Выбери любимый жанр

Антип-стрелок и Чудо-юдо - Городников Сергей - Страница 1


Изменить размер шрифта:

1

Импровизация на тему В.Высоцкого.

– Про космических пиратов, что, надоело?

Сказку тебе рассказать? Да? Ну, слушай...

АНТИП-СТРЕЛОК и ЧУДО-ЮДО

I.

Сидит однажды царевна Марфа – некрасивая, с вытянутым лицом незамужняя девица, – сидит она у окна и скучает. А большое окно распахнуто, просторный двор виден как на ладони, и она отвлеклась от зеркальца в левой руке, в которое до того неохотно смотрелась. По дворцовому подворью бегала поджарая гончая Охапка, утеха и любовь царя Гаврилы, гоняла наглых ворон. Другие две гончие: одна – присев, другая – лёжа на летнем солнцепёке, – лениво рассматривали появившихся во дворе заморских мастеров. Тот из мастеров, что был моложе другого, нёс перед грудью резную, из красного дерева шкатулку.

И надо сказать, длинный нос царевны соответствовал её любопытству. Следом за носом она высунулась в окно, чтобы пронаблюдать сверху, как мастера мимо часовых стрельцов поднялись на золочёное крыльцо, вошли за дубовые двери во дворец. Глянула она после этого в зеркальце и в сердцах бросила его на пол, – да так бросила, что оно разбилось, разлетелось осколками. Каждый день её девичья горница была свидетельницей таким проявлениям неудовольствия: никак не могли изготовить зеркальца, чтобы понравилось ей.

Наконец в дверь тихонько постучали. Она встала с мягкого стула, оправила парчовое платье и гордо задрала нос. Мамка царевны приветливо впустила и представила ей заморских мастеров. Который был постарше, открыл шкатулку в руках помощника и важно вынул из неё зеркальце в золотой оправе. Оно было необычно затейливым: два амура поддерживали крылышками оправу у самой ручки.

– Зеркальце не простое, кривое, – ласково представила работу мастеров мамка.

– Несколько месяцев работал, принцесса, – чопорно поклонился старший мастер, передавая его царевне.

Время меж тем подступило обеденное. В просторной столовой с расписным сводчатым потолком царский стол разве что не гнулся под разными яствами. Посреди стола вытянулся поросёнок жареный под хреном, рядом изогнул шею жареный лебедь на серебряном блюде, в других серебряных посудах теснились яблоки моченные, арбуз, виноград белый и красный сушёный, пироги и пирожные, с мясом, ягодами и грибами. Детина рядом с царским креслом давил в лапищах скорлупу привозных орехов, а круглолицая девица выбирала из уже расколотых орехов ядра и складывала в блюдце с мёдом. Царь Гаврила слегка пополоскал пальцы в золочёной лохани, позволил стольнику вытереть их белым полотенцем и нетерпеливо потянулся за рюмкой из зелёного, словно изумрудного стекла. Дворецкий, он же первый князь и боярин, наполнял рюмку красным вином из дорогого сосуда, одобрительно нахваливая:

– Рейнское, государь.

Полные щёки у царя Гаврилы покраснели от предстоящих удовольствий, лицо засияло добродушием. Хор пяти девушек в светлых сарафанах приготовился запеть: ждали, когда царь отопьёт и даст знак, – как вдруг на вороньей башне соседнего здания раздался выстрел:

– Бах!

И зелёная рюмка в руке царя – вдребезги.

– Бах! – раздалось снова за открытым окном, и пробитый второй пулей сосуд пустил струйку красного вина прямо на царское кресло.

Девушки разом завизжали, схватились за головы, пометались кто куда. Царь, детина и дворецкий бросились под стол и повстречались там лбами, да так, что у каждого будто звёзды рассыпались перед глазами.

А в горнице царевны Марфы как раз перед этим старший из мастеров надулся важным индюком, он был горд и доволен. Позабыв обо всём, царевна смотрелась в кривое зеркальце и не могла наглядеться. Мамка у плеча её нахваливала отражение и приговаривала:

– Ах, какая красавица! Ах, женихи пойдут!

В кривом зеркальце лицо Марфы и вправду оказывалось красоты писанной. Поправит царевна причёску, серёжку, и совсем чудно, глаз не отвести.

