Частное расследование - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 62

Считаю своим долгом обратить Ваше внимание, что это уже в известном смысле второй такой случай в нашей практике. Первый случай имел место с Ю. А. Травиным, который, как Вы, наверное, помните, покончил жизнь самоубийством практически без всяких усилий с нашей стороны. Ес-

ли подобная закономерность действительно имеет место, то это чрезвычайно важный момент применительно к широкому классу грядущих практических задач… Действительно, во многих случаях работать непосредственно по мужчине (самцу) представляется организационно сложно.

Ясно, что если во всех этих случаях можно организовать эффективное влияние на мужчину (самца) посредством вторичного индуцирования образного ряда через женщину (мать, подругу, жену, любовницу, т. е. через произвольную близкорасположенную или близлежащую самку), то этот факт потенциально может нам обеспечить небывалые возможности в практическом плане.

В силу этого я предлагаю не торопиться с санацией, а использовав максимально эффективно предоставленную нам ситуацию, попытаться как можно более подробно «прокачать» вышеуказанную гипотезу.

19 октября 1992

Море, тихо плещущее в сорока метрах от лоджии бывшего цековского пансионата, успокаивало. Иванников чувствовал, что страх, поселившийся в нем, благодаря умиротворяющему влиянию моря немного отступил, разбавился каким-то философским безразличием. Казалось, что душа, подсознание, почуяв неизбежность, смирились с ней. И страх как-то съежился, превратившись затем в тихую и ровную печаль ожидания неминуемого.

Иванников вздохнул и, продолжая глядеть на море, достал свою старую добрую ручку «Союз». Начав писать рапорт Невельскому, он и сам не заметил, как с середины рапорта сбился с официального стиля на бытовой, эпистолярный.

Он просто писал Невельскому письмо. Письмо человеку, чья судьба, как подсказывало предчувствие, столь же печальна, как и его собственная…

«… К сожалению, у меня нет для Вас новостей. Как я уже сообщал Вам и вчера, и позавчера (да и ранее — начиная с 21 октября), московские настроения испаряются у наших отдыхающих не по дням, а по часам: беззаботность, полная отдача лучшим сторонам жизни, безбрежная расслабленность.

С целью несколько вернуть наших новобрачных к суровой действительности я решил подбросить им в номер кое-какую литературу с отчетливым мистическим оттенком.

Здесь, в гостинице, это несложно будет организовать с помощью коридорной, а по совместительству и администратора этажа (нашей сотрудницы мл. сержанта С.И.Морозовой).

Для начала я выбрал большие отрывки из ряда малоизвестных изданий о роли астрологии во время второй мировой (Гитлер и астрология, Черчилль и астрология, Сталин и астрология). Этот «коктейль» хорош, на мой взгляд, тем, что, во-первых, очень многие факты, изложенные в нем, обладают исторической достоверностью, о чем А. Б. Турецкий, неплохо образованный, на мой взгляд, может догадаться, а во-вторых, этот сборник фактов безусловно подталкивает к мыслям о фатальном, о предопределенности судьбы любого человека, о безысходности и запрограммированности его существования. Это, как мне кажется, очень не вредно проглядеть на отдыхе: собьет немного безоблачности с морды-то… Даже мне, сознательно подбиравшему материал, было отчасти не по себе при мыслях о заданности всего и вся в этой жизни.

Через сутки-двое думаю изъять астрологию, а подложить взамен что-нибудь еще — опять-таки что-либо весьма достоверное, возможно, подборку о Ванге.

Ну, а уж если все это не поможет и отпускное настроение будет продолжать превалировать, то не позднее 1–2 ноября я задействую приданную мне группу в полную силу, по прямому назначению, освободив всех приданных мне специалистов к оговоренному крайнему сроку — 3 ноября.

Передайте Алине Альбертовне мои поздравления с присвоением ей давно заслуженного звания, узнал об этой радостной для меня новости только сегодня, случайно, посему не поздравил ранее».

