Агент абвера. Повести - Вайнер Аркадий Александрович - Страница 24
- Предыдущая
- 24/126
- Следующая
— Ну и славу богу, так, кажется, говорили в старое время в России?
На лице его появилась гримаса, и трудно было понять, что она изображала — доброжелательную улыбку или брезгливость.
— Многие и сейчас так говорят, — сдержанно ответил Никулин.
— Разве в России до сих пор верят в бога?
— Есть и верующие, а многие так говорят по привычке.
Шиммель явно не торопил Николая Константиновича с докладом. Отвлекая его внимание, он готовил неожиданный вопрос по существу. Метод, знакомый всем следователям мира, несмотря на свою тривиальность, нередко давал хорошие результаты, когда приходилось иметь дело с плохо подготовленными и слабонервными людьми, и Шиммель знал это.
Поболтав несколько минут о том о сем, Шиммель пригласил Николая Константиновича пройти в смешную с кабинетом комнату. Там был накрыт обеденный стол. Уловив вопросительный взгляд Никулина, Шиммель предупредительно ответил:
— О деле потом. Вы сегодня устали. Переход фронта, дорога — это нервы. Надо и отдохнуть. Признаться, и мы тоже устали. К тому же и время обеденное. Не так ли, господин Фиш?
Никулин понял маневр Шиммеля. «Попытается споить, — пронеслось в голове. — Старый прием».
— Я, господин подполковник, дьявольски проголодался, — сразу же подхватил Фиш. — Уверен, что и господин Никулин не откажется. Я ведь так быстро приехал за ним, что он едва ли успел перекусить.
На лице капитана Фиша снова появилась радостная улыбка, как и при встрече с Николаем Константиновичем в штабе дивизии. Но, уловив холодный взгляд Шиммеля, он вновь сухо поджал губы.
Обедали почти молча. Изредка Шиммель задавал какой–нибудь вопрос или поднимал тост за фюрера, за победу великой Германии, за успехи Никулина. Приходилось пить. Шиммель не сводил глаз с Николая Константиновича и, когда ему показалось, что хмель начал действовать, перешел к допросу:
— Мне доложили, господин Никулин, что с вами грубо обращались солдаты, которые встретили вас. Но ведь вы сами виноваты. Почему перешли линию фронта не там, где мы условились? Зачем отклонились от маршрута? К тому же вы и опоздали… Это могло стоить вам жизни. Не так ли?
Никулин насторожился, почуяв ловушку. Когда контрразведчики разрабатывали для него легенду, то приготовили и версию для оправдания задержки. Нужно было сообщить немцам, что проход, по которому он собирался возвращаться, перекрыт. Там, дескать, расположилась какая–то часть. Вот он и свернул в лес. А там полно солдат. Пилили сосны, устраивали завалы. В лесу видел много техники, особенно танков. Разведать подробнее не удалось: русские чрезвычайно тщательно охраняют район от высоты Шварцкопф до излучины реки Черной.
Так Никулин и доложил. Внимательно выслушав его, Шиммель замолчал, испытующе глядя на Николая Константиновича. Сообщение о концентрации крупных сил в направлении города Котлы и было тем крючком, на который советское командование хотело подцепить фашистов.
Шиммель молчал, помешивая ложечкой кофе. Никулин старался по его лицу определить — поверил или нет. Но на лице абверовца словно застыла непроницаемая маска. Помалкивал и Фиш. Обед закончился в тягостном молчании. Наконец Шиммель поднялся из–за стола.
— Так что ж? Доклад вы уже начали, господин Никулин. Продолжим, пожалуй, в кабинете.
Подполковник подошел к стене, завешенной плотным материалом, раздвинул занавес. Никулин увидел такую же карту, какая висела и в кабинете генерала Быстрова. Только надписи здесь были на немецком языке.
— Доложите о выполнении задания подробнее, — потребовал Шиммель.
Фиш взял со стола блокнот, поудобнее устроился в кресле возле карты и приготовился записывать.
Никулин внимательно рассматривал карту, делая вид, что вчитывается в отпечатанные латинским шрифтом названия. А сам тем временем продолжал обдумывать, как преподнести немецким разведчикам легенду, полученную в контрразведке.
— Вам, как я вижу, трудно читать наш шрифт. Охотно помогу вам, — сказал Шиммель.
Взяв со стола указку, он подошел к карте и, глядя прямо в глаза Николая Константиновича, неожиданно спросил:
— Как теперь выглядит Ленинград, господин Никулин? У нас очень противоречивые сведения об этом городе.
