Избранница - Карранса Майте - Страница 15
- Предыдущая
- 15/46
- Следующая
Марине было уютно в объятиях Цицерона, но самое любопытное, что она уже два дня носила его одежду и привыкла к ее запаху. Цицерон отдавал каким-то нежно-голубым ароматом, его пот пах лимоном, они оба вместе кружились в вихре ласк, в котором сливались их одежды, ароматы и тела.
Марине стало трудно определить, где кончается ее рука и начинается рука Цицерона. Смешались запахи, ткани, осязание, и после каждого поворота и торможения автобуса их тела сближались все больше, пока не превратились в замысловатое тесто из рук и ног.
Не ощущая никаких запретов, Марина лишь пожалела о том, что автобус остановился как раз в тот сладострастный момент, когда рука Цицерона неторопливо поглаживала ее левое плечо. Но может, это было ее правое плечо?
Они вышли из автобуса разомлевшие, не переставая вздыхать.
Марина чувствовала себя припухшей и нежной, как бисквит, вытащенный из печи. Она не испытывала голода, но ей владел каприз полизать землянику, палец или лист дуба. Поверхность ее языка стала очень чувствительной, а ее глаза ласково следили за Цицероном.
Как забавно! Луси оказалась совершенно права. Цицерон был хорош собой. Точнее, он был очень хорош собой и очень галантен. Марина не знала, имеет ли это отношение к языку, черным глазам или трусам, которые были на ней, но с Цицероном ей было так же уютно, как дома лежать на диване.
Марина с удовольствием осталась бы в автобусе и вернулась в Дублин, ради удовольствия проделать этот путь еще раз весь вместе с этим парнем. Она могла бы вечно ездить по этому маршруту. Но ее ждала другая судьба. Ее ждало свидание в полночь, во время которого ей предстояло отдать Цицерона феям и освободить своего возлюбленного Патрика… Патрика??? Патрика!!!
Ужас! Она забыла о Патрике, о гармонике и о том, что ей было поручено.
Бедный Патрик! Марина за весь день ни разу не вспомнила о нем. Он изгладился из ее памяти с невероятной быстротой. Должно быть, все это объяснялось ее желанием выжить.
Марине очень хотелось, чтобы ее мозг стер Патрика из своего архива и ей не пришлось страдать. Такова была человеческая природа, умная и щедрая. Не то что ирландский лес, тревожный, сырой и суровый.
Хотя Марина два раза проходила по тропе, ведущей к поляне, найти ее третий раз ей не удалось.
Смеркалось. Тени деревьев угрожающе надвигались на камни, мягкий изгиб холмов не открывался взору. Тревожно. За деревьями она не видела леса.
Марина тщетно пыталась вспомнить ориентиры, которые отмечала, когда была с Лилиан: жимолость, пересекавшую тропу, камни, покрытые мхом, муравейник…
— Мы уже третий раз проходим в этом месте, — заметил Цицерон.
Марина тут же остановилась.
— Ты уверен?
— Смотри, я уже три раза наступаю на эту сгнившую ветку. Видишь мой след в грязи?
Марина его не видела. Даже внимательно присмотревшись, она бы его не заметила. Марина не была ни следопытом из племени индейцев чероки, ни агентом ЦРУ. Она была девочкой, лишенной чувства ориентации и хотя бы малости оперативной памяти.
«Как же в таком случае, — спрашивала она себя, — нам удастся найти место, где я спрятала Патрика? Как же я найду его гармонику?»
— Ты ведь умеешь играть на гармонике, правда? Я тебе говорила, что феям понравится, если ты сыграешь им на гармонике.
Цицерон не стал возражать против такого пожелания.
— Да, ты мне говорила, но я подумал, что с таким же успехом можно сыграть на аккордеоне или флейте.
— У нас нет ни аккордеона, ни флейты.
— Я напомню тебе, что гармоники у нас тоже нет.
— Патрик всегда носил ее в кармане.
Цицерон сглотнул:
— Разве Патрик здесь?
Марина уточнила:
— Я закопала его где-то здесь, но сейчас не припомню, где именно.
Цицерон раскрыл свои черные глаза и спросил ее:
— Значит… ты его убила?
Марина уловила в его интонации скрытое восхищение.
— Ты считаешь меня способной убить кого-либо?
