Хлопоты в Польенсе - Кристи Агата - Страница 25
- Предыдущая
- 25/45
- Следующая
– Что ж, вы оказались правы, – подтвердил знаменитый детектив без особого энтузиазма. – Можно называть вещи разными именами, суть их не меняется. Ваша интуиция была верной. Поздравляю вас, мадам.
Цветы магнолии
Нетерпеливо поглядывая на часы, Винсент Истэн томился в ожидании на площади вокзала “Виктория”.
– Сколько же неудавшихся свиданий видели эти часы! – подумал он и тут же почувствовал, как защемило сердце.
А если Tea действительно не придет? Если она передумала? От женщины можно ждать чего угодно. Почему он так верит? Когда это началось? Он же о ней ровным счетом ничего не знает. Разве с самой их первой встречи она не стала для него неразрешимой загадкой? В ней как будто уживались два человека: легкомысленная красавица – жена Ричарда Даррела, и замкнутое таинственное существо, с которым он бродил по дорожкам Хеймерс-клоуз. Она казалась ему тогда цветком магнолии – может быть, потому, что именно эти цветы видели их первый, еще робкий поцелуй. Одуряющий аромат цветов, поднятое к нему милое лицо и несколько опавших бархатных лепестков, нежно его коснувшихся… Лепестков магнолии: загадочной, чужой, опьяняющей.
Это случилось две недели назад – на следующий день после того, как они познакомились. А сейчас он уже ждал ее, ждал, когда она придет и останется с ним навсегда. Снова заныло сердце. Да как он смеет на это надеяться? Конечно, она не придет. Как он мог в это поверить? Сделать это означало бы для нее отказаться слишком от многого. Зачем это прекрасной миссис Даррел? Публичный скандал, нескончаемые сплетни…
Можно было бы сделать все тихо и незаметно… Благопристойно, без лишней огласки развестись, но это попросту не приходило им в голову – по крайней мере, ему.
– Интересно, – неожиданно подумал он, – а ей… ей приходило?
Он ведь совершенно не представлял, о чем она думает, и до сих пор удивлялся, как вообще посмел предложить ей это: сбежать вместе. Кто он, в конце концов, такой? Ничтожество – обычный трансваальский фермер, каких тысячи. Куда он повезет ее из Лондона, что даст взамен теперешней роскоши? И все же он предложил ей это. Он просто не мог иначе.
И она совершенно спокойно, без малейших колебаний или сомнений согласилась, как будто он предложил ей вместе позавтракать.
– Тогда, стало быть, завтра? – потрясение выдавил он, не в силах поверить в случившееся.
И тихим голосом – так разительно отличавшемся от легкомысленного щебетания, к которому привык свет – она ответила ему “да”.
Когда он увидел ее впервые, она показалась ему бриллиантом, в холодных гранях которого играют тысячи отраженных огней. Но стоило ему коснуться ее, стоило только поцеловать, и она превратилась в нежную жемчужину, излучающую теплый и розовый, как лепестки магнолии, свет.
Да, она дала ему обещание. И теперь он стоял и ждал, когда она придет его выполнить.
Истэн снова посмотрел на часы. Еще немного, и они опоздают на поезд.
– Нет, не придет! – внезапно родилась в нем уверенность.
Конечно, не придет. Каким глупцом он был, что позволил себе поверить в это! Она обещала! Что ж с того? Дома его, наверное, уже ждет письмо. Где его просят простить, понять и сделать все то, что требуется от отвергнутого любовника.
Он почувствовал боль, злость и стыд.
И в этот момент он ее увидел. Она шла к нему по платформе, слегка улыбаясь, обычным своим шагом, как будто впереди у них была целая вечность. На ней было черное обтягивающее платье и черная шляпка, восхитительно оттеняющая нежный, как лепестки магнолии, цвет лица. Он схватил ее руки и в смятении выдавил:
– Вы все-таки пришли… Пришли!
– Конечно, пришла, – спокойно подтвердила она. Так спокойно!
– Я боялся, вы передумаете, – выдохнул он, отпуская ее руки.
Она удивленно, точно ребенок, взмахнула ресницами.
– Почему?
Чтобы не отвечать, он поспешно отвернулся и кликнул первого попавшегося носильщика. Времени оставалось совсем мало. Следующие несколько минут им было не до разговоров. Наконец они устроились в своем купе, и за окном потянулись унылые привокзальные здания.
