«Сатурн» почти не виден - Ардаматский Василий Иванович - Страница 11

• Предыдущая
• 11/136
• Следующая

— Какие они мне свои? — вдруг вскипел Ферапонтов. — Я через этих своих два раза небо сквозь решетку разглядывал. Что мне за это добром им платить что ли? — выкрикнул он и сразу сник, запустил руку куда-то под лавку и, как фокусник, вытащил оттуда бутылку водки. — Не хочешь?

— Как не хотеть… — улыбнулся Савушкин, разглядывая бутылку. — Смотри, московская! С начала войны не видел.

— Ее не глядеть надо, — сказал Ферапонтов, наливая водку в захватанный руками граненый стакан. — Пей, я уже опохмелился.

Савушкин выпил, закусил огрызком сала и подумал, что он первый раз в жизни выдул сразу почти целый стакан водки. По телу разливалось тепло, в голове зашумело.

— Нелегко с отвычки, — сказал он, виновато улыбаясь, и взял со стола еще кусок сала и ломоть хлеба.

— Вообще с этих мест лучше подаваться туда, к вам, от фронта подальше, — говорил Ферапонтов. — Значит, у вас там, говоришь, спокойно?

— Вполне.

— Вот погляжу, как дальше будет, и если увижу, что фрицы порядок сделать не могут, подамся до ваших мест. Поможешь с работой?

— А чего ж не помочь по-земляцки?

— Где там искать тебя?

— Спросишь госпиталь номер три и все. А там меня всякий знает. Спроси Егора и сразу укажут. Ну, спасибо за приют и угощение. Пойду дальше искать. — Савушкин встал.

— Иди, коли хочешь, а только зазря ноги нагружаешь. Разве ж можно сообразить, куда твоих забросило в этом коловороте? — Ферапонтов поднялся и протянул Савушкину свою ручищу. — Но раз надумал — иди…

— Пройду за Борисов немного и ворочусь, — сказал Савушкин. — До свидания, коли не шутил про переезд.

— Тут, брат, не до шуток… — запустив руку в кудлатые волосы, мрачно сказал Ферапонтов. — Фрицы хитрюги, дорогу они берегут, а мы — берегись, как хочешь. А нас-то, полицаев, трое на весь поселок. Вот и соображай, какие тут могут случиться штуки…

Савушкин вышел из поселка и зашагал обратно к железной дороге. «Можно было без шума прикончить гада», — подумал он. Но приказ Маркова безоговорочно запрещал подобные действия.

Перейдя через полотно, Савушкин вскоре сошел с дороги и углубился в кусты, где его ждали бойцы сопровождения. Ночью они вернулись на базу…

Марков внимательно слушал рассказ Савушкина об этой первой разведке. Все казалось важным. И то, что в деревне нет немцев, и то, что полицай Ферапонтов уже трусит. И то, что поблизости начал действовать какой-то партизанский отряд, а явно патриотически настроенный железнодорожник почему-то сидит в деревне. Все это может пригодиться…

У Маркова накапливалось все больше безотлагательных вопросов к секретарю подпольного обкома партии товарищу Алексею, но встреча с ним откладывалась и откладывалась. И хотя Марков прекрасно понимал всю сложность организации встречи, он нервничал…

Глубокой ночью Маркова разбудил Будницкий:

— ЧП, товарищ подполковник! Крупное нарушение дисциплины и режима секретности! — тревожно проговорил Будницкий и показал на стоявшего возле двери старшину Ольховикова — парня богатырского роста, про которого бойцы говорили, что он добрый, что телок-несмышленыш, а здоров, как бык в соку.

— Что там у вас? — Марков встал и прошел к сколоченному из досок столу.

— Старшина Ольховиков, доложите, — напряженным голосом приказал Будницкий и сам отошел в сторону.

Ольховиков переступил с ноги на ногу, потом сделал шаг вперед и вытянулся, почти упершись головой в потолок землянки. В это время Марков зажег лампу и увидел, что все левое плечо старшины в крови.

— Вы ранены? — спросил Марков.

— То кровь не моя, — прогудел Ольховиков. — То кровь…

— Докладывайте по порядку, как положено! — прервал его Будницкий.

Ольховиков глянул в потолок и заговорил мягким баском:

— Значит, так. Во время дальнего рейда подобрали мы раненого мальчонку. Колей звать. Тезка, значит, мне…

— Отставить ненужные подробности! — крикнул Будницкий.

