Моя тетушка — ведьма - Джонс Диана Уинн - Страница 20
- Предыдущая
- 20/48
- Следующая
— Так или иначе, вы от него избавились. Какая разница, — перебил ее Крис. — Я уверен. И от Лавинии тоже — она слишком много знала. И…
— Остановись, — произнесла тетушка Мария нетвердо, но грозно. — Ни слова больше!
— Нет, я договорю, — возразил Крис. — Вы все время прикрываетесь глухотой и вежливостью, но я-то знаю, что произошло. Дело в зеленой шкатулке, да? Задолго до папы и Лавинии вы избавились от Энтони Грина, чтобы завладеть этой шкатулкой и заключенной в ней силой…
Тут тетушка Мария поднялась — без всяких затруднений.
— Я услышала достаточно, — сказала она. И нацелила на Криса резиновый наконечник одной из палок. Вторую она держала наготове, чтобы стукнуть в ковер. — Силой, дарованной мне, — сказала она, — заклинаю тебя, юнец: встань на четыре ноги и обрети тот облик, какой велит тебе природа.
Да-да, так она и сказала — и ударила второй палкой в ковер.
А Крис — Крис взвизгнул и согнулся, будто нацеленная палка ударила его в живот. Помню, как его ладони стукнули в пол, а потом скрючились и подобрались, и он стал опираться на восемь пальцев. Большие пальцы въехали по запястьям к локтям, съежились, и на них отросли изогнутые розоватые когти. Остальное тело стремительно забурлило — так стремительно, что не уследить. Он уменьшился, но не сильно. Это мне до сих пор непонятно. От бурления он превратился в другое существо — розовая кожа переплавилась в серую, желтоватую и бурую шерсть, а его собственные волосы скукожились под большими отросшими ушами. Потом с него свалилась одежда. Существо, в которое он перерос, рычало, и билось, и бешено отпинывало джинсы и свитер, и наклоняло голову, щелкая длинными белыми зубами, чтобы сорвать трусы, в которых застряли задние лапы. Под трусами оказался толстый серый хвост.
Дверь в кухню с грохотом распахнулась. На пороге стояла Элейн.
— Ну вот, опять вы за старое! — простонала она.
Существо, которое было Крисом, пятилось от нее, губы на острой морде раздвинулись, показывая зубы. Он стал похож на некрупную немецкую овчарку. Я увидела, какое у Элейн стало лицо, когда она увидела его, и готова поклясться, что она чуть не заплакала.
— Это волк? — произнесла она чересчур громко и хрипло.
Тетушка Мария подалась вперед, опираясь на палки, и внимательно рассмотрела Криса.
— Пожалуй, да.
Он все пятился и пятился под стол, подальше от нее.
— И по заслугам, — отчеканила она.
Тут Крис запаниковал и помчался кругами по комнате — низкий, длинный, — не зная, как выбраться. Он метнулся к двери, увидел меня, кинулся в другую сторону. Я отскочила с порога в переднюю. Отчасти из-за того, что я увидела его лицо — светлые, вытаращенные от ужаса волчьи глаза. Он был зверь — но по-прежнему выглядел как Крис. Мне даже захотелось открыть входную дверь и выпустить его, но колени у меня ослабели, и пришлось прислониться к стене. Из столовой доносился грохот и треск, и я услышала голос тетушки Марии:
— Откройте окно. Выгоните его вон.
Элейн сказала:
— Да гори все огнем, я не желаю, чтобы меня покусали, сами разбирайтесь! Он же дикий!
Потом раздался громкий удар, Элейн выругалась, а дверь в кухню хлопнула. Наверное, Элейн оставила открытой заднюю дверь, и Крис в нее выбежал. Я услышала голос Элейн:
— Убежал. Скатертью дорога. Как вы сообщите об этом его матери, а?!
Тут-то я и сообразила, что меня никто не видел, кроме Криса, да и тот на долю секунды. Очень уж они были заняты — и еще озлоблены. Я доковыляла до лестницы и села, вцепившись в перила. Меня трясло. Я не верила своим глазам. До сих пор не верю.
Тетушка Мария сказала:
— Милая Бетти. Такая понимающая. Элейн, дорогая, это не составит ни малейшего труда.
— Поверю вам на слово. — Элейн вроде бы всхлипнула. — А его сестра? Где она?
