Сокровища капитана Малисиозо - Щербаков Сергей Анатольевич "Аксу" - Страница 1

• 1/67
• Следующая

Сергей Аксу, настоящие имя и фамилия – Сергей Щербаков.

Родился в «Варфоломеевскую ночь» в Челябинске. Счастливое детство прошло на колесах: радовался солнцу в Димитровграде, Шантюбе, Аксу, Красноярске.

Образование высшее техническое. Многие годы посвятил национальной обороне: занимался созданием современных вооружений, безопасностью Государственной границы и особо важных объектов. Серьезно увлекался художественной фотографией. Участник многих международных фотовыставок и фотосалонов. Автор киносценария к сериалу «Честь имею!», награжденному телевизионной премией «ТЭФИ» и Национальной кинематографической премией «Золотой орел». Автор книг: «Щенки и псы войны», «Неотмазанные. Они умирали первыми», «Нет на земле твоего короля», «Приключения Торбелллино». Роман «Нет на земле твоего короля» написан в соавторстве с Никой Муратовой по Интернету. Создатель и главный редактор военно-исторического литературного журнала «Боль сердца моего». Финалист 1-го конкурса «Новая детская книга» издательства «Росмэн». Издавался в издательствах «Эксмо», «Крылов», журнале «Сура».

Эта необычная история ворвалась в мою жизнь стремительно, словно порыв свежего ветра с моря. Прошлой весною, когда нервы мои были на пределе от напряженной работы в клинике и от бестолковых нерадивых студентов, которым я преподавал в университете, я взял долгожданный отпуск и укатил к своим дорогим старикам в родной Рошфор. С городком, раскинувшимся у Бискайского залива на правом берегу реки Шаранты, крепко связаны мои теплые воспоминания о счастливейших годах беззаботного детства, пылкой юности, первой любви. Здесь, на городской окраине, на узкой горбатой улочке Сен-Женевьев, мощенной булыжником, с ее выбоинами и вечными лужами, прошла лучшая часть моей жизни. Наш белый дом под красной черепичной крышей с высокой, как дозорная башня, закопченной трубой, прилепился к серой скале в конце улицы. Буквально в трехстах шагах от моря. Проехав по набережной, забитой ящиками и коробками со свежим уловом, мой «росинант», кряхтя и натужно постанывая, стал взбираться из последних силенок по крутой горбатой улочке к родному крову, который я оставил в поисках счастья много лет тому назад.

Радостные милые старики, улыбаясь, уже встречали меня у порога. Они издали услышали протяжные стоны моего верного железного друга и сразу догадались, кто так упорно карабкается вверх по булыжной мостовой.

Скажу честно: отпуск удался на славу. Я совершенно отключился от целого букета забот, висевших на мне долгое время тяжелым грузом, и полностью отдался отдыху и покою. Дед с матерью носились со мной, как с малым дитем, не зная, чем еще угодить дорогому любимому гостю. Целыми днями я бездельничал: купался в теплом заливе, загорал, ловил рыбу, листал подшивки старых журналов, обнаруженных мною на пыльном чердаке… Иногда на весь день, как в детстве, уходил бродить по окрестным скалам, исследовал темные гроты или переправлялся на прогулочном катере в форт Байярд, где взбирался на полуразрушенные стены крепости, где еще мальчишкой облазил все бастионы мрачной каменной цитадели и знал все укромные закоулки. Иногда я подолгу торчал в книжной лавчонке дряхлого седого Луи, копаясь среди груды потрепанных книг. Но больше всего мне нравилось проводить время на чердаке родительского дома и разбирать старые вещи, которыми он был завален.

Это занятие доставляло огромное удовольствие. Еще в далеком детстве, во время наших мальчишеских набегов на крепость, мне удавалось что-нибудь там найти или откопать. Это были весточки из прошлого, эхо минувшего. Позеленевшие медные пуговицы, пряжки, гильзы, сплющенные пули, осколки ядер, снарядов, глиняные черепки, ржавые штыки, прострелянные каски… Все эти находки я считал своими бесценными сокровищами.

