Лёшка - Голышкин Василий Семенович - Страница 21
- Предыдущая
- 21/76
- Следующая
Они шли гуськом, держась друг от друга на расстоянии вытянутой руки, чтобы в случае чего не голосом, а рукой подать знак тревоги. Но они не смогли ни предугадать ее, ни предупредить друг друга об опасности. Они, как муравьишки — где на своих двоих, а где и на четвереньках, — перебирались по бревну через лесной овраг, как вдруг затрещало, засвистело, и их словно ветром сдуло с бревна в овраг. Упав, кто на живот, кто на спину, они тотчас подхватились и, вскочив на ноги, понеслись вдоль по оврагу, даря колючкам клочья одежды и на бегу слюнявя места крапивных поцелуев. А вверху гремела стрельба. И временами им казалось, что они бегут прямо на нее. Но это было не так. Они, напротив, удалялись от нее, принимая очередной изгиб петляющего, как змея, оврага за возвращение к тому месту, где они взяли свой страшный старт. Наконец стрельба удалилась, притихла и оборвалась, как струна у мандолины, уставшей бренчать. Они перевели дух.
— А наш-то… немец… не соврал, а? — сказал, отдышавшись, старший и, виновато посмотрев на двух других, уточнил: — Насчет стрельбы, а? А я не поверил…
Но они не приняли его вины, отведя взгляды. Старший ни в чем не был виноват перед ними. Они, как и старший, тоже не поверили немцу. С чего бы он, враг, стал вдруг предупреждать их? А может быть, он не враг, а друг? Тот немецкий друг-пролетарий, о котором им говорили в школе? Друг — враг. Друг — враг… Кто его знает, кто он, этот загадочный немец, такой на первый взгляд простофиля.
Вот и явка — крошечная полянка в лесу. Подошли и затаились, поглядывая на одинокую, как свеча, березку, росшую посреди полянки.
«Ку-ку, ку-ку, ку-ку…» — и обрыв. Он, командир, его позывные.
Встретились возле березки и не успели, присев, разговориться, как вдруг командир вскочил и скомандовал:
— Встать! Смирно! — И продолжал, обращаясь к кому-то позади них: — Товарищ комиссар, группа «Юный мститель» по вашему приказанию…
Так вот, оказывается, зачем их всех троих вызвали на явку! Чтобы представить комиссару партизанского отряда. Невольно оглянулись и, оглушенные восхищением, замерли, как заколдованные. Перед ними, вооруженная снизу доверху гранатами, пистолетом и автоматом, стояла невиданная, мыслимая разве что в сказке борода.
— Здравствуйте, товарищи пионеры! — весело подмигнув, сказала борода.
Колдовство спало, и они, как грачи, прогалдели в ответ:
— Здррр… авствуйте!
Уселись в кружок, подбив под себя побольше травы, и троица, слово за словом, выложила все, что принесла: и про нашего-ненашего Тихона, и про «слепого» Федора, и про детей, в которых приказано стрелять…
У всякого слова свой вес. Иного и не почувствуешь, услышав. А иное придавит так, что сразу и не поднимешься.
Узнав о Тихоне, комиссар помрачнел: такую змею пригрели! Что он знал о нем до войны? То, что знали все: лесной разбойник. Ему, лесничему, доверили лесное зверье, а он это зверье потихоньку глушил и торговал мясом. Его лишили должности и судили. И когда пришли немцы, никого не удивило, что Тихон снова стал лесничим. Все, кого карала Советская власть, были у них в почете. Три судимости, которые имел Тихон, были для него лучшей рекомендацией перед врагом. А Тихон, став лесничим, пришел к ним. И не с пустыми руками, а с кассой, которую, по его словам, взял перед войной в магазине на станции Дно. Они потом проверили: было! Магазин на станции Дно действительно грабили. И унесли кассу. Жуликов задержать не удалось. Но подозревали его, Тихона. И вот он пришел к нам и принес кассу. Его не прогнали, но и не приняли, хотя деньги взяли. Обещали присмотреться и подумать. Жди, сказали. А он не стал ждать. Снова разыскал их и выдал провокатора, которого приставили к ним враги. Теперь ясно, жертвуя одним, немцы вводили к ним другого. А они не догадались и приняли его в отряд. Дорого, как видно, стоила им эта ошибка — лучшего разведчика! Стоп, а не ложь ли то, о чем говорят мальчишки? Нет, в них он не сомневался. Мальчишки