Разговор с Пономаревым Валерием Сергеевичем, ныне уже генерал-майором МБ, состоялся у Турецкого в бане, но не в первом разряде в Сандунах, куда обычно ходили все «ребята» с Лубянки, начиная с майоров и вплоть до генералов, а в самых что ни на есть рядовых, Тетеринских банях.

Турецкий не видел Пономарева очень давно, с тех самых пор, как после расследования убийства, произошедшего возле пивной в Сокольниках, они с Меркуловым вышли сначала на Ипполита Алексеевича Цапко, бодрого семидесятилетнего старичка, генерала ГРУ, который тогда очень сильно помог им тем, что познакомил с Пономаревым, в те годы еще полковником [7].

Ясно, что столь ценными контактами ни Турецкий, ни Меркулов не могли рисковать и потому они оба как бы забыли о наличии Валерия Сергеевича Пономарева. Да и он их, надо сказать, не тревожил. Турецкий слышал краем уха от Меркулова, что Пономарева забрал к себе в ПГУ сам Ша-башин, взял под крыло, послав его после всей этой «сокольнической истории» куда-то на Ближний Восток на три года в одно из посольств, откуда Пономарев и вернулся сравнительно недавно на Родину и, видно, с триумфом, что следовало из его звания, которое сотрудники ПГУ, пахавшие не за страх, а за совесть на чужбине, никогда не получали «от фонаря», в отличие от московских «смежников», так называемых «цековских гнид», высиживавших звания в нижегородских подъездах под дверями Сахарова или в столице, на Красноармейской, под окнами у Войновича.

Их разговор получился предельно кратким: Пономарев не знал почти ничего обо всей этой истории.

— Видишь, в чем дело, — сообщил он Турецкому, охаживая его веником. — Всех, кто тебя интересует, Сомов вывел из ЦКК и подчинил себе непосредственно… Так что можешь понять, куда ты залез… Кстати, возможно ты будешь смеяться, — не без иронии заметил Валерий Сергеевич, — но этим отделом командует твой знакомый…

— Да кто же такой? — удивился Турецкий.

— Кассарин, — ответил Пономарев. — Василий Васильевич Кассарин.

— Который сгорел в восемьдесят втором? — Турецкий даже сел на полке. — Не может быть!!

«Сгорел! — мелькнуло у Турецкого в голове, и все внутри похолодело, несмотря на то что снаружи, в парной, было сто двадцать градусов по Цельсию. — Еще один! Грамов, Ерохин! Марина с Настенькой!! И этот тоже сюда же! Как он мог оказаться сгоревшим и живым, он — с ними?! Не может быть!!»

Турецкий мгновенно ощутил, что версия, растущая в его сознании, вот уже месяц почти что растущая, с отмирающими, правда, веточками, но и с отрастающими свежими, новыми сучьями, рушится на глазах, в момент, как подпиленная бензопилой…

— Не может быть!

— Конечно, быть не может! — рассмеялся Пономарев. — Это сын того, Кассарин-младший… Уже полковник, кстати говоря… А ты решил — воскрес? Гляжу я: встрепенулся…

— Да. Я встрепенулся, точно, — согласился Турецкий.

— Ну вот. Тогда еще скажу. О мертвых либо хорошо, либо никак… Но я скажу дипломатично… Кассарин-младший, Кассарин-старший… Яблоко от яблоньки…

— Ну, ясно.

— Это хорошо, что ясно. Достать его ты даже не пытайся. За ним и рядом с ним Сомов. ЦКК все — в стороне. Здесь то, что и на самый верх не докладывается. Не говорю уж об остальном. А что касается подробностей, тебя интересующих, то я не информирован, как ты уже понял. Могу сказать лишь, что Невельского, по слухам, убило током… Суханова — мелка, о ней не говорили в кулуарах… Но слышал только, что какой-то из аттестованных девиц недавно руку ампутировали… А может, откусили… О ком шла речь, не знаю: случайно в коридоре услыхал…

— Иванников?.

— Да, капитан. А. 3. Иванников. Пропал без вести.

— Может быть, ушел на Запад?

— Нет. Точно нет. Тут уж наша компетенция, тут ЦКК бы зацепили, задействовали… Он пропал на юге, при землетрясении…