Они сидели друг против друга. Наконец-то они были вместе! До самой последней минуты он не верил, что это случится. Он просто не решался в это поверить. Она была так далека, так загадочна… Она казалась совершенно недостижимой.
И вот с сомнениями покончено. Возврата нет. Она неподвижно сидела напротив него. Нежная линия щеки тронута едва заметной улыбкой, черные ресницы опущены…
– Как мне узнать, что творится у нее в душе? О чем она думает? Обо мне? О муже? Если так, то что же? Любила она его когда-нибудь или нет? Ненавидит или же презирает? Мне никогда не узнать этого, – с горечью думал он. – Я люблю ее, но что я о ней знаю? Что она думает, что чувствует?
Что он знал хотя бы о ее муже? Большинство знакомых ему женщин готовы были часами говорить о своих мужьях: об их черствости, тупости, эгоизме. К этому Винсент Истэн привык давно и цинично не обращал никакого внимания. Но Tea почти совсем не говорила о муже. О Ричарде Дарреле Истэн знал не больше других. Богатый и красивый мужчина, светский и обаятельный, Даррел нравился всем. В свете их с Tea брак считался на редкость счастливым и удачным.
– Что еще ни о чем не говорит, – поспешно перебил себя Винсент. – Tea слишком хорошо воспитана, чтобы выставлять на показ свои чувства.
В своих разговорах они еще ни разу не касались этой темы. Даже в тот, второй раз, когда они долго бродили по парку, и он чувствовал, как от его прикосновений по ее телу пробегает дрожь. Когда ничего уже не осталось от той холодной светской красавицы. Она так страстно отвечала на его поцелуи… И ни разу не заговорила о муже. Тогда Винсент был даже рад этому. Благодарен ей за то, что не приходится выслушивать вымученных оправданий.
Теперь же это молчание начинало тяготить его. Неожиданно он со страхом понял, что ничего не знает о непостижимом существе, с такой безмятежностью вверившем ему свою жизнь. Ему стало не по себе.
Пытаясь найти опору, он наклонился к ней и легонько коснулся обтянутого черной тканью колена. Ее плоть тут же отозвалась на его прикосновение трепетом. Он взял ее руку и стал нежно целовать пальцы, чувствуя, как они дрожат под его губами. Он откинулся назад и решился, наконец, посмотреть ей прямо в лицо. Он успокоился. Этого было достаточно. Она действительно была с ним. Принадлежала ему.
– Почему вы молчите? – с улыбкой спросил он.
– Молчу?
– Да.
Помолчав, он вдруг упавшим голосом спросил:
– Надеюсь, вы не жалеете?
Ее глаза распахнулись.
– Что вы! Нет, конечно.
В ее голосе не было и тени сомнения. Он прозвучал совершенно искренне и уверенно.
– Но о чем же вы тогда думаете? Мне бы хотелось знать это.
– Я боюсь, – тихо ответила она.
– Боитесь?
– Да. Боюсь счастья.
Он бросился к ней, обнял и стал осыпать поцелуями лицо, шею…
– Я люблю вас, – повторял он. – Люблю. Люблю. Она теснее прижалась к нему, вся отдавшись поцелуям. Потом он вернулся на свое место и взял журнал. Она тоже. Поднимая глаза от страницы, он всегда встречал устремленный на него взгляд. Тогда они улыбались.
Около пяти поезд прибыл в Дувр. Они собирались переночевать там, чтобы утром отплыть на континент.
Винсент вошел в номер вслед за Tea, держа в руке пару вечерних газет, которые тут же небрежно бросил на стол. Носильщики, получив чаевые, ушли.
Tea медленно подошла к окну, посмотрела на улицу и обернулась. Секундой позже они уже держали друг друга в объятиях.
В дверь постучали, и они отпрянули друг от друга.
– Черт бы их всех побрал, – задыхаясь, выдавил Винсент. – Нас что же, так никогда и не оставят в покое? Tea улыбнулась.
– Думаю, оставят, – нежно ответила она и, взяв одну из газет, опустилась на диван.
За дверью оказался бой[8]. С любопытством оглядываясь, он поставил поднос на столик и разлил чай. Поинтересовавшись, не нужно ли чего еще, он нехотя удалился.
8
Имеется в виду слуга (англ.)
- Предыдущая
- 25/45
- Следующая