Багровый дождь - Авраменко Александр Михайлович - Страница 9

– Что, товарищ капитан, опять пришли?

– Угу, Семёныч. Давай, поработаем…

Прочный металл тем не менее легко поддавался напильнику. Отточенными движениями Владимир стучал дубовой киянкой, выгибая снятый с громадного крыла разбитого «хейнкеля» лист. Он перешивал обшивку плоскости своей машины. Полотняно-перкалевый самолёт гораздо более лёгкая добыча для зениток врага, чем дюралюминиевый. Да и за счёт отказа от лишних нервюр и лонжеронов экономится вес. А это позволяет нести больший боезапас и больше оружия. Конечно, делал он всё это не на своей машине. Кто же позволит выводить из строя нормально функционирующее оружие? Нет. Столяров перешивал запасной комплект плоскостей, хранившийся в ремонтной мастерской спецгруппы, намереваясь по окончании работы просто переставить крылья. По крайней мере, перкалевые закрылки он уже поменял на обшитые. Оставалось только испытать их в воздухе, но Дзюба вылеты запретил категорически. Так что приходилось ждать, пока кого-то наверху не припечёт…

Мороз крепчает, а задача не выполняется…

– Разведка, ко мне.

Через десять минут появляется старший лейтенант.

– Командир полковой разведки Батов.

– Майор Столяров. Танкист. Слушай, «глаза и уши»[3]. Надо бы пару человек послать, разнюхать, что тут у нас впереди. Снега полно. Пускай тоннель роют и лезут. Главное – мины есть или нет? Понял?

– Так точно, товарищ майор.

– Ну, давай, старлей. Действуй.

Ждём. Минуты идут томительно медленно. Уже начинает смеркаться, а разведки всё нет. Бросаю взгляд на часы. Мать твою, всего-то пятнадцать минут прошло, а замёрз, будто сутки пролежал. А ведь у меня ватный костюм под полушубком. Каково же простой пехоте? У них и штаны-то тёплые не у всех.

– Товарищ майор!

– Николай?! Откуда ты?

– С того берега, товарищ командир. Ребята по рации кричали-кричали, да не дозваться вас. Вот меня и послали разузнать, что да как.

– Мать… Ты это, Коля, давай назад. Скажи, пусть «шестидесятки» и «три-восемь» начинают потихоньку спускаться. И видишь там бруствер?

– Так точно, товарищ командир.

– Пусть остальные их огоньком поддержат.

– Есть!

Уполз. А на сердце сразу теплее. Значит, уважают меня бойцы, раз беспокоятся об ушедшем комбате. Легче стало. Снова взгляд на часы – сорок минут. Пора бы… Хотя нет. Ребята к снегу непривычные, вряд ли умеют быстро тоннели копать. О, старлей!

– Товарищ майор, товарищ Столяров!

– Что, Батов?

– Посмотрели орлы. Нет немцев.

– Как нет?

– Ушли. У них там кроме снегового бруствера ничего не было. Вот они и удрали. Следы назад ведут.

– Много?

– Человек пятьдесят – шестьдесят. Вряд ли больше.

Краска заливает моё лицо. Переосторожничал. Ладно, зато людей сберёг, мало ли, оставили бы снайпера или не ушли… Поднимаюсь в рост и иду к немецкой обороне. В это время сзади слышу рёв моторов. Мои танки идут. Как и сказал, первыми лёгкие машины. Осторожно, выдерживая интервал метров в семьдесят. За грохотом моторов не слышно хруста льда, но видно, что толстый, поскольку малыши проходят спокойно. Номер «двадцать семь» перед самым берегом лихо газует и с разгона врезается в высоченный сугроб, окутываясь снежным облаком. Его примеру следуют остальные. Вот сукин сын! Машу ему рукой, останавливается.

– У тебя голова на плечах есть, Осатюк?

– Так, товарищу майор, лёд дэржить!

– Тебя – да. А остальные ребята пойдут? Ты своей лихостью всю его прочность сбил, теперь другой путь искать надо!

– Виноват, товарищ майор.

– Виноват. Эх, всыпал бы я тебе… Да ладно. Бери взвод и давайте к немецким окопам, ждать всех там.

– Есть!

Подзываю Васятку.

– Товарищ красноармеец, обеспечьте мне связь с танками.

Через минуту разговариваю с оставшимися на той стороне реки. Первые пойдут «Т-34», по одному. Пока первый из них не потрогает гусеницами другой берег, следующий не начинает движения. Последним двинется мой, командирский, трёхголовый. Экипажи идут пешком сзади. В машинах – только водитель.

Головной танк осторожно, словно слепой, спускается на лёд. В последних лучах заходящего солнца вижу, как неожиданной искрой из-под гусеницы выстреливает фиолетовая молния лопнувшего куска льда. Мои кулаки сжимаются, но нет. Идёт. Идёт, родимый! Ура! Это пехота приветствует криками первую тяжёлую машину, пересекшую Волхов. Второй… Третий… Уже стемнело, поднялся ветер, закруживший позёмку по чистому льду. Все. Остался мой «двадцать восьмой». Перейдёт или нет? Вес у него самый большой, а гусеницы уже. Не выдерживаю и бегу на тот берег сам, размахивая руками. Ребята меня увидели и остановились.

