Расскажи, как живешь - Кристи Агата - Страница 33
- Предыдущая
- 33/46
- Следующая
– Абдул! – кричит один. – Иди сюда! Мы твоего дедушку раскопали!
– Нет, Дауд, это не мой, а твой? – хохочет Абдул в ответ. Всем очень весело.
Сначала находили множество любопытных резных амулетов в виде животных, все – примерно одного типа, но теперь среди них стали попадаться очень необычные предметы – покрытая черным лаком фигурка медведя, голова льва и примитивная статуэтка, изображающая человека.
Макс давно заподозрил неладное, и эта статуэтка – последняя капля. Кто-то явно подбрасывает нашим рабочим подделки.
– Но он не так глуп, этот субъект, – вертя в руках медведя, говорит Макс, – работа очень неплохая!
Начинаем расследование. Подделки появляются в одном и том же углу раскопа, и находят их все время два брата – по очереди. Оба они – из деревни, что километрах в десяти отсюда. Однажды, совсем в другом конце раскопа, обнаруживается весьма подозрительная «ложка» из битума. Ее «нашел» рабочий из той же деревни. На его счет, как обычно, записывают вознаграждение и пока ничего ему не говорят.
Но в день выплаты происходит разоблачение. Макс произносит обличительную речь. Он объявляет эти вещи подделкой и публично их уничтожает, только медведя оставляет на память. Все трое ловкачей уволены. Их это, похоже, не слишком огорчило, хотя напоследок они с возмущением заявляют о своей невиновности. На следующий день на раскопе посмеиваются.
– Хваджа мудрец, он все знает, – говорят рабочие – Он знает все о старинных вещах. Его не проведешь, у него зоркий глаз!
Но Макс огорчен. Ему очень хотелось бы разузнать, как изготавливались эти подделки. Он не может не признать, что сделаны они искусно.
Сейчас легко представить себе Шагар, каким он был три – пять тысячелетий назад. Тогда здесь, вероятно, проходил очень оживленный караванный путь, соединявший Харран с Телль-Халафом. Он шел через горы Джебель-Синджар в Ирак и на Тигр, а дальше – в древнюю Ниневию, связывая крупные центры торговли и ремесел.
Иные находки – весточка от совершенно конкретного человека – например, гончара, оставившего клеймо на донце горшка. Или от хозяина, спрятавшего дома в стене горшок с золотыми украшениями – приданое дочки. Случаются и весточки из более поздних времен: однажды нам встретилась металлическая пластинка с именем некоего Ханса Краувинкеля из Нюрнберга, отчеканенная, вероятно, в начале семнадцатого века Пластинка эта лежала в мусульманском погребении, свидетельствуя о тогдашних контактах этого дикого края с Европой. В слое пятитысячелетней давности мы находим прелестные, глиняные вазочки, покрытые насечкой, – на мой взгляд, настоящие произведения искусства, все ручной работы. Мы находим и «мадонн» того времени – эти грудастые фигурки в тюрбанах, примитивные до гротеска, несомненно приносили кому-то помощь и утешение в трудный час.
Керамика показывает удивительную эволюцию орнаментального мотива под названием «букраниум» – простое изображение бычьей головы со временем становится все более стилизованным и под конец совершенно неузнаваемым для того, кто не видел всех его промежуточных стадий. И вот я с замиранием сердца узнаю этот узор на собственных платьях из набивного шелка! А ведь как звучит – «букраниум»! Не какая-нибудь там «цепочка ромбов»!
И вот он наступает: день, когда первая лопата вонзается в склон городища Телль-Брак. Момент невероятно торжественный.
Совместными усилиями Серкиса и Али две комнаты приведены в порядок.
Водовоз, роскошная лошадь, телега, бочки для воды – все в боевой готовности. Полковник и Кочка отправляются в Брак накануне, чтобы переночевать там и на рассвете быть на самом городище. Мы с Максом прибываем наутро, часов в восемь. Полковник, узнаем мы, всю ночь сражался с летучими мышами. Похоже, «башня» буквально кишит этими существами, к которым полковник питает глубокое отвращение. Кочка подтверждает, что всякий раз, просыпаясь среди ночи, он видел, как полковник бегает по комнате и отмахивается от нетопырей полотенцем.