Как-то утром, в один из дней, обследуя огромный облезлый сундук на чердаке, среди прочего ветхого хлама я обнаружил большой пыльный сверток, завернутый в старую парусину и крепко, крест-накрест перетянутый бечевкой. Сгорая от любопытства, развязал узел и развернул пакет…

Не поверите! Я обомлел. Я ожидал увидеть все что угодно, но такой странный набор вещей мне не попадался никогда в жизни. Передо мной лежала аккуратно заштопанная полосатая матросская тельняшка, целая кипа пожелтевших, потрепанных, полуистлевших от времени, исписанных на неизвестном языке листов бумаги, тут же тускло поблескивал настоящий морской кортик. Но больше всего меня поразило искусно сработанное ожерелье из самых настоящих медвежьих когтей. Свернув бережно свою бесценную находку, я отправился на поиски деда: только он мог ответить на интересующие меня вопросы.

– Дедушка, смотри, что я нашел на чердаке, – обратился я к нему, отыскав его в уютной мастерской, где он обычно столярничал или чинил рыболовные снасти. – Откуда это?

Он отложил в сторону рубанок и, смахнув с верстака завитки пахучей стружки, бережно развернул сверток и нежно прикоснулся своими огрубевшими корявыми пальцами к тельняшке. Тяжело вздохнул и опустился на табурет, не спеша раскурил свою знаменитую черную трубку и долго, с отсутствующим видом, прищурив подслеповатые глаза, пускал кольцами сизый дым.

Я, устроившись по другую сторону верстака, сидел и вертел в руках кортик, зная, что не следует старика торопить, хотя, признаться, уж очень не терпелось что-нибудь узнать о необычной находке.

– Это вещи Марио, – глухо вымолвил старый рыбак, бережно взяв из моих рук кортик.

– Дед, а кто он? Этот Марио? – спросил я, раздираемый любопытством. Имя было мне совершенно не знакомо, и оно никогда не упоминалось в нашей семье.

– Несчастный Марио…? Мой сын, – сказал дед и, чуть помедлив, добавил. – Приемный сын.

– Приемный сын…? Дедушка, но я о нем впервые слышу. Ты и мать никогда о нем не рассказывали, даже никогда не упоминали.

– Да, сынок, верно. Нам с твоей матерью было тяжело вспоминать о незавидной судьбе, что выпала на его долю.

Старый рыбак вновь бережно коснулся тельняшки.

– О, как давно это было, сынок… В самом начале войны, еще до твоего рождения. Однажды хмурым осенним утром, после очередного жестокого шторма, что приносит страшное горе в семьи моряков, мы заметили выброшенную на отмель разбитую шлюпку. Таких лодок я никогда еще в жизни не видел, уж поверь мне, старому рыбаку. Борта были похожи на сплошное решето, живого места на ней не было. От мачты ( одни воспоминания, транец весь щербатый, словно его грызла стая голодных акул. Когда мы с Валери… Ты помнишь морского бродягу, что учил тебя в детстве ходить под парусом и плавать?

– Дед, ну как не помнить Валери? Конечно, помню. Седой отчаянный моряк, у которого вся грудь и руки были в татуировках. Я тогда мечтал иметь такие же.

– Так вот, когда мы с ним заглянули в шлюпку, то обнаружили там молодого раненого моряка, который ничком лежал на изодранном в клочья парусе. Глаза у него были полуоткрыты, щеки почернели и ввалились, губы потрескались… Он, объятый жаром, метался в бреду. Мы осторожно перенесли его в наш дом. Вид у незнакомца был жалкий. Грудь пробита навылет, и помимо этого было еще множество других серьезных ран, похоже, что его изрядно зацепило картечью. Раны обработали и перевязали, так как могла начаться гангрена. Около месяца он находился между жизнью и смертью, не приходя в сознание. Твоя мать сутками не отходила от кровати несчастного, дежурила. В бреду он громко звал кого-то, на никому неизвестном языке, никто не мог определить, какой он национальности. Даже наш сосед Гийом, уж на что, старый морской волк, который в каких только краях не был, кого только не видел на своем длинном веку, который знает не один десяток языков, даже он не смог ответить толком, откуда приплыл наш парень.

• 1/67
• Следующая