– Стой! Стой!

– Что вы, товарищ командир?

– Стойте.

Уф! Немного отдышаться. Чуток лёгкие прихватило. Наконец резкий сухой кашель даёт знак, что можно говорить.

– Вылезай, Коля. И вы, ребята. Я сам поведу.

– Товарищ майор!

– Не спорь.

– Не доверяете?!

– Не в этом дело, Коля. Я тебе свою жизнь в бою доверяю. Здесь случай другой. Мне рисковать. Всё. Давай.

Мехвод нехотя вылезает через люк квадратной башенной коробки. Я занимаю его место. Переднюю дверку и крышку сверху – не закрываю. Сажусь на сиденье, устраиваюсь поудобнее. Ну, с Богом! Выжимаю фрикцион, третья передача. Гул бортовых двухрядок, визг ферродо и стали дисков сцепления. Давай! Чуть качнувшись на усиленных тележках, дракон трогается. Скорость нарастает, ну! Есть! По мгновенно изменившемуся звуку мотора и гусениц я понимаю, что танк идёт по льду. Матерь Божья! Всем телом ощущаю, как лёд начинает дышать… Он волной прогибается впереди, и наверное, так же вздымается позади, когда непосильная ноша уходит с его спины… Надо было на пятой! Мысль стучит в висках, но останавливаться нельзя! Мгновенно пойдёшь ко дну. Пот градом льётся по лицу, затекает в глаза, но его не смахнуть, руки намертво зажали рычаги. Давай, родимый! Давай! Довожу обороты «М-17Т» почти до максимума. До тысячи четырёхсот. Стрелки приборов бешено скачут, невзирая на сто литров смеси воды и гликоля в радиаторах температура двигателя угрожающе растёт. Но нельзя, ни на секунду нельзя сбавить скорость. Всё! Я чувствую, как машина начинает своё жуткое движение вниз… С гулким пушечным выстрелом лопается лёд… Толчок, удар, сверкающие в свете внутреннего освещения осколки больно бьют меня по плечам и голове, но я двигаюсь вперёд, двигаюсь! Берег! Перебрался… Стоп… Меня вытаскивают из машины, что-то говорят, я не слышу. Бессмысленно улыбаюсь в ответ. Кто-то подносит флягу к губам. Глоток. Водка. Ледяной комок катится по пищеводу внутрь. Темнота…

– Товарищ майор, проснитесь.

– Ты, Коля? А как?

– Товарищ майор, всё нормально. Вы, наверное, нервы себе пережгли. Бывает такое.

– А почему я не утонул?

– Так это, товарищ командир, вы уже под самым берегом провалились. У него завсегда лёд тоньше. Ну а поскольку танк быстро шёл, то и выскочил.

– Ясно… А пехота где?

– Да вас ждёт. Командовать надо.

– У них же свой командир.

– Пропал их командир. Вперёд вышел с комиссаром. Вот только шапку и нашли. Медбрат пришёл, рассказал…

– Твою ж мать!

Выбираюсь из-под брезента. Снаружи ярко светит солнце, щедро рассыпая зайчики по гладкой белой поверхности. Щурясь, осматриваюсь вокруг. Даже глаза немного режет. Ну, ладно.

– Ребята, а где медбрат? Давайте его сюда.

Через несколько минут появляется наш знакомый.

– Товарищ майор, по вашему приказанию…

– Вольно, рядовой. Говорите, одну шапку от командира нашли?

Боец мнётся, затем внезапно выпаливает:

– Так точно, товарищ майор. Шапку, и его самого, неподалёку.

– А почему не доложили сразу?

– Так это, товарищ майор, мёртвый он. И комиссар. Видать, водки перепили да уснули. А мороз – он такой…

Понятно. Дальше объяснений не требуется. Не зря говорят, что греться лучше чаем горячим… Что же, придётся принимать командование на себя, пока не прибудет замена из тыла. Кстати, надо бы сразу доложить, как и полагается, а то мало ли чего… Не откладывая дела в долгий ящик, приказываю связаться со штабом полка. Радист долго безуспешно пытается вызвать «Ромашку», но толку чуть: одна несущая. Что за ерунда? Непонятно. Ладно, делать нечего. Созываю командиров рот, те собираются через полчаса. Кошмар какой-то! Что за безалаберность? Неужели так тяжело пройти по траншее? Хотя, оказывается, траншей-то и нет, так, отрыли в снегу ячейки. А немец, сволочь, снайперов рассадил по окрестностям, постреливают. За ночь пятеро убитых, двенадцать раненых. Но это не самое главное: замёрзло почти пятьдесят человек! Выясняется, что бойцов перед атакой двое суток держали в лесу, не пуская обогреться. Причём питались они сухим пайком! Закаляли, так сказать, приучали к морозам! Что за суки командуют!!! На улице мороз за тридцать, а они полуголодных, измученных людей в дом обогреться не пускают?! Настоящее вредительство, вот кого сажать надо и воспитывать, а не простых людей! Я просто поражён до глубины души, а величину моего возмущения даже выразить невозможно. И как прикажете наступать?! Это хорошо, что немцы ещё кое-какие блиндажи оставили, а то бы вымерз батальон полностью!