свои, пионерские. А вот правда ли то, что они передают? Ведь то, о чем они рассказывают, известно им с чужих слов, со слов какого-то странного немца-простофили. Так вот, не ложь ли то, что он им внушил? А если правда, то не повторяются ли немцы в своей игре, выдавая с головой Тихона? Тихона выдадут, а другого кого, похитрей, зашлют. Думай, комиссар, думай… Немец-простофиля, враг он или доброжелатель? Да и не немец он, то есть не немецкий немец, а наш, русский, немец. Дезертир. Это они сразу установили, как только узнали о нем от «Юного мстителя». Пытается внедриться к нам? Раскаялся и, вредя немцам, хочет замолить грехи? Эх, встретиться бы с этим немцем, поговорить с глазу на глаз… А пока… Пока пусть все идет так, как идет. Он — ребятам, ребята — партизанам, и никакой обратной связи, игра только в одни ворота. Хочет того немец или не хочет, а ответного «мяча» не получит. Так безопасней и для него, если он доброжелатель, и для них, если он враг и притворщик…
Борода встает. За ним, как за магнитом, поднимаются остальные. Ну что ж, момент серьезный, и приказ, который он сейчас отдаст, пожалуй, лучше выслушать стоя…
— Приказ по группе «Юный мститель», — наизусть, как заученное, произносит он. — На одном из участков Ленинградского фронта советскими саперами обнаружены мины неизвестной конструкции. Без схемы мины обезвреживанию не поддаются. Приказываю, используя все возможные связи и средства, добыть чертежи секретной мины. Командир партизанского отряда Старик, комиссар… Комиссар — я, — сказал он и помел бородой в сторону командира: — Командир группы «Юный мститель» Леонид Голиков, подтвердите получение приказа.
Леня не сразу отозвался. Во-первых, потому что застыдился ребят. Ведь свое имя он до сих пор держал от них в секрете. Во-вторых, потому, что обиделся на комиссара. Как же, себя без фамилии представил, а его раскрыл, как коробочку: смотрите, пожалуйста!.. Но комиссар нетерпеливо вскинул голову, не одобряя Лениного молчания, и тот, как с горы сорвался.
— Есть подтвердить получение приказа! — крикнул он, прикладывая ладошку к пилотке.
— Есть!
— Есть!!
— Есть!!! — по старшинству отозвались трое. Но ладошек не выкинули, знали уже воины, что к пустой голове рук не прикладывают.
Комиссар ушел, дремучий, как дуб, в своей бороде, а они остались — трое бойцов и командир — и стали держать совет: как добыть чертеж новой мины.
— Знать бы, где искать, — вздохнул самый младший, Олег. — А так никак не найти.
Средний, Миша, смотрел на дело не столь безнадежно.
— А что? Потолкаемся среди фрицев, послушаем, — подсказал он, — может, что и выудим.
Но младший, усмехнувшись, выбросил два пальца, и средний стушевался, поняв намек. Не многое выудишь, имея «пару» по-немецкому. А младший и старший «ехали» на той же «колесной паре». Эх, знать бы, что война…
— А наш немец, — напомнил старший, Гриша, — может, через него что, а?
— Ну, узнаем, — сказал младший, Олег. — А потом куда, в лес? Мы в лес, а они на нас из лесу, фрицы, пиф-паф…
— Я пройду! — убежденно сказал старший, Гриша.
— И я, — потянулся за старшим средний, Миша.
— Ну и я не отстану, — сдался младший, Олег.
Но у командира Голикова был другой план: в лес не ходить и собой не рисковать. Завтра вечером, а точнее, в семнадцать ноль-ноль ждать его возле церковных развалин. Самим к нему не подходить, он сам их подзовет. А сейчас в лес за пропуском, без которого домой не добраться. Что за пропуск? А грибы! Набирай, выходи на большак и просись на воз. Кто-нибудь да подхватит. Конных упряжек на большаке немало. По немецким делам бегают. Из Старой Руссы порожняком, а в Старую Руссу со славянской данью — хлебом, мясом и маслом, — подавиться бы им, гадам!
Они так и сделали. Набрали грибов и напросились в попутчики на воз с соломой. Возница, злой как черт, сперва не хотел брать, а потом сжалился и посадил.
Едучи, стали разгадывать, кому и зачем солома.
— Поросятам на подстилку, — сказал старший, Гриша, — чтобы сало лучше нагуливали.
- Предыдущая
- 21/76
- Следующая
