Охотники за головами - Креспи Мишель - Страница 14
- Предыдущая
- 14/50
- Следующая
Шарриак с легкостью завоевал превосходство над сотрапезниками, но не надо мной. Я ничего не говорил, а только наблюдал за ним. Он колотил себя в грудь подобно горилле, навязывающей свою волю сильнейшей обезьяны тем, кто впоследствии мог бы ей угрожать. Мне была очевидна его игра: Шарриак пытался запугать, ослабить своих конкурентов, раздавая им пощечины – одному за другим. Плоды он пожнет позднее. Ему удалось привести в растерянность их, но не меня.
Словно почувствовав это, Шарриак повернулся ко мне:
– Но наш друг очень молчалив…
Я как раз скатывал хлебный шарик. Щелчком я загнал его в тарелку. Прошло секунды три, прежде чем я ответил:
– Когда стреляешь, не распространяешься о своей жизни.
Шарриак зааплодировал кончиками указательных пальцев.
– Браво. Серджио Леоне, да? Сцена, когда ковбой сидит в ванне и достает из пены пистолет, пока другой объясняет ему, как будет его убивать. Потрясающий эпизод. Обожаю вестерны, а вы?
– Да. При условии, что пистолет в моей руке.
Он нахмурился:
– А это откуда? Это мне что-то напоминает…
После салата подали бифштексы. Пинетти, словно извиняясь, заметил:
– Вот видите, опять корова. Честное слово, я здесь ни при чем…
Лоранс Карре, раздосадованная сравнением с аршином, решила доказать, что тоже умеет шутить:
– Любопытно, как у них получится сорбет из говядины на десерт, – произнесла она мягко.
Пинетти оживился:
– А вы знаете, что говяжий жир есть во всем? Даже в мороженом? Когда разразилось коровье бешенство, все узнали, что жир добавляют даже в косметические кремы!
Шарриак с удрученным видом протянул:
– Опять начинается! Господин Пьянетти окончательно решил испортить нам аппетит! А ведь вам было сказано, что мадам…
– Пинетти, – оборвал его Пинетти. – Не Пьянетти, а Пинетти.
– О, простите. В отместку вы можете один раз назвать меня Шираком, а не Шарриаком.
– Знавала я каламбуры позанятнее, – произнесла Лоранс Карре своим обычным ледяным тоном.
Хирш неодобрительно покачал головой:
– Ну, вы нас достали!
Он не ошибался. Но у него не было опыта: все светские ужины изобилуют такими ораторскими состязаниями, выявляющими самого умного, хитрого или красноречивого, того, кто возвысится над другими. За исключением редких случаев, когда речь идет о близких друзьях, которым нечего делить, совместная трапеза – лишь предлог для установления иерархии, ширма тонкой игры, ее острые моменты обсуждаются по окончании матча. Аристократия нашего демократического общества только перенимает обычаи дворянства тех времен, когда графы и бароны, лишенные возможности сражаться на шпагах, убивали насмешкой, наносили ранения унижением, а языки были их разящим кинжалом.
Вместо мороженого из опасной говядины на столе появилась корзина с фруктами. Выбрав персик и изящно очистив его ножом, Лоранс Карре явила нам еще одно свидетельство превосходного воспитания. Шарриак кончиками пальцев снял шкурку с банана, Пинетти впился зубами в яблоко, я же не взял ничего.
После кофе я вышел на берег озера: я тоже начал обзаводиться привычками. Взошла луна. Под ее усталым светом темная масса пихт притаилась, скрывая свои тайны. Я спустился к берегу, окунул руку в ледяную воду. Ни малейшего ветерка, холодным был сам воздух.
Я не услышал, как подошла Лоранс Карре. Как и накануне, она села на валун, одернув красную юбку. Лоранс чудесно вписывалась в пейзаж: застывший взгляд, резко очерченный профиль на фоне озера.
Я пожелал ей доброго вечера и собрался уходить, но она вдруг заговорила:
– Этот Шарриак, там… Он мне не нравится. А вы что о нем думаете?
– Естественно, он напал на вас несколько раз…
Лоранс поморщилась:
– Да, но не в этом дело. Это не важно, я к этому привыкла. Знаете, женщине всегда не легко. Но когда Шарриак сказал, что убьет меня, он и вправду хотел это сделать… Вам так не показалось? Это было очень… неожиданно…
Она говорила, устремив взгляд на противоположный берег озера и будто размышляя вслух. Мне пришлось подойти поближе, чтобы не пропустить ни слова.
– Это метафора, – произнес я.
