Грант вызывает Москву. - Ардаматский Василий Иванович - Страница 8
- Предыдущая
- 8/90
- Следующая
— Остаешься? — спросил он Шрагина вместо приветствия.
— Что на фронте? — ответил Шрагин тоже вопросом.
— Всюду плохо, а у нас так просто табак. Может, уже завтра к ночи все кончится. Наши семьи уезжают сегодня, а мы завтра утром. А ты?
— Остаюсь.
— Я думал о тебе… — говорил Бурмин, продолжая распихивать папки по мешкам. — Я все, майор, понимаю: остаешься ты здесь голый и на голом месте, и мы в этом тоже очень виноваты. Но кто мог подумать, что мы не провоюем и двух месяцев — и отдадим юг? Да еще неделю назад я и подумать не мог, что придется вот так сейфы вытряхивать. Ни пяди чужой и тем более своей — вот какая была программа. А теперь свою землю отдаем целыми областями, да еще кровью своей поливаем. Впрочем, тебе это вдруг да и поможет? Немцу небось в голову не придет, что на его пути вдруг станет какой–то майор Шрагин с горсткой людей. В общем, не поминай нас лихом, и желаю удачи. Был бы я помоложе да меньше бы меня здесь знали, ей–богу, остался бы тоже…
Шрагин разволновался. В Москве в спешке с ним не смогли даже попрощаться как следует. И только здесь, от этого усталого пожилого полковника, он услышал человеческие слова, которые так были нужны ему сейчас.
— Спасибо, товарищ полковник, — тихо произнес Шрагин и подошел близко к Бурмину. — Ведь, может, и не увидимся? — так же тихо спросил он.
— Выживем, так увидимся, — буркнул полковник, который, сидя на корточках, застегивал пряжки на мешке. Он поднялся, отпихнул мешок ногой и протянул Шрагину руку. — До встречи, майор, до встречи.
— До встречи, товарищ полковник, — сказал Шрагин, крепко сжав широкую руку Бурмина…
Спустя час состоялась его встреча с участниками группы.
Готовясь к ней, Шрагин отлично понимал, что его рассказ о предстоящей работе будет чисто умозрительным, и теперь даже не пытался делать вид, будто знает что–то такое, чего не знают его товарищи. Самое ценное в этой встрече — возможность хоть немного узнать друг друга. Так вот вышло, что, может быть, завтра им идти вместе на смерть, а они сегодня только впервые увидятся…
— Прочно осесть в городе — наша первая и очень важная задача, — сказал он. — После прихода сюда немцев минимум месяц мы ничего не делаем. Забудем, кто мы. Более того, мы люди вне политики. Нам все равно: хоть сам черт у власти, лишь бы сытыми быть. Но каждый из нас может оказаться в ситуации, когда полезно стать и сочувствующим новой власти. Но тут опасно переиграть. Словом, первый месяц — на изучение каждым своей ситуации и для выработки своей позиции. Затем по моему сигналу вступит в действие известная вам схема связи номер один.
А теперь я хочу побеседовать с каждым из вас в отдельности…
Глава 5
Первым в кабинет вошел высокий парень с каким–то неуловимым выражением лица. Шрагин сначала не понял, в чем дело, — парень явно старался не показать ему своих глаз.
— Рубакин, Анатолий Рубакин, — глухим тенорком представился парень, смотря себе под ноги.
— Садитесь, товарищ Рубакин. Мне бы хотелось услышать, что вы думаете о предстоящей нам работе.
— Ничего я не думаю, товарищ майор, — Рубакин первый раз поднял глаза на Шрагина, и с этого момента на лице его появилось выражение решительности. — Делайте со мной, что хотите, но я не считаю себя способным для этой работы.
— Боитесь?
— Да. И считаю себя не способным.
Все, что говорил этот человек, было так неожиданно, так неправдоподобно, что Шрагин молчал, не находя слов.
— Мне кажется, что вам лучше обнаружить труса сейчас, а не позже, — решительно продолжал Рубакин.
— Но о чем же вы думали, когда шли в спецшколу и собирались стать чекистом? — спросил, наконец, Шрагин.
Рубакин стал с готовностью объяснять:
— Я после семилетки был шофером, но работал мало, имел успех в самодеятельности, у меня тогда тенор прорезался. Мечтал стать артистом. И вдруг меня вызвали и сказали: вот тебе почетная путевка в спецшколу, давай оправдывай доверие и так далее. Как тут откажешься, товарищ майор?
