Шальные миллионы - Дроздов Иван Владимирович - Страница 35
- Предыдущая
- 35/88
- Следующая
— Будете сдавать? — спросила продавщица, — она, видимо, была старшей. — Пройдемте сюда, здесь оценщик.
— Нет, туда я не пойду. Вы лучше скажите примерную цену.
— Ой, не знаю. А сколько вы просите?
— Я платила за них сто тысяч долларов.
— Сто тысяч!.. Таких цен у нас нет, — капризно оттопырив губки, сказала старшая. Но Анна пропустила ее реплику мимо ушей. Беседовала с незнакомкой. Та продолжала разглядывать украшения, примеривала, смотрелась в зеркало. Тем временем продавщица привела мужчину, — молодого, заросшего, как обезьяна.
— Дайте посмотреть! — проговорил он властным тоном.
— Я не буду сдавать.
— Но в таком случае нечего тут их показывать.
— В чем дело? Мы разве не можем поговорить между собой?
Возмутилась и незнакомка.
— Хороши у вас правила торговли: ни с того ни с сего нападать на посетителей.
— Я не нападаю, но если вы пришли покупать, — пожалуйста, мы к вашим услугам. Но как я понял, гражданка…
Произнося эту тираду, он смотрел на серьги и перстень, и постепенно тон его понижался, и слово «гражданка» он произнес почти извиняющимся голосом. И уже совсем мирно проговорил:
— Покажите, что у вас?
Анна протянула ему одну серьгу, он продолжал тянуть руку, но она сказала:
— Смотрите.
Тот понял: она боится выпустить из рук все изделие. Разглядывая его в лупу, он время от времени бросал взгляд на Анну.
— Откуда у вас… эти вещи?
Незнакомка взорвалась:
— Послушайте! Вы не прокурор и оставьте этот свой допрос!
— Да, но я должен знать…
Анна протянула руку:
— Верните серьгу.
— Но позвольте, вы же пришли сдавать. Сколько просите?
— Верните серьгу! — сорвалась на крик незнакомка.
— А вы не хозяйка, и я вас не спрашиваю.
И в этот момент к прилавку подошли Костя и Олег.
— Господин! Вы странно себя ведете, — сказал Костя.
— А вы кто?.. Вам здесь чего нужно?
Костя грозно проговорил:
— Верните серьгу.
Оценщик, хотя и тише, продолжал артачиться. И тогда Костя сунул ему под нос удостоверение личности. Тот быстро вернул серьгу и униженно залепетал:
— Они же сдавать пришли. Я оценщик, готов приобрести. Сто тысяч?.. Я готов заплатить сто тысяч, но должен посмотреть. Вы же понимаете: сто тысяч долларов — не двадцать и не тридцать рублей!
Костя сделал жест Анюте оставить магазин. Поклонился ей. И они оба с Олегом, два богатыря, вышли вслед за женщинами. Незнакомка не хотела расставаться с Анной.
— Я бы купила у вас, но у меня с собой нет таких денег. Завтра деньги будут. Только прежде я бы хотела показать их знакомому ювелиру. Вы не будете возражать?
— Признаться, я не хотела бы продавать этот свой гарнитур. Он и самой мне нравится. Но я помогу вам купить другой, — и не хуже, уверяю вас.
— И тоже сапфировый?
— Может, сапфировый, а может, изумрудный, — не такой дорогой, но тоже хороший.
— Цена меня не смущает, — проговорила незнакомка. — Мне очень нравятся ваши. Я сон потеряю, буду о них думать.
Анюта будто бы случайно распахнула полы плаща. Лайковая юбочка, кулон, вспыхнувший синим цветом, высекли в глазах незнакомки восхищение.
— Вы так красивы и так стильно одеты, — сказала незнакомка.
— Вы нашли те самые слова, которые и я вам хотела сказать, но не успела.
Подала руку незнакомке.
— Меня зовут Анна, а вас?
— Нина. Друзья зовут Нинель.
— Прекрасное имя. В нем много поэзии. Хотите, Нина, я подвезу вас домой?
Анюта раскрыла дверцу автомобиля, пригласила Нину. Та села с ней рядом, и они поехали.
— Это ваш автомобиль?
— Мой.
— Вы счастливая. Я тоже хотела бы, но не умею править.
— Водить автомобиль? Это же проще простого. Могу научить.
— Научить? И вы это серьезно? Я бы с удовольствием, но какой резон вам со мной возиться?