— Наверху, дорогая, — сказала тетушка Мария. — Думаю, ей известно о шкатулке, но и только. Ничего плохого они сделать не успели. Прошу вас, дорогая, довольно плакать. Всякое бывает. Очень уж он стал опасен, знаете ли.
— Да понимаю я, понимаю! — сказала Элейн. — Вы что, за дуру меня держите? — Она всхлипнула, откашлялась и добавила: — Если хотите, я тут побуду.
— Посидите со мной, — попросила тетушка Мария. — Я устала. Вы поможете мне с милой Бетти.
Я взобралась наверх — тихонько-тихонько, на четвереньках — и села на пол в комнате Криса, пытаясь представить себе, как она выглядит снизу — то есть как теперь будет видеть ее Крис. Все Крисовы приспособления остались на месте. Леска прорвала занавеску, а градусник свалился на пол, но все это были человеческие приспособления, результаты разумных действий. Я стала думать о том, каково это — быть сейчас Крисом. Потом я подумала — нет. Наверное, я все сочинила. А может быть, она превратит его обратно, пока мама не узнала. И мне по-прежнему в это не поверить. Ни за что.
Еще труднее стало в это верить, когда заявились миссис Ктототам. Поначалу, когда позвонили в дверь, я не собиралась спускаться вниз.
— Наоми, дорогая! — закричала тетушка Мария. — Будь добра, открой дверь!
А Элейн завопила:
— Не надо! Я же здесь! Я сама открою.
Тут мне стало страшно оставаться наверху: вдруг они поймут, что я знаю про Криса? Вдруг и меня превратят в волка? Поэтому я решила спуститься. Элейн — по которой было вообще не заметно, что она плакала, а тем более что гонялась за волком по чужой столовой, — радушно приглашала в дом веселую компанию, состоявшую из Зои Грин, Эстер Бейли и Филлис Форбс. От каждой из них меня крючило по-своему, но я все равно прошла в кухню и достала торт, который испекла мама. При этом я изо всех сил старалась вести себя как обычно.
Когда я внесла торт, то сказала:
— Тетушка Мария, а где Крис?
— Пошел подышать свежим воздухом, дорогая, — отозвалась Элейн. Это была истинная правда, не поспоришь, но чтобы она говорила мне «дорогая» — такое случилось впервые. Я подумала: надо быть очень осторожной!
— Не забудь серебряный чайник, — приказала тетушка Мария. — Побудешь сегодня маленькой мамочкой, дорогая Наоми?
Вот я и заварила чай и вообще старалась вести себя, будто ничего не случилось. Остальные тоже вели себя, будто ничего не случилось. Это было жутко. Сплошная вежливость, жизнерадостная трескотня и разговоры о том, как прекрасно выглядит сегодня тетушка Мария. Я решила, что все они, конечно, знают про Криса. Вот Элейн — она ведь сразу обо всем догадалась. Однако никто не подал виду, и тетушка Мария вела себя совсем как обычно. Я чувствовала себя настоящей предательницей — ведь я тоже притворялась, — но чем больше я об этом думаю, тем больше мне кажется, что, если я хочу помочь Крису, надо притворяться, и тогда меня ни в кого не превратят.
Однако думала я очень много. Когда происходит катастрофа, всегда много думаешь. Я много думала о папе, когда нам сказали, что он упал с утеса. Теперь я думала о Крисе и о его намеках. Я думала: между мужчинами и женщинами в Кренбери что-то происходит, и женщины побеждают. Это делает зеленая шкатулка. Я посмотрела на безумное кривляющееся лицо Зои Грин. Она говорила про манифестации эктоплазмы. И я подумала: тетушка Мария покончила с твоим сыном. Как ты можешь после этого с ней дружить? Я посмотрела на Эстер Бейли и подумала: неужели она знает все про старую машину и Зенобию Бейли? Эстер была такая благоразумная, — коричневый твид, практичные толстые чулки, — что не верилось, будто у нее может быть родственница вроде Зенобии, но ведь и тетушка Мария нам вроде бы родня. Потом я посмотрела на Филлис Форбс. У нее сияющее румяное лицо с острым носиком и короткая светлая стрижка в стиле школьницы тридцатых годов. Я подумала, знает ли она, что половина ее сироток получила сегодня дозу облучения из зеленой шкатулки. Думаю, нет. Думаю, об этом знает только мистер Фелпс, а никто из них, надеюсь, так и не догадается.
- Предыдущая
- 20/48
- Следующая
