Шальные миллионы - Дроздов Иван Владимирович - Страница 29
- Предыдущая
- 29/88
- Следующая
— Не я предлагаю, а издательство: заключить договор на повторные тиражи. Вот я и прилетел.
Мужики смотрели на Анюту со смешанным чувством восхищения и некоторой почтительной робости.
Острый, изобретательный ум Кости возводил ажурные сооружения планов: если в Поволжье книга так хорошо идет, то она так же может пойти в Москве, Питере, Челябинске и других городах. Ах я осел безмозглый! Рукопись лежит у меня в столе, а я еще никуда с ней не обращался. Завтра с утра поеду в город, найду частного издателя.
Анна, возвращая Олегу половину гонорара, сказала:
— Бери себе на жизнь и на церковь, а мне и впредь будешь посылать половину. Напишу тебе доверенность, — будешь моим издателем.
Радости ее не было предела: она имеет свои деньги, свои кровные, заработанные. И будет жить с достоинством.
В тот же день Олег и Костя оформили все бумаги и съездили в Питер к нотариусу. Составился деловой союз: Анна пишет — Олег издает.
На ночь Олега положили в комнате Кости — на диване у окна, за которым на ветру чуть слышно шумел северный приморский лес.
Олег освоился, охотно вступал в разговор и был в хорошем настроении. Не думал, не гадал он, что жизнь его так быстро и круто развернется в неожиданном направлении. Планировал поездки в Саратов, Астрахань, а там и в Нижний Новгород и другие города России. Частные издательства теперь во всех больших городах, деньги у него есть, — всюду начнет издавать книгу.
Свет потушили, но не спалось. Косте понравился земляк, — немногословный, надежный. Все силы кладет на церковь, а семья с хлеба на квас перебивается.
— Скажи, Олег, как ты живешь, как семью умудряешься содержать, ведь от церкви-то, как я понимаю, доход невелик.
И, не дождавшись ответа:
— Не возражаешь, на «ты» перейдем. Земляки мы, да и возраст почти один.
— Попытаюсь, не знаю только, получится ли?.. Слава Богу, живем — не тужим. Как все. В зиму на работу ходил, — свиней выращивал. Огород у нас. Нынче семьдесят тыкв уродилось, помидоры, огурцы, картофель. И сад опять же. Земля — кормилица, власть ее велика, спасительна. Как вы-то тут, в больших городах?
— О нас речи нет, мы, Олег, живем на особицу, вот народ бедствует. Боюсь, голодать начнет.
Неожиданно спросил:
— А скажи, Олег, что бы ты делал, если б в руки твои большие деньги попали?
— Купил бы завод кирпичный.
— Кирпичный? Но разве продают их, кирпичные заводы?
— У нас в трех километрах от станицы продают. Полмиллиона стоит, а если за доллары — две тысячи пятьсот. Недавно он к акционерам перешел — к рабочим завода. Я тоже совладелец, — купил тысячерублевую акцию. Но все мы бедны и не можем модернизировать две поточные линии. Едва концы с концами сводим.
— Ну а если нам удастся книгу Аннину запустить во многих городах и от нее деньги большие пойдут, куда бы ты посоветовал Анюте их употребить? Не складывать же их под подушку?
— Нет, конечно. Я недавно в лесопильный цех заходил, — так там, грех сказать, пила со стареньким мотором, два работника, и те пьяные вдрабадан. А в Волгограде линии немецкие продают, на рубли — по два миллиона каждая. Купить бы такую линию, а то и две, толковых бы ребят набрать — такое дело можно заварить!
Костю все больше увлекали идеи Олега. И то, что Олег не говорил ему о деньгах, уже полученных им от Анны, — тоже оценил. Обещал ей молчать и слово держит. Спросят — скажет, а нет — так и говорить не о чем.
Кроме того, Костя знал: деньги дадены на церковь. И уж такой мужик будет верен слову, ни на что другое их не потратит.
Все нравилось Косте в Олеге. И подполковник сказал:
— На лесопилку и кирпичный завод найдем деньги. Я знаю, ты теперь будешь разворачивать работы в церкви. Но найми прораба, дай деньги ему, пусть он всем руководит.
— Я хотел расписать простенки, иконостас. Сам, по своим задумкам. Я ведь художник.