— Вы мне понравились. А у меня здесь в Питере нет подруг. Помните, как в детстве мы говорили: «С тобой я буду дружить, а с тобой не буду…»
Они рассмеялись.
Нина в смотровое зеркало видела «вольво», неотступно следовавший за ними. И за рулем — мужчину с квадратной бородой и в затемненных очках, — того самого, что заступился за них в магазине.
— Аня, за нами следуют те самые… два парня, что приструнили нахала-оценщика.
— Пусть они тебя не смущают. Это мои охранники.
— Охранники? У тебя есть охранники? Но Анечка, если не секрет, кто же ты такая, что тебя охраняют такие крутые парни? И сколько же они стоят?
— Я писательница.
— Писательница? — почти вскричала Нина. — О господи, час от часу не легче. Скажи мне, что ты английская королева, мне легче поверить.
Анюта достала из сумки книжку, подала Нине. Та раскрыла ее и увидела фотографию Анны.
— А-а… И правда. Вот уж никогда не знала, что в таком возрасте можно выбиться в писательницы. Но позволь, разве писатели имеют так много денег, чтобы нанять охранников? Я слышала, писатели бедствуют, как и большинство людей нынче.
— Да, верно. Бедствуют. Но я написала книгу, которая, против моего ожидания, пользуется спросом, ее покупают. Это, конечно, не значит, что умею писать лучше других, — нет, совсем не так. Но читатель находит в моей книге что-то такое, что ему нравится.
— Любовь! — воскликнула Нина. — Тут и думать нечего. «Слезы любви»! Я бы тоже купила такую книгу. А, кстати, где она продается?
— В Петербурге скоро ее будут продавать. Пока же продают в городах на Волге. Но тебе незачем покупать, — возьми на память.
— Автограф! Мне нужен твой автограф.
— Ладно. Будет и автограф.
Они подъехали к гостинице «Прибалтийская», где жила Нина. Она дала Анне свой телефон, и они договорились встретиться.
Приехав домой, Анюта переоделась в свое платье и была рада, что дедушка не видел ее в «нелюдском» наряде городских модниц. Выпив чашечку чая и съев бутерброд, она у себя в кабинете прилегла на диван и принялась за Диккенса. Но чтение не шло. Встреча с Ниной хотя и прошла спокойно и легко, даже очень удачно, — и Костя был доволен, — но все-таки она играла роль, а всякая роль требует волнений.
В Питере после операции она попрощалась с Олегом, — у него был билет на самолет, — и ей стало невыразимо грустно, захотелось на Дон в свою прежнюю жизнь. Вспомнила она, как усталая, загоревшая на ветру и солнце, забегала в церковь и снизу вверх смотрела на своего Олега, а он, примостившись на лесах, что-нибудь отделывал, поправлял, подкрашивал. Завидев ее, кричал:
— Я сейчас спущусь!
— Не надо. Я тороплюсь.
И звук их голосов, точно обрывки пения, уплывал в верхний предел колокольни и там многократно повторялся в колоколах.
Анюта садилась на мотоцикл, летела к дедушке Евгению или на хутор домой, а через час-два по тропе крутого склона снова бежала к Дону, прыгала в катер, и — как чайка, летела на волнах.
Двух месяцев не прошло с того времени, а как далеко все отлетело. И слышала Анна сердцем: нет обратной дороги на Дон, навсегда прощайте милые просторы, Дон-батюшка и все, что окружало с детства! И Олег… Уходящая любовь томит сердце печалью воспоминаний, увлажняет взор непрошеными слезами. На резвом крыле улетает молодость, так и пролетит жизнь.
Позвонил Костя. Сказал, что отвез в аэропорт Олега, похвалил за блестящую операцию. Так и сказал: «блестящую».
— Ты артистка, Анюта, и замечательно играешь роль. Я смотрел и любовался: девушки одного возраста, обе из провинции, — она из Елабуги, приехала на конкурс красоты. Призового места не заняла, но, знатоки говорят, была из всех самой красивой. И все из-за того, что не согласилась разделить ложе с каким-то мерзавцем из жюри. Но зато стала женой Иванова. Да-да, того самого типа, который нас интересует. Он работал в столичном банке, и там его прозвали Еврей Иванов. Он еврей по матери, а отец у него Иванов. Тот самый Силай Иванов, который был первой шишкой в правительстве, а потом сбежал за рубеж. Но об этом после. К нему-то мы и прокладываем дорожку. Нинель плывет к нам в сеть. Не вильнула бы в сторону. Будем заводить осторожно.
- Предыдущая
- 35/88
- Следующая