У Николая Константиновича екнуло сердце. Неужели выследили, узнали, что он был в Ленинграде? Вот почему так холоден Шиммель! «Спокойно, спокойно», — приказал себе Никулин. И ни один мускул не дрогнул на его лице.
— Простите, господин подполковник, — вежливо ответил он, — но на этот вопрос я не смогу ответить. В Ленинграде никогда не был.
— Вот как? Почему же майор Рудольф говорил мне, что вы родились и жили под Ленинградом? Я полагал, что вы хорошо знаете этот город.
— Что вы, что вы, говорить так майор Рудольф не мог. Вы запамятовали. Он вел со мной разговор о Москве, о Подмосковье. Ведь он мой земляк.
— Ах, так… А я почему–то думал, что вы родились где–то под Ленинградом. Я ведь тоже родился в России. И почему–то представил себе, что вы, как и я, родом из–под Петербурга, хотел поговорить об этом прекрасном городе, о его чарующих окрестностях…
Никулин чувствовал, что его одолевает зевота. Устал он до невозможности, хотелось спать. А тут Шиммель не спеша, со смаком, толкует о чем–то совсем не имеющем отношения к делу.
— Так где же вы перешли линию фронта? — быстро спросил Фиш, совершенно неожиданно для Никулина, прервав Шиммеля.
Николай Константинович даже вздрогнул, услышав резкий, как удар кнутом, выкрик Фиша. Погруженный в свои думы, он и не заметил, как пристально глядит на него Шиммель, как тщательно записывает каждое слово капитан Фиш.
Будто припоминая новые подробности, Николай Константинович начал рассказывать о некоторых «свежих» деталях, о войсках, настроениях, снабжении и прочих интересующих немцев вещах. Он принес абверовцам продовольственные аттестаты с отметками о полученных продуктах, о столовых, в которых питался. В них были проставлены и номера полевой почты частей, где он якобы становился на котловое довольствие. Словом, предусмотрительные чекисты сделали все так, как это полагается опытному агенту. Рассматривая аттестат, Шиммель поинтересовался:
— Это нашей работы аттестат или подлинный, русский?
— Подлинный, — ответил Никулин. — Получил при отъезде.
— Очень хорошо. Чем он отличается от тех аттестатов, которые даем мы?
Николай Константинович ждал этого вопроса. Он знал, что немецкую разведку интересуют подлинные советские документы и то, как заполняют их. Знали об этом и в нашей контрразведке. Поэтому ему и разрешили сообщить немцам об их ошибке, допущенной при изготовлении продовольственного аттестата офицера Красной Армии. Сведения, которые он сообщал, не составляли большой тайны, зато укрепляли авторитет Никулина в глазах немцев. И Никулин старался получше использовать свой козырь:
— Видите ли, господин подполковник, наши сотрудники допускают серьезные ошибки при заполнении продовольственных аттестатов и командировочных предписаний. Документы, которые были вручены мне перед отправкой в советский тыл, заполнялись небрежно, и это могло стоить мне жизни. С такими документами там лучше и не появляться. Или наши специалисты не знают всей канцелярской техники русских, либо делают ошибки с умыслом. Надо проверить это.
Никулин говорил резко, с возмущением, тоном человека, жизнь которого подвергалась опасности из–за небрежности второстепенных сотрудников абвера. Шиммель и Фиш поторопились его успокоить.
— Господин Никулин, мы расследуем это дело.
Шиммель еще раз внимательно осмотрел принесенный Николаем Константиновичем аттестат. Затем вынул из сейфа фальшивый и стал сличать его с подлинным. Они походили друг на друга, как близнецы, и Шиммель не удержался, спросил:
— Так в чем же здесь ошибка? Я не вижу…
— Господин подполковник, в аттестате не было отметки о выдаче мне дополнительного пайка, который полагается офицеру. Как только я появился на продпункте, чтобы стать на довольствие, меня сразу же спросили, почему в аттестате нет такой отметки. Пришлось сослаться на небрежность писаря. Все, правда, сошло благополучно. Мне поверили. Но в каком же положении я оказался? Не будь начальник продпункта таким ротозеем, я не имел бы чести сейчас находиться с вами. Я потом не знал ни минуты покоя, так и тянуло — бросить все и бежать за линию фронта. А вдруг этот кладовщик и не ротозей вовсе? Вдруг он сообщил о фальшивом аттестате чекистам, и они уже идут по моему следу, все ближе и ближе…
- Предыдущая
- 24/126
- Следующая