— Почему же вы молчали, когда вас включали в группу? — спросил Шрагин.
— Опять струсил, товарищ майор.
Шрагин долго молчал, смотря в окно, на пустынную улицу.
— Идите к подполковнику Гамарину, — наконец сказал он, — пусть он включит вас в эвакуацию.
— А куда мне явиться… там?
— Куда прикажет совесть. Идите… — брезгливо и с нетерпением ответил Шрагин, смотря на Рубакина и уже не видя его…
В кабинет вошел плотный низкорослый парень с крупной головой, увенчанной копной каштановых вьющихся волос. Прикрыв за собой дверь, он вытянулся, четко, по–военному прошагал к столу, остановился и громко отрапортовал:
— Харченко Павел Петрович.
— Садитесь, товарищ Харченко. Давайте потолкуем о нашей будущей работе.
Харченко сел, провел рукой по своим пышным волосам и, вздохнув, сказал:
— Поздно вы приехали, товарищ майор. Хотя бы на недельку раньше.
— Надеюсь, вы не думаете, что я задержался умышленно?
— Та ни, — с добродушной украинской интонацией ответил Харченко. — Все мы под приказом ходим. Но как теперь успеть исправить то, что наворочено?
— Что вы имеете в виду?
— Ну вот дали нам здесь новые паспорта, таки новеньки, аж скрипят, — Харченко обнажил крупные белые зубы, но непонятно было, улыбается он или злится. — Поставили в них прописку и штамп о работе. Я еще в гостиницу не въезжал, пошел по своей прописке, а там — учреждение. Еще хуже со штампом о работе. У меня, например, пометка, что я работаю на кожевенном заводе. Сходил я и туда. Заводик маленький, рабочих и сотни не будет. А вдруг немцы прикажут всем явиться по месту их прежней работы? Я явлюсь, а меня там никто не знает, и я никого не знаю. А кроме того, у меня нет никакой кожевенной специальности. Неужели некому было подумать об этом?
— Подождите. И у всех так?
— Кроме Григоренко, он получил паспорт без штампа о работе.
— Молодец, я вижу, этот Григоренко.
— Не без того… — согласился Харченко, но в его интонации Шрагин почувствовал иронию.
— Он и в гостиницу не полез, — сказал Шрагин.
— А мы что, хотели туда? Ему из–за жены подвезло. Нам приказали, и все.
— Асами вы разве не понимали, что это подрывает конспирацию? — спросил Шрагин.
— Поначалу не понимали, — откровенно сознался Харченко. — Думали ведь, что до сдачи города вагон времени и что мы еще успеем нырнуть в гущу.
— А ваши костюмы? А участие в облавах? Харченко насупился и, глядя на Шрагина из–под косматых бровей, сказал:
— Лично я в облавах участвовал с полным сознанием и удовольствием. Вот так. И давайте, Игорь Николаевич, поговорим напрямоту. По оперативным дисциплинам я в спецшколе был первый отличник. Вот так. А что из этого? Разве кто думал, что так все дыбом перевернется? И спешка и ошибки — разве все это по злу или по дурости? Вот, вы вроде, обиделись, что я сказал про ваше опоздание сюда, сказали, что это неумышленно получилось. Так же и со всеми нашими бедами. Вот так, Игорь Николаевич. И в Москве, небось, не все идет как по нотам. И давайте сейчас вместе налаживать дело, а не виноватых искать. У меня, если разрешите, есть разные мыслишки, как нам половчее к городу прижиться…
Следующим собеседником Шрагина был Федорчук, плечистый увалень с голубыми добрыми глазами, обрамленными густыми белесыми ресницами. Густые светлые волосы зачесаны назад. Руки молотобойца. Держится спокойно, непринужденно, говорит неторопливо, точно…
— Как вы расцениваете наше положение? — спросил для начала Шрагин.
— А никакого положения еще и нет. Есть только глупости, которые могут его осложнить.
— Надо же, наконец, принимать меры предосторожности.
— Я лично их уже принял. Поскольку я отвечаю за взрывчатку и оружие, сегодня ночью мы с Харченко все перепрячем. Одно недостроенное здание нашли. В подвал — надежно. И как раз там же, по соседству, я и жилье себе нашел. — Федорчук неожиданно улыбнулся. — Только вот, вроде, жениться придется. Как вы на это посмотрите?
- Предыдущая
- 8/90
- Следующая
