — там Иванов купил родителям Нины кирпичный двухэтажный дом с большим садом, там в церкви они и обвенчались.
И потом все шло хорошо, — они жили на даче недалеко от лавры, до тех пор пока в окружении Иванова не стали появляться те же самые наглые, противные типы, которых Нинель, — ее так теперь называл муж, — встречала на телевидении и в комиссиях по организации конкурса красоты и которых сам же Иванов называл подонками, говорил о них «слякоть». Слякоть эта все больше налипала на Иванова и на все, что его окружало, и Нина поняла, что другого-то мира у Иванова и нет.
Началась полоса отчуждения.
Вспомнила об этом Нина, лежа в ванне, оглядывая немудреные предметы туалета, тесовые стены, — мир, так не походивший на тот, ивановский, и такой близкий, родной, хорошо знакомый с детства и юности.
Еще и еще благодарила судьбу, которая свела ее с Анютой. С ней так тепло, надежно и покойно.
Они хоть и спали ночью всего два-три часа, и надо бы им отдохнуть, но Анюта ждала Олега, а Нина была взволнована новой обстановкой, долго беседовала с Евгением Владимировичем, — он поразил ее своеобычным и метким анализом происходящих в стране событий. Сказал: «Для меня была Россия — держава и остается, куда она денется, а этих американских мальчиков, что забежали в Кремль, — их скоро, как говорит бабушка Анфиса, пымают и — на Колыму, — туда, где наш казак Семен Дежнев земли новые открывал».
Пришел Олег. И Нина, подавая, ему руку, сказала:
— Мы знакомы! В ювелирном магазине вас видела… Про себя же в первую минуту подумала: «Ба! Тот амбал…». Но как только Олег улыбнулся и наклонился в почтительной позе, засомневалась: «На охранника не похож. В церкви спал, — не батюшка ли?» Олег докладывал Анне о делах:
— В церкви работают шесть человек, трудимся в две смены. Плотника и печника посылал в медпункт, — стекла вставили, двери заменили, печки поправили. И в школу дров завезли.
Теперь о книжке. Ее в Самаре, Челябинске и Сибири издают. Я юриста нанял, он денежные дела ведет.
Нина слушала, как завороженная, она лишь сейчас поняла, что можно делать с большими деньгами, но, конечно же, с чистыми, «отмытыми», как говорят в окружении Иванова. Но она еще не знала главного, и об этом главном Олег заговорил с гордостью:
— Поздравляю тебя, Аннушка: ты у нас фабрикант, владеешь двумя заводами — кирпичным и лесопильным. Оба на полную мощность заработали, и хотя прибыль пока небольшая, но больницу мы на нее обустроили. Кирпичи и доски по всем станицам и хуторам в районе развозят. На кирпичном заводе два КамАЗа приобрели, а на лесопилке — КамАЗ с прицепом. В день по два-три рейса делают. Этак, если с год поработаем, сотни новых домов, ферм, скотных дворов построим. И прибыль, конечно, наладим. Дай нам развернуться. Через год-другой мы твои затраты все вернем…
Что-то большое и важное поднималось в душе Нины. Ей и самой бы хотелось поработать и в церкви, и в школе, и в сельской больнице. Вспомнила и о своих собственных деньгах, — о тех, что Иванов давал ей на расходы. Тоже немалых! В иной месяц по пятьсот-шестьсот долларов тратила. Вот если бы на рубли их перевести да пустить на дело! Но тут сразу же обжигала мысль: «Деньги грязные! Их происхождение неведомо. Что скажут люди, если пять-десять тысяч долларов пожертвуешь на детские ясли, на школу, больницу?.. Прокурор вызовет, следователь займется».
И при этих мыслях Нина сникала, словно под холодным душем съеживалась. Нет у нее и Иванова книги, которая бы как на крыльях несла человека по жизни, — нет славы, людской молвы, какая идет по Дону вот о ней, о молодой казачке Анне Ворониной.
В открытую форточку как-то вдруг ворвался звук, похожий на гул самолета.
— Сергей мчит из района, — сказал Олег.
— Сергей?.. На чем? Уж не на вертолете ли?
— Катер у него такой, на реактивном ходу. Турбину вместо двигателя поставил.
