Частное расследование - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 16

Взгляд Турецкого, усталый и опустошенный, медленно скользил по стене, пока не уперся в очередную кукольную мизансцену в углу.

— Куклы в больнице! — пояснила Настя, заглядывая в комнату.

Она была снова весела и здорова.

Во Дворце бракосочетаний на Грибоедова было шумно и весело.

—..А теперь пусть жених и невеста поздравят друг друга…

Ярко блеснули три фотовспышки, почти одновременно.

На выходе из зала регистраций Турецкого с Мариной встречали свадебным маршем Мендельсона.

— Горько! Горько!

— Ровно неделя прошла, — вполголоса прошептала Марина, наклоняясь к Турецкому.

— Ты будь попроще, — спокойно посоветовал ей жених, а точнее муж уже, Турецкий, следователь по особо важным делам.

— Ну, Сашка, право слово, не ожидали, что ты женишься!

— Да так внезапно!

— Внезапно и скоропостижно!

— Еще одним холостяком в прокуратуре меньше стало!

— Безвременно ушел в пространство, в подкаблучное.

— А ну еще шампанского, ребятки!

Впереди молодых радостная Настя несла огромный букет цветов — в руках, а Рагдай, в зубах, — свидетельство о браке.

Свадебный стол.

Стажер Сережа, вопреки своему обыкновению крепко набравшись, сказал странный тост:

— За тех, кому жалко сажать!

В разгар веселья к Турецкому подсел один из гостей:

— Ну, и теперь? конечно, в свадебное путешествие?

— К морю! — встряла восторженно Настенька.

— Как обещал! — подмигнул ей Турецкий.

— Ну, в Сочи, поди?

— Думаем, в Ялту сначала.

— Вот это правильно. В Ялте ведь есть по крайней мере два открытых бассейна — купайся хоть зимой! Да, впрочем, в Ялте до ноябрьских купаться можно без проблем: ведь Ялту горы закрывают от северных ветров.

— Да, это так. А в Сочи уж потом.

— Разумно, да. Эх, Сочи! А после вот Сочей необходимо б сразу…

— Еще куда-то? — удивился Турецкий.

— Потом рекомендую — Болгарию или Турцию. После Сочей-то. Я в этом деле разбираюсь, ты поверь уж. В Болгарии коньяк, во-первых, а в Турции… — гость кинул быстрый взгляд на Марину и осекся: — Впрочем, ты ж с женой поедешь?

— В свадебное путешествие без жены ездят редко, — съязвил Турецкий.

— Да, верно. Тогда, конечно, часть программы отпадает, но все же я рекомендую… Анталия — ну просто сказка!

— А на шиши какие, не подскажешь?

— Ох! — пьяноватый собеседник Турецкого даже слегка откинулся в удивлении. — Ты где живешь-то? На Земле, среди людей! В России!! Работаешь — в про-ку-ра-ту-ре!!! И денег, слышь, тебе-то не хватает? Насмешил! — гость попытался взглянуть в лицо Турецкому и был вторично поражен его отсутствующим, трезвым взглядом. — Ты, Саш, чего?! — тряхнул он за плечо Турецкого.

Взгляд Турецкого скользил но лицам гостей и вдруг остановился на Ефимыче — патологоанатоме, дававшем заключение о смерти Ольги Алексеевны Грамовой и ее сына Коленьки.

Турецкого ударила внезапная мысль. Лицо его, видимо, изменилось от этой внезапной мысли настолько, что Ефи-мыч, почувствовавший на себе взгляд Турецкого, вдруг даже вздрогнул и чего-то испугался.

Турецкий подсел к Ефимьпу:

— Скажи-ка, Ефимыч, помнишь, что ты сказал, а потом написал, ну, про свояченицу мою покойную? Ребенка задушила, потом сама вскрылась. Так?

— Ну, так. Возможно. — Ефимыч улыбнулся. Он или был довольно крепко пьян, или прикидывался пьяным, уклоняясь от беседы. — А что с того-то?

— А то, что ребенка — по моей, независимой информации — убили позднее… Позднее часа так на два…

— Откуда же мне знать. Все возможно.

— Но это ж значит, что убила не она!

— Конечно, не она, ну если через два часа, да после ее смерти, — казалось, что Ефимыч очень плохо соображает. — Как же мертвая она б смогла убить?

— А не она, так, стало быть, кто-то другой? А?

— Ты, Саша, прав… Прав, как всегда. Ведь если не она, то кто же?

— А что ж ты в акте вскрытия написал-то, а?