Мы отправляемся на холм, чтобы проследить, как закладывается раскоп. Ко мне подходит мрачный водовоз и начинает рассказывать что-то явно трагическое, но я ничего не понимаю. Прошу Макса объяснить мне, что случилось. Оказывается, у водовоза жена и десять детей остались в деревне возле Джараблуса, и его сердце разрывается вдали от семьи. Не можем ли мы выплатить ему аванс, чтобы он послал за ними? Я уговариваю Макса согласиться. Он колеблется. От женщин в доме – сплошные неприятности, говорит он.
На обратном пути в Шагар мы встречаем толпы наших рабочих, идущих на новое место раскопок.
– Эль хамду лиллах! – кричат они, – У хваджи найдется для нас работа?
– Да, работа есть!
Они благодарят Аллаха и идут дальше.
Два дня блаженствуем дома в покое и тишине, но пора снова отправляться в Брак. Пока ничего особенного там не найдено, однако место многообещающее – строения и утварь, похоже, относятся к интересующему нас периоду.
Сегодня дует сильный южный ветер – самый неприятный из ветров. Он изматывает и ужасно действует на нервы. Мы отправляемся в путь, готовые к худшему, – в резиновых сапогах, в макинтошах и даже с зонтиками. Уверения Серкиса, что крыша починена, мы не принимаем слишком серьезно. Так что сегодняшний вечер пройдет под девизом нашего Мишеля: «Sawi proba?» Дороги в Брак как таковой не существует. На полпути нагоняем двух наших рабочих, бредущих на раскопки. Макс тормозит, и мы берем их с собой, чем вызываем бурную радость.
За ними по пятам бредет собака с обрывком веревки на шее. Рабочие запрыгивают в грузовик, Мишель готов ехать, но Макс говорит, надо взять и их собаку. Собака не наша, отвечают рабочие. Просто за нами увязалась. Мы пытаемся определить, какой она породы, явно что-то европейское. Эдакая помесь скай-терьера и денди-динмонта. У нее длинное тело, янтарные глаза и светло-коричневый нос. В отличие от остальных здешних собак, она не выглядит ни забитой, ни несчастной – сидит себе на земле, добродушно разглядывает нас и виляет хвостом. Макс велит Мишелю внести ее в грузовик. Мишель в панике.
– Она меня укусит!
– Да-да, – подтверждает один из рабочих. – Она, видно, хочет твоего мясца! Ее лучше оставить, хваджа.
– Бери ее и тащи в машину сию же минуту, болван! – кричит Макс.
Мишель с опаской приближается к собаке, которая тут же поворачивается к нему – вполне дружелюбно.
Но тот поспешно ретируется. Не выдержав, я выпрыгиваю из грузовика, хватаю собаку на руки и снова сажусь в кабину. Боже, какая она тощая! Все ребра можно пересчитать… В Браке передаем собаку Фериду и велим накормить ее до отвала. Долго придумываем кличку, я предлагаю назвать ее Мисс Остапенко – я недавно прочитала книгу с русскими персонажами. Однако всем больше понравилось имя, придуманное нашим архитектором, – Хийю. Характер у Хийю просто удивительный. Она очень живая и совершенно ничего не боится. И никого. Веселая, добродушная, она всегда поступает так, как сама считает нужным. По-моему, у нее, как у кошки, девять жизней. Умеет выбраться отовсюду, из-под любого замка. А если от нее запираются, она непременно найдет лазейку, чтобы проникнуть внутрь, – однажды даже прогрызла дырку в два фута шириной в саманной кладке. Она является на все наши трапезы и проявляет такой напор, что не поделиться с ней невозможно.
Я уверена, что ее пытались утопить – привязали ей камень на шею и бросили в реку, но Хийю не из тех, кто покорно сдается, она перегрызла веревку, выплыла на берег и направилась через пустыню искать лучшей доли. Встретив наших рабочих, она почуяла, где ее ждет спасение, – увязалась за ними и попала к нам. И вот подтверждение моей версии: с нами она идет куда угодно, но только не к реке. Она застывает на тропе как вкопанная и, мне кажется, даже качает головой, будто говоря:
«Нет уж, увольте! В воду вы меня больше не заманите! От нее одни неприятности!»
- Предыдущая
- 33/46
- Следующая