— Расписывай, но в свободное время. Купи завод, лесопилку. И там организуй работы, не торчи сам. Завод и лесопилка — вложение денег; пусть они на людей работают и нам доход приносят. За большой прибылью гнаться не будем, а маленький навар не помешает.
Минуту или две они лежали молча, и каждый был взволнован неожиданно возникшим грандиозным планом. Костя нашел канал, по которому он хотя бы часть денег пустит на благо людям, облегчит жизнь земляков, украсит, облагородит землю отцов. Для этого он и драгоценностей не пожалеет. И даже диадему, если это будет необходимо, он пустит в дело!
От радостных волнений и внезапных озарений не мог спокойно лежать, — поднялся на подушках.
— Ты не спишь, Олег?
— Нет. Где тут уснуть!
— Ну! И что ты мне скажешь?
— Я — за. Положу все силы. Но справлюсь ли? Никогда не имел я больших денег, — как бы не обмишуриться.
— Наймешь юриста.
— А платы мне не надо. Если для земляков, для станичников, — живота не пожалею.
— Выплачу тебе за полгода вперед. Заработок положу сто долларов в месяц.
— Сто долларов? Постойте, сколько же это рублей? Больше двадцати тысяч!.. Ой-ей, не надо!
— Будешь получать сто долларов!
Костя поднялся и включил свет. Подошел к столу, взял ручку и лист бумаги. Стал считать. На все расходы по кирпичному заводу и лесопилке хватит пятнадцать тысяч долларов, да еще пять «сверху», как говорят дельцы. И еще пять тысяч для всяких маневров.
— Слышишь, Олег! Рабочих толковых нанимай, мастера, контору оборудуй, вывеску, рекламу в газете, — все как у людей. Приеду инспектировать, смотри у меня!
Повернулся к Олегу, а тот заломил руки за голову, смотрит в потолок, словно аршин проглотил.
— Ты что, никак на попятную?
Казак повернул бородатую голову, грустно улыбнулся.
— Бросил бы ты свою работу, опасна она.
— Опасна — да, но и благородна. Деньги-то, изъятые у мерзавцев, я не проем, не пропью и остров в Тихом океане на них не куплю. Чай, не еврей я, а русский. А мы, русские, так природой заквашены: о России больше печемся, о народе. Вот и тебя возьми…
Олег поднялся, с чувством проговорил:
— Планы твои принимаю. Вместе мы таких дел наворочаем!
— У тебя транспорт есть?
— Есть старенький «жигуленок». Заменю мотор, поставлю колеса, — будет как новый.
— Договорились. Получай тридцать тысяч долларов и пятьдесят тысяч рублей. Завтра отвезу тебя на аэродром.
— Напишу расписку.
— Никаких расписок. Сразу установим принцип отношений: слово дороже любой расписки. Учет заведешь на предприятиях, а я, когда надо, посмотрю бухгалтерские книги. За прибылью особо не гонись, пусть у нас всем будет хорошо — и рабочим, и тем, для кого мы трудимся. Подыщи двух надежных парней, и на кирпичный завод, и на лесопилку. Управляющими их назначим, хороший оклад положим, — лишь бы дело двинули. Я сам приеду, помогу наладить производство, да так, чтобы землякам на пользу — чтобы и кирпич, и лес по божеской цене продавались. И по возможности в рассрочку за небольшой процент. Можем мы такое дело провернуть?
— Можем, но деньги большие нужны.
— Деньги?
Костя достал из ящика стола пачку долларов.
— Вот… Бери. Тут пятьдесят тысяч. Ставь дело на нашей родной земле, да так, чтобы небу было жарко!
В одиннадцатом часу утра поехали с Олегом в аэропорт. В дипломате Костя вез диадему. Проводив гостя, позвонил знакомому ювелиру.
Геннадий Тимофеевич Носов, известный в Петербурге мастер ювелирных дел, ожидал подполковника у метро «Черная речка». С ним Костя был знаком давно, последние два или три раза они виделись на квартире дяди. Геннадий Тимофеевич изготовлял для Амалии несколько сложных украшений.
Встретились по-родственному: обнялись, сели на лавочку.
— Геннадий Тимофеевич, хотелось бы с вами заключить деловой союз, — надолго и, по возможности, негласный, известный только нам двоим.
— Готов служить Отечеству, — и с удовольствием! — мастер склонился покорно, давая понять, что дело имеет с представителем власти.
- Предыдущая
- 29/88
- Следующая