— Да я хотел… попроще чтобы, — поняв, что трудно отвертеться от Турецкого, Ефимыч начал на глазах трезветь. — Для твоего же блага, Борисович. Тебе же проще — самоубийство… А так, по правде-то, — убийство, что тут спорить. А дверь-то открыта была. И ночь. Кто хочешь приходи и режь. А искать-то тебе, Борисович. Тебе, тебе, кому ж еще? Переставил я их во времени. Грешен. Тебе помочь хотел.

— Ты выпимши, что ль, был тогда?

Ефимыч сокрушенно кивнул, соглашаясь.

— На службе?!

Ефимыч опять сокрушенно кивнул.

— Под суд пойдешь.

Ефимыч опять сокрушенно кивнул — в третий раз.

— Последний раз, — строго сказал Турецкий Ефимычу. — Последний, заруби!

Ефимыч кивнул, подтверждая: осознал.

— Последнее предупреждение!

Свадьбу гуляли недолго, как и было заведено в семействе у Грамовых — на любой «обряд» максимум полтора дня, и кончено.

На следующее утро Турецкий встал и начал собираться.

— Куда ты? Ты ж еще в отгуле?

— Дела, Марин. Дела кое-какие у меня.

Марина видела, что мужу очень не хочется покидать дом, но останавливать, задерживать не стала.

— Останьтесь, ну, пожалуйста, — попросила Турецкого Настенька, готовая расплакаться. Назвать Турецкого отцом она, конечно, не могла, но он уже был в ее детском сознании чем-то неизмеримо большим, чем просто «дядей Сашей»… И только-только, казалось Настеньке, жизнь наладилась понемногу, ну вот буквально же позавчера, а он уходит.

— Я ненадолго, — погладил ее по волосам Турецкий. — Такое дело. Нужно. А ты с Рагдаем можешь погулять.

— А вы вернетесь скоро?

— Очень скоро, — улыбнулся Турецкий. — Туда-обратно. Ну, не нюнься, что ты? Мы завтра к морю полетим, ты не забыла?

С тяжелым сердцем сел Турецкий в автомобиль. Он ехал туда, куда бы ни за что не поехал ни при каких обстоятельствах. Да, если кто-то еще недели две ему сказал бы, предположим, куда он поедет сегодня, он счел бы говорившего психом, сумасшедшим. Или провокатором.

Человек, к которому ехал Турецкий на следующий день после свадьбы, был, как говорят, «широко известен в узких кругах». Узкими кругами в данном случае являлись элита московской криминальной среды, макушка заправил преступного мира столицы и вместе с тем высшие эшелоны угрозыска, прокуратуры, МВД и МБ.

Сергей Афанасьевич Навроде звали этого человека.

Впрочем, его имя редко кто произносил вслух, он внушал почти что мистический ужас. Хотя характером, как человек, он был вполне простецкий, безобидный и даже представительный.

Последние лет двадцать в Москве не проходило ни одного крупного дела, в котором не всплывало бы имя этого человека. К нему тянулось очень много нитей. Но нити неизменно обрывались.

Турецкий познакомился с Сергеем Афанасьевичем давно, почти уже тринадцать лет как. Несколько лет тому назад он опять столкнулся с Навроде, когда они с Меркуловым втянулись было в расследование по делу бывшего министра Щелокова Николая Анисимовича, а также в дело о самоубийстве Крылова, начальника Академии МВД. Было такое дело. Замечательное. Сам Щелоков, конечно, тоже застрелился, как, впрочем, и его жена… А вот Серж, как называл Сергея Афанасьевича за глаза Меркулов, остался ни при чем. Хотя и фигурировал, причем прилично засветился в деле. Но за руку пойман не был. Ни в чем не был уличен. И даже в качестве свидетеля на суд не приглашался: ни при чем…

То был не последний случай, когда жизнь столкнула Турецкого со следами косвенной, возможно, деятельности Сержа. Последний случай был год назад примерно. И кончился весной. И с тем же результатом. Как говорят матросы: «Якорь — чист!»

Турецкого всегда безмерно поражала врожденная способность Сергея Афанасьевича к диалектике. Он мог любую ситуацию мгновенно обобщить и так перевернуть, что мозги чесались. Ты сразу забывал, к чему клонил сам. Навроде запросто хватал любую цепь улик, ведущих к пункту «А», положим, и выворачивал их в направлении противоположном — к пункту «Б». Он, безусловно, смог бы переписать всего Артура Конан Дойла, чтобы во всем бы вышел виноватым сам Шерлок Холмс, а если нужно, то и доктор Ватсон.