Цицерон был охотником, виртуальные сомнения его не тревожили. В другом мире он играл с жизнью и смертью.
— Почему бы и нет?
Марина обиделась:
— Ты видишь во мне убийцу?
Его молчание было красноречивее всех оправданий в мире.
Марина вдруг почувствовала, как темные глаза Цицерона просвечивают ее насквозь. Он видел в ней потенциальную убийцу и вора, великую обманщицу и отъявленную самозванку. В итоге достойную презрения особу.
При этом Цицерон знал лишь половину всей истории.
Намерениям Марины не было оправдания, она была готова вот-вот предать парня, с которым совсем недавно целовалась. Конечно, феи очень симпатичны и крайне впечатлительны, но это не оправдывало ее эгоистичного намерения отдать им Цицерона обманным путем и без его согласия.
А что, если этому чудаку не захочется жить вечно, прыгая в лесу, играя на гармонике в обществе пикси и фей? А что, если ему вместо этого ужасно захочется страдать от ревматизма, не отрываться от Интернета, заложить недвижимое имущество и обзавестись сыновьями?
Возможно, Цицерон познает счастье среди волшебных существ, но она не была уверена, что правильно поступает, решая этот вопрос, не посоветовавшись с ним.
К тому же, с Мариной происходило нечто любопытное. Как раз в это мгновение она почувствовала, что у нее нет ни малейшей охоты расставаться с Цицероном. Она испытывала к нему нежность. Может быть, потому что надела его трусы и толстовку.
Это чувство потрясло Марину. Ей не хотелось ничего говорить, однако совершенно ясно, что ей так же приятно было носить его носки, пользоваться ими, ощущать их прикосновение. Наверное, ее поведение объяснялось именно этим.
Вдруг Марина споткнулась, упала и уткнулась носом в огромный ботинок. В метре от него лежал еще один ботинок.
Цицерон крикнул:
— Здесь его одежда!
Действительно, на месте опустевшей могилы Патрика валялась разбросанная одежда.
— Он был здесь! — Марина указала на очертания силуэта тела ирландца, четко отпечатавшиеся на листве.
— Но его здесь больше нет, — заметил Цицерон.
— Должно быть, он проснулся и ушел, — предположила Марина.
— В чем мать родила? — язвительно поинтересовался Цицерон.
— Наверное, ему было жарко, ирландцы очень пылкие, — как всегда не подумав, заключила Марина.
Однако Цицерон покачал головой, продолжая внимательно разглядывать это место.
Он сделал другие выводы, нежели Марина.
— Его куда-то утащили. Видишь следы?
Марина прикинулась, что видит, однако в действительности предполагаемый след Патрика, такой заметный Цицерону, остался для нее совсем незаметным.
Цицерон превратился в ищейку, встал на четвереньки и начал обнюхивать землю, похоже, руководствуясь инстинктом. Во всяком случае, именно этого не хватало Марине.
— Здесь следы заканчиваются. Дальше ничего нет, — озабоченно заметил он, поднимаясь.
— Тогда он, наверное, ушел, — заметила Марина, начинавшая нервничать.
По мере того как рос интерес Цицерона к Патрику, она чувствовала себя все хуже.
Почему она не рассказала ему правду? Почему не объяснила, в какой ужасной ситуации оказалась: что на нее возложили задачу спасти Анхелу, ее старшую сестру, которая должна сопровождать короля Финвану во время конного выезда Туата Де Дананн, а еще она обещала Пурпурной фее плясуна…
Но в таком случае Марине пришлось бы открыть Цицерону свои карты, признаться, что он и станет этим плясуном, что она его использовала и привела сюда лишь для того, чтобы выдать за Патрика.
Это был очень мерзкий поступок.
А ей действительно хочется передать Цицерона феям?
Марина вздохнула, сосчитала до десяти и пришла к выводу, что ей совершенно этого не хочется, что она сентиментальна, очень напугана и предпочла бы, чтобы Цицерон остался несчастливым человеком, нежели стал вечным плясуном.
Как же избавить Цицерона от этой участи, не навредив Анхеле, не подвергнув опасности ни Патрика, ни себя?
Что за дела! Почему все стало так сложно?! А ведь прошлым вечером ей все казалось таким простым…
- Предыдущая
- 15/46
- Следующая
