Любовница - Кренц Джейн Энн - Страница 3

• Предыдущая
• 3/102
• Следующая

Граф Мастерс жив.

Ифигиния Брайт впервые в жизни едва не лишилась чувств, когда он появился в сияющей бальной зале. Все медленно поплыло перед глазами, и напрасно она пыталась справиться с собой.

Меньше всего на свете ожидала она сегодня вечером, как, впрочем, и любым другим вечером, лицезреть живого и невредимого графа.

Он жив.

Потрясение ушло, и голова ее закружилась от радости и восторга.

Ифигиния никогда не встречалась с Мастерсом, но прежде чем выдать себя за его любовницу, она целых две недели лихорадочно изучала все, что с ним связано.

Самым поразительным результатом ее исследований было то, что Мастерс оказался мужчиной ее мечты, мужчиной, которого она смогла бы полюбить так, как никого прежде не любила. Он был просто создан для нее.

Ифигиния смирилась с тем, что Мастерс навсегда останется лишь героем ее самых тайных мечтаний… Но вот сейчас он здесь, предстал перед ней, полный дыхания и жизни.

…И когда узнает, кто она такая и что натворила, он, конечно, станет презирать ее.

— Милосердный Боже, глазам не верю! — пробормотал лорд Эллис. — Мастерс здесь.

Ифигиния молчала, не в силах оторвать взгляда от высокого сильного мужчины, с небрежной надменностью поднимавшегося по голубому ковру парадной лестницы. Она была потрясена — Мастерс оказался точно таким, каким она его себе представляла. Черноволосый, холодно-высокомерный, привыкший жить по собственным правилам.

Ифигиния не верила своим глазам.

И все остальные, по-видимому, тоже.

В одно короткое мгновение бальная зала погрузилась в молчание. Оглушительная тишина повисла над толпой гостей.

Ифигинии показалось, что эти все роскошно одетые дамы и элегантные кавалеры попались в гигантскую каплю жидкого янтаря, который внезапно застыл, превратившись в прозрачную темницу. Даже пламя бесчисленных свечей в огромных хрустальных канделябрах, казалось, замерло на мгновение.

Со следующим ударом сердца янтарь вновь превратился в смолу и отпустил своих узников. Получив свободу, блестящее общество запорхало, словно стая сверкающих бабочек. Дрожью возбуждения трепетали их безвкусные мишурные крылышки, алчным предвкушением светились огромные фасеточные глаза.

Ифигиния знала, чего с нетерпением ждут гости. Они предвкушают скандал — скандал, который на долгие дни станет пищей для сплетен.

Она знала также, чем вызвано удивление собравшихся — никто не ожидал увидеть здесь Мастерса. Все были уверены, что он еще за городом, продолжает гостить в одном из своих поместий. Никто не ожидал, что он внезапно появится здесь, чтобы встретиться лицом к лицу с бывшей любовницей.

И только Ифигиния и самые близкие ей люди полагали, что граф мертв. Так было написано в ужасном письме вымогателя. Из письма также следовало, что тетя Ифигинии, Зоя, станет следующей жертвой, если не уступит требованиям негодяя.

Но вот Мастерс здесь, во плоти, не только живой, но и вполне здоровый. От него исходила угрожающая сила большого хищного зверя.

Не оставалось никаких сомнений — вымогатель лгал. Он очень мудро воспользовался преимуществом, которое давало ему отсутствие Мастерса в Лондоне, для того чтобы запугать Зою.

Разрываясь между восторгом и отчаянием, Ифигиния следила за неумолимым приближением графа и чувствовала, как все ее столь тщательно разработанные планы внезапно превратились в полный хаос.

Совершенно новая опасность нависла над ней — опасность, грозящая и ей самой, и всем близким ей людям. Мастерс явно не обрадуется, узнав, что у него, оказывается, есть любовница, посмевшая уверить лондонский свет, что ищет графу замену.

Мастерс без труда разделается с ее жалким маскарадом, подумала Ифигиния. Он сорвет с нее маску и выставит перед всем светом ничтожной обманщицей — какой она и была все это время.

Приглушенный разговор двух джентльменов донесся до слуха Ифигинии, и сердце ее бешено заколотилось.

— У Мастерса всегда были железные нервы. — Мертвенно-бледный и тощий, словно призрак, лорд Лартмор поднес к губам бокал шампанского и осушил его одним глотком. — Никогда не думал, что он посмеет появиться в доме, где правит бал леди Звездный Свет. Ведь это чертовски унизительно.

— Клянусь Юпитером, представление становится интересным. — Дэрроу, мужчина средних лет, с приличным брюшком, которое не мог скрыть скверно сшитый фрак, бросил любопытный взгляд на Ифигинию.

Герберт Хоут с трогательной заботой склонился к ней, словно пытаясь защитить. В его обычно веселых голубых глазах сейчас была тревога.

— Я бы сказал, что здесь назревает маленькая неприятность. Думаю, у генералов имелись веские причины, заставившие их изобрести исключительно полезную тактику, известную как «стратегическое отступление». Не хотите применить ее? Я, как всегда, в вашем распоряжении.

Ифигиния попыталась взять себя в руки и успокоиться. Ей было тяжело дышать… Это невероятно. Произошла какая-то ужасная ошибка. Пальцы ее, легко касавшиеся рукава Хоута, мелко дрожали.

— Не говорите глупостей, мистер Хоут. Мастерс не станет устраивать сцену на потеху публике.

— Даже не рассчитывайте на это. — Герберт внимательно наблюдал волнообразное движение толпы, отмечавшее стремительное перемещение Мастерса через залу. — Никто никогда не может предугадать, что он предпримет в следующий миг. Он человек-загадка.

Ифигиния вспыхнула. Несмотря на собственное отчаянное положение, она почувствовала необходимость вступиться за графа.

— Никакая он не загадка. Он пытается оградить свою личную жизнь от постороннего вмешательства, только и всего. Это вполне объяснимо.

— Что ж, как раз вы и сделали его предметом всеобщего обсуждения и весьма преуспели во вмешательстве в его личную жизнь, а, дорогая? Он вряд ли будет признателен вам.

К несчастью, Герберт был, как всегда, прав.

Ифигиния бросила неуверенный взгляд на своего нового друга. Герберт гораздо лучше разбирался в вероломных правилах лондонского общества, все-таки последние два года он плавал в его коварных водах.

Ифигиния познакомилась с Гербертом две недели назад и с тех пор привыкла полностью полагаться на его мнение. Похоже, Хоут знал все обо всех, кто хоть что-то значил в свете. Он постиг все нюансы поведения в узком кругу элитарного мирка — от легкого пренебрежения до полного разрыва.

• Предыдущая
• 3/102
• Следующая