Лоранс пожала плечами:
– Конечно. Обычные разговоры сильного пола. Все они говорят, что конкурентов надо трахать, вы знаете куда, и прочее в том же духе. Когда они думают, что их не слышат, лексика становится сексуальной, но какой-то странной: заниматься любовью для них означает унизить другого, поработить его. Так они понимают любовные отношения. Вы не замечали?
– Замечал.
Меня несколько удивили ее грубоватые слова. Но ведь Лоранс лишь повторяла выражения, которые я тысячу раз слышал из уст крупных боссов. Да и она, без сомнения, тоже, даже если мои собратья и стараются сдерживаться в присутствии дам.
– А дальше, – продолжила Лоранс, – идет сплошное насилие: убить, растоптать, уничтожить… Ладно, все это игра, так устроен мир. Слова, слова… Но Шарриак – другое дело. Почему он мне сказал, что хочет меня убить? Потому что не может поступить со мной иначе?
Произнеся медленно последнюю фразу, она повернулась ко мне, пристально взглянула на меня, провела ладонями по платью. Мое удивление сменилось изумлением. Я не ожидал такого резкого выпада. Однако, мелькнуло у меня в голове, Лоранс пришла к этому не случайно. Ее номер великосветской дамы с принципами стоил аттракциона Морана. Я почесал подбородок.
– Шарриак не говорил, что хочет убить вас. Он сказал, что сделает это, если вы окажетесь на его пути.
Лоранс вздохнула, снова разгладила складку на юбке.
– Это одно и то же. Я ввяжусь в это, и вы тоже. Все мы знаем, что есть лишь несколько мест, а может быть, одно или два. И все мы претендуем на них. В противном случае мы бы не приехали сюда. Но почему он так сказал?
– Чтобы вас напугать.
Она медленно встала, подошла к воде и застыла, стоя спиной ко мне, скрестив руки на груди.
– Может быть. Или для того, чтобы я хорошо поняла правила.
Лоранс вздрогнула, не спеша пошла вдоль кромки берега, и я последовал за ней. Она шла, опустив голову и разглядывая камешки под ногами. Я попытался ее приободрить:
– Шарриак не на высоте. Иначе бы его здесь не было. Он, возможно, лучший из запасных, но пока сидит на скамье, а не играет на поле. Именно поэтому он в ярости. Вы опасны, потому что привлекли внимание дель Рьеко, и Шарриак пытается вас устранить.
Лоранс остановилась, сократив расстояние между нами.
– Вы думаете, он меня убьет?
– А вы боитесь? – ответил я вопросом на вопрос.
Впервые она улыбнулась, в лунном свете блеснули ее зубы.
– Нет. Если бы я боялась, то была бы кассиршей в супермаркете или держала магазинчик кустарных изделий, оплачиваемый мужем-хирургом. Нет, я просто почувствовала, что этот тип способен на насилие. Здесь не просто соревнование, здесь ненависть.
Я успокаивающе улыбнулся и сказал:
– А я этого не почувствовал.
– Потому что вы мужчина, – прошептала она.
Действительно ли Лоранс испытывала страх? Хотелось ли ей разделить его с кем-нибудь? А может, она искала союзника? Но Лоранс ничего обо мне не знала, я ведь мог быть таким же опасным, как Шарриак. Может, она пыталась обмануть меня, чтобы не драться на два фронта?
– А знаете, мне тоже нужна эта работа, – мягко произнес я.
– Да, – отозвалась она, не поднимая глаз, – я знаю. Каждое слово становится оружием, проявление человечности – слабостью, откровенность – предательством. О, я не имею в виду других, Морана и его ватагу. Они-то считают, что просто сдают экзамен на бакалавра. Или здесь нечто вроде конгресса. Вот увидите, через пару дней они начнут спрашивать, нет ли поблизости ночного клуба. Они уже ответили на пятьдесят предложений, разослали множество резюме и думают, что это очередное… Они поставили сотню франков на красное и ждут, выпадет ли выигрыш… А я, Шарриак, вы, может быть, Пинетти и эль-Фатави – мы финалисты. Мы будем грызть друг друга, господин Карсевиль. – Лоранс снова вздохнула и потерла руки, чтобы согреться. – Все это неприятно. Находясь в иной обстановке, мы, возможно, симпатизировали бы друг другу. Но так захотели в «Де Вавр интернэшнл». Им нужно узнать, можем ли мы быть безжалостными. Я не могу себе позволить провалиться. Все, что угодно, только не это.
- Предыдущая
- 14/50
- Следующая