Даже один за другим пистолетные выстрелы и шумный переполох во дворце не отвлекли её от самолюбования.

– Бах! – послышалось опять.

И вдруг зеркальце вмиг продырявилось и покрылось густой паутиной трещин внутри оправы из амуров.

Виновника нашли быстро. Безобразничал Антип, лучший стрелок дичи для царского обихода. Стрельцы схватили его на вороньей башне и привели на разбирательство к царю в тронную палату.

Царь Гаврила наспех устроился на позолоченном троне, дворецкий стоял рядом по правую руку, и лбы обоих украшали две одинаковые шишки, словно наглядно подтверждая их единомыслие в данном деле. Антип со скукой в лице уставился в сводчатый потолок, никак не хотел повинно выслушивать, что заговорил царь.

– Сколько раз предупреждал? Прекрати! – Царь кулаком сердито пристукнул по подлокотнику. – Прекрати безобразничать! Не серди меня! Говорил я тебе или нет?

Стрелок потянулся пятернёй к голове, почесал затылок, внеся беспорядок в каштановых вьющихся волосах, и нехотя ответил:

– Так ведь скучно. Попробуй-ка сам ворон распугивать. День за днём палить. – Затем глянул прямо в царские глаза. – Ещё и вино пить запретил. А сам?

– Мне нужно... Для желудка, – нашёлся, чем возразить царь Гаврила, невольно успокаиваясь, чувствуя правоту замечания стрелка. Потом тихонько опять пристукнул кулаком по подлокотнику. – Ты эти воровские речи брось. Думаешь, лучший стрелок, так всю позволю? – И припомнив об ином случае, вновь рассердился. – Думаешь, забыл, как прошлый месяц, на охоте, кабана стрельнул из-под моей руки?

Только высказался, как послышался женский шум. Двустворчатые двери раскрылись от сильного толчка и, распихивая часовых стрельцов, в тронную палату вбежали царевна Марфа и мамка. Обе упали пред ступенями внизу трона на колени.

– Папенька!  – царевна отвела руку, указала на Антипа. – Он! Он разбил самое-самое дорогое, что у меня было!

Царь слегка поморщился.

– Ну-ну. Не преувеличивай.

– Ах, папенька! Он мне всё равно, что сердце разбил!

И она прижала обе белые ладони к левой груди, разрыдалась от потери зеркальца с амурами. Царь понял по своему, аж подскочил в позолоченном кресле, вспылил в нешуточном гневе:

– Ах, ты, такой-рассякой?! С царевной проказничать, бесчестье творить?! Не позволю! Вон со службы!

Тем же часом оказался Антип на площади вне Кремля. Постояв в растерянности, он привычно почесал затылок.

– Как же мне теперь жить? А? – пробормотал он, оглядываясь и в глубине души чуть ли не раскаиваясь за проделку с зеркальцем царевны. – Эх, зря с царевной так подшутил. Не понимает она шуток.

Тут приметил его лихой казак, что толкался среди лоботрясов возле лавок с лубочными картинками. Казак тот был озабочен трезвостью, которая донимала его с самого утра.

– Э-э, денег у него нет. Да есть, что пропить, – произнёс он вполголоса, направляясь к стрелку.

Да так ловко сдружился с Антипом с первого разговора, что вскоре щедро раздавал утешения.

– Плюнь! – Совет был дружеским, и он по-свойски хлопнул Антипа по плечу. – Пошли в харчевню. Там обмозгуем, что тебе делать-то.

В ближайшей харчевне обмозговывалось не так, как просила душа, и, оставив в ней новый кафтан Антипа, они в обнимку, повеселев и пошатываясь, перебрались в узкий переулок.

– Теперь вижу, – на ходу продолжил казак. – Беда у тебя, так беда. Нам… Тебе нужен совет… - он перешёл на заговорщический шепот, – верных людей.

– Да где ж их взять? – возразил Антип.

Казак опять хлопнул его по плечу.

– Есть у меня такие. Э-эх! Для тебя, друг, ничего не жалко.

И они спустились в полуподвал питейного заведения, над входом в которое три размалёванные на вывеске белые лошади залихватски сидели на бочонках, чокались пенными сверху кружками и весело ржали, нагло скаля большущие зубы.

1
Перейти на страницу:
Мир литературы