Пять Колодезей - Азбукин Борис Павлович - Страница 2
- Предыдущая
- 2/39
- Следующая
Пашка поучал Степу с полным сознанием своего превосходства. Когда речь заходила о море, он чувствовал себя непревзойденным знатоком и жестоко подавлял всех своим авторитетом.
Конфузливая улыбка появилась на лице у Степы. Действительно, вокруг ни рябинки, а он — «погода». Какая же «погода», когда шлюпка только разводит носом две длинные, точно усы, морщины?
— Я и говорю, что море тихое, — попытался он вывернуться, — а когда тихо, у нас говорят, что погода хорошая.
— А у нас так не говорят. Вот вдарит левант или трамонтан, тогда узнаешь, что такое погода и какое наше море, — безжалостно наседал Пашка. — Да ты знаешь, наше море куда капризней Черного! По нескольку раз на день меняется.
Что значит «левант»? И что такое «трамонтан»? Эти слова озадачили Степу. Ему хотелось спросить, но он не решался, чтобы не обнаружить своего полного невежества и не подвергнуться новым насмешкам.
Нет, видно, рано ему быть капитаном, и даже в штурманы он не годится. Для начала надо будет выведать у ребят и у рыбаков побольше всяких морских словечек и заучить их. А на друзей не стоит обижаться. Конечно же, и в морском деле и на поле они лучше его разбираются. Степа вспомнил, как дня два назад возвращались они из соседней деревни Камышанки, входящей в их колхоз. Митя сорвал два колоска и спросил:
— Угадай, что это такое?
Степа видел, что между колосками есть разница, а сказать, какой из них колос пшеницы, какой ячменя — не мог. Ребята над ним потешались. А разве он виноват, что не знал? Он и в деревне-то никогда не бывал, и на море первый раз в жизни. Если бы зимой отец не поехал на работу в МТС и не стал бригадиром тракторной бригады — не видать бы Степе ни колхоза, ни моря. К тому же отец перевез его с матерью сюда совсем недавно, месяца два назад. Степа даже не успел здесь освоиться. Но ничего, скоро и он будет разбираться в здешних делах не хуже Пашки и Мити. Вот если бы они приехали к нему в город, тогда бы он доказал! Там-то Степа знал все лучше любого мальчишки из своего поселка. Нарочно бы сводил их на тракторный завод, на конвейер, где работал мастером отец.
Степа смотрел вперед, стараясь не думать о происшедшем, но досада не рассеивалась.
Море по-прежнему было безмятежно, но теперь оно на глазах меняло окраску. Нежно-розовые разводы поблекли, затем посерели, и вода начала зеленеть. Вскоре она сделалась густо-зеленой, с широкой ярко-синей полосой на горизонте. А позади от золотой каемки берега до кормы лодки протянулась огненно-красная дорожка. Первые лучи солнца окрасили густым багрянцем черепичные крыши села. С моря дома удивительно походили на стройные ряды грибов с одинаковыми красными шляпками.
Шлюпка подходила уже к Черному мысу. Справа в воде, как в толстом зеркале, отражались опрокинутые темно-бурые скалы и прибрежные камни, похожие на шлемы великанов. Впереди мыса, точно клыки гигантского чудовища, торчали четыре острых гранитных зуба. Степа знал, что еще больше камней скрывается под водой и их гряда тянется в море метров на сто. В осенние штормы, по рассказам старожилов, о подводные камни пропорола себе дно не одна рыбацкая байда. Но сейчас они не страшны, надо только их разглядеть в воде. Степа крепко сжимает румпель и смотрит вперед.
Вот наконец сквозь изумрудную зелень воды показались лиловые шапки водорослей. Между вторым и третьим камнем можно было бы проскочить. Но зачем рисковать? Безопасней пройти еще в море и, обогнув камни, продвигаться вдоль берега. Степа так и сделал.
Неподалеку за грядой открылась небольшая бухточка с сонной, остекленевшей водой.