— Есть отставить ненужные подробности, — как тихое эхо, повторил Ольховиков. — Ну, значит, подобрали того мальчонку и доставили на базу. Сюда, значит, — он умолк, преданно и вопросительно смотря на своего командира.

— Вы что, забыли, какой у нас режим? — строго спросил Марков.

Ольховиков пошевелил своими могучими плечами.

— Почему забыл?

— Товарищ подполковник, пусть он все доложит, как было, — сказал Будницкий. — Доложи, Ольховиков, при каких обстоятельствах ты дошел до своего преступного легкомыслия.

— Значит, так… — Ольховиков посопел, глядя в потолок, и продолжал: — За городом Гомелем подорвали мы бензосклад. И согласно схеме пошли до дому. Первый день переждали в лесу. В ночь опять же шли. Видим, горит деревня. Подошли поближе. Картина ясная — каратели побывали. Вокруг трупы раскиданы. Женщины, между прочим, и старики. И ни тебе живой души. А дома горят. Ну, значит, мы постояли, попечалились и пошли дальше согласно схеме. Только отошли от горящей деревни шагов на триста, глядим, метнулось что-то с дороги. Алексеенко враз туда и вытаскивает мальчонку. Рука у него простреленная вот сюда, — Ольховиков показал на кисть своей огромной ручищи. — Ну куда его деть? Бросить? Все мои бойцы молчат и на меня глядят. И я же вижу, как они глядят. И сам я что, изверг какой? Вот мы того мальчонку и взяли… — Ольховиков помолчал и добавил: — Смышленый. Лет тринадцать ему. Из города, между прочим.

Будницкий, который все время норовил врезаться в рассказ старшины, крикнул:

— Ты про режим скажи! Что ты об этом думаешь?

— Скажу… — Ольховиков снова глянул в потолок. — А что он, этот пацаненок, сделает вредного нашему режиму? А такой паренек может и сгодиться в дело. Для разведки, к примеру.

— Он передвигаться может? — спросил Марков.

— А чего ж? — улыбнулся Ольховиков. — У него ж только рука раненая.

— Приведите его сюда, — приказал Марков.

Ольховиков с неожиданным проворством исчез за дверью. Будницкий выжидательно молчал, посматривая на Маркова.

Ольховиков привел худого, тоненького мальчика. Держа у груди забинтованную руку, он угрюмо смотрел на Маркова.

— Как тебя зовут? — спросил Марков.

— Коля, — чуть слышно ответил мальчик и, сделав глотательное движение, повторил громче: — Коля, фамилия — Куканов. Я из Гомеля, а с войны жил в деревне, у тетки.

— Кто твои родители?

— Мама — врач, а отец — танкист.

— Где они?

— Как где? Воюют, наверно. Тетя Даша ходила в город, так там и дома нашего нет.

— Что ж теперь, тетя Даша хватится тебя?

— Не хватится, — тихо ответил Коля.

— Она, товарищ подполковник, убитая, — пояснил Ольховиков. — И ее дочка тоже. И все это у него на глазах.

— Товарищ начальник, оставьте меня здесь, я пригожусь, честное слово, пригожусь. Я рисовать умею, я все буду делать, — быстро проговорил Коля то, чему его явно научил Ольховиков.

— Ладно, подумаем, — сказал Марков и обернулся к Будницкому. — Определите его.

— Он у меня будет, — обеспокоенно прогудел Ольховиков.

— С вами разговор будет особо, — сухо, но совсем не строго сказал Марков.

Вот так и появился на базе Коля Куканов.

Наконец пришла долгожданная радиограмма из Москвы. Комиссар госбезопасности Старков сообщал о месте и времени-встречи Маркова с секретарем подпольного обкома товарищем Алексеем. Она должна состояться в ближайшую субботу, в двадцать два часа, в селе Набережном, в доме священника.

В пятницу вечером Марков отправил туда Кравцова и двух бойцов из отряда Будницкого. Они должны были разведать обстановку в селе, а затем охранять место встречи. Сам Марков прибудет туда точно к назначенному времени.

Кравцов с двумя бойцами покинули остров ночью. На рассвете они вышли к автобазе имени Будницкого — так называли землянку на окраине болота, где хранились пять велосипедов, добытых по приказу Будницкого его бойцами. Этот, как его называл Будницкий, ножной транспорт позволял его группе совершать все более дальние рейды.

• Предыдущая
• 11/136
• Следующая