Анюта схватила за руку Нину, побежали на берег. Встали на камень, смотрели на пролетающий мимо них катер. Анна махала платком, и Сергей увидел ее, поднял руку и круто развернул катер, — белый пенный шлейф изогнулся за кормой. Сергей причалил, замахал рукой: дескать, спускайтесь. И Анюта, увлекая Нину, побежала по тропинке к реке.
Сергей в форме милицейского капитана подавал девушкам руку, и они вскакивали на борт, усаживались на заднем сиденье, перед которым полукругом возвышался защитный козырек. На носу катера — тоже козырек, а под ним руль, рычаги управления. На бортах — имя: «Резвый».
— Сережа, тебя поздравить, — ты капитан?
— Так точно, с вашего разрешения.
— Познакомься, это моя подруга Нина.
Качнув катер, капитан подошел к козырьку, протянул через него руку.
— Надолго к нам?
— Хотелось бы навсегда.
— Так у нас понравилось?
— Очень. Я в восторге. А это правда, что катер вы сами сделали?
— Катер — нет, а двигатель — сам, или почти сам. Собирали по частям, мне ребята с детской технической станции помогали.
— А он не может взлететь, как самолет?
— Если горючего побольше да моториста хорошего, — пожалуй, может.
Они стояли друг против друга, оба смущались, но оба же и старались не показывать этого. Анюта заметила, что Сережа первый дрогнул, отвел взгляд в сторону, но отходить не торопился, ждал других вопросов. И вопрос последовал:
— Можно мне сесть с вами? Я хочу научиться управлять катером.
— Пожалуйста, это нетрудно.
Капитан подал руку, и Нина, опираясь на нее, по борту перешла в передний отсек. Парень крепко держал руку молодой женщины, и та, благодарно взглянув на него, как бы сказала: «А вы сильный, с вами хорошо».
Стройная, легкая, грациозно опустилась в кресло рядом с мотористом. Сергей багром, прикрепленным к борту, оттолкнул катер, и белоснежное, как чайка, судно — предмет неусыпных забот и гордости капитана Воронина — закачалось на прибежавшей откуда-то донской волне.
День разыгрался чудный, тихий и теплый, окруженный багрянцем и золотом лесов и полей, — такие дни бывают только на Дону в его среднем течении в конце сентября и в начале октября. Лето как бы возвращается вдруг на придонские степи, ласково улыбается людям ввиду скорого окончательного своего прощания.
Катер, покачиваясь на легкой волне, отклонялся течением к середине реки, и Сергей не торопился включать двигатель. Но вот турбина нехотя заурчала. Потом взревела, и катер, вздыбив нос, устремился вперед. И быстро набирал скорость. Сергей вывел его на стремнину реки, поставил рычаг управления турбиной на средние обороты и кивнул соседке, показывая на руль: мол, берите. Нина в первую минуту не поверила или не поняла, но потом придвинулась к Сергею, положила руки на руль. А капитан показывал ей на руль и на рычаг турбины, — дескать, это и есть все управление. Но видя, что девушка его не понимает, взял ее правую руку, положил на маленький хромированный рычажок, — вот она, турбина. И держа в своей руке руку Нины, стал опускать рычажок вниз: турбина умерила грозное рычание, а затем, кашлянув два-три раза, смолкла совсем. Катер двигался под силой инерции.
— Переходите на мое место, а я — на ваше, — сказал Нине Сергей.
Та с радостью пересела. В смотровое зеркало, сияя от счастья, кивнула Анюте.
Сергей продолжал:
— Вам надо усвоить три операции: включение, — вот красная кнопка, управление турбиной, — вот рычаг, и руль. А теперь, пожалуйста, включайте.
Нина не без робости нажала кнопку. Турбина, как испуганный медведь, взревела, и катер вновь устремился вперед, вверх по течению Дона. Справа высились отвесные стены крутого берега, и над ними вились стаи маленьких юрких птиц. Щурки зеленые, тут их еще называли пчелиными волками за то, что они на лету заглатывали пчел. В меловых скалах крылатые разбойники вили гнезда. А слева, перемежаясь полями и лугами, сверкал на солнце прощальным убором лес. И Дон, умиротворенный безветрием, стелил им навстречу искрящийся свинцово-золотой ковер. Нина уже понимала катер, он чутко реагировал на движение руля, и турбина то умеряла свой рев, то грозно набирала силу, — и было радостным для Нины это сознание своей власти, своей способности устремлять громоподобный аппарат в любом направлении.
- Предыдущая
- 42/88
- Следующая