С трех сторон ее закрывали скалы, а за ними круто вздымался берег, покрытый пожелтевшей травой. Сейчас берег четко выделялся на фоне пылавшего восходом неба.
— Вот здесь и станем, — сказал Пашка. — Тут самый забор, рыба косяками прет.
Шлюпка остановилась у входа в бухточку. Степе не терпелось скорей приступить к ловле, и он вытащил мотовильце — дощечку, на которой была намотана леска.
— А кто будет бросать якоря? — удержал его Пашка. — Становиться будем по-рыбацки.
Собственно говоря, настоящих железных якорей не было. Их заменяли два тяжелых камня, привязанных к концам длинной толстой веревки. Один камень Пашка выбросил перед носом лодки, другой, по его команде, Степа опустил с кормы. Середину веревки натянули на уключины. Теперь лодку далеко течением не снесет и при желании ее можно передвигать то вперед, то назад.
Степа первым насадил на крючок половину тюльки, взял конец нитки с тяжелым свинцовым грузилом в правую руку и замахнулся. С тонким свистом леса вытянулась на воде, а затем, увлекаемая грузилом, опустилась на дно. Чтобы привлечь к наживе бычка, Степа начал слегка подергивать лесу. Вся ловкость теперь заключалась в том, чтобы рывком подсечь рыбу, когда она ухватит крючок с наживой.
Мальчики не разговаривали, боясь спугнуть рыбу. Каждый втайне мечтал первым открыть счет — тогда, говорят, будет удача. Мысль, внимание Степы, все его обостренные чувства словно бы переместились теперь к руке и сосредоточились в пальцах, державших лесу.
Вот уже неделю между ребятами идет жестокая борьба. В прошлые дни они ловили рыбу с мостков пристани и с камней, не доходя Черного мыса. И первенство всегда оставалось за Пашкой. Только однажды Митя поймал больше всех. Степа отставал от друзей. Но за эту неделю он многому научился, и улов у него день ото дня увеличивался. Вчера он даже оставил позади Митю, но Пашку, как ни старался, не мог обогнать.
— Ну что, обловили? — торжествуя, ухмылялся Пашка. — Где уж вам, городским и деревенщине, со мной тягаться!
Под городским подразумевался, конечно, Степа, а под деревенщиной — Митя, мать которого была звеньевой и работала в степи. Себя же Пашка относил к особому сословию. Его отец тоже состоял в колхозе, но числился бригадиром рыболовецкой бригады. Летом он, как и все колхозники, работал в степи, когда же наступала путина, уходил в море. Каждый выход на подрезку ставных неводов давал богатый улов сельди и красной рыбы — осетра, севрюги, белуги. В прошлом году рыбаки принесли колхозу более ста тысяч рублей дохода. Портрет бригадира Ивана Бродова висел на Доске почета. Пашка гордился отцом и старался на словах и на деле поддерживать честь и достоинство своего рыбацкого звания.
— Рыба, она такая… Знает, к кому идти, — ухмылялся Пашка, вытаскивая большеротого, с выпученными глазами бычка. — Глянь, какую жабу я подцепил. Ох, и жирный!
— Ну и ладно, — с деланным равнодушием отозвался Митя. — Я прошлый раз штук пять таких жаб поймал.
— Ему невтерпеж прихвастнуть, — кольнул Пашку и Степа.
Ух, до чего ж противным бывает этот Пашка, когда вот так, как сейчас, начинает важничать и выхваляться: «Мы — рыбаки!..» В такие минуты Степа не мог без неприязни смотреть на него. Неужели и сегодня он обставит и его и Митю?
— Ага-а! Не уйдешь! — азартно воскликнул Митя, вытаскивая упитанного коричневого круглячка.
Митя разрезал рыбу на части и, отделив небольшой кусочек мяса, насадил его на крючок.
— Теперь будет клев, — заговорщически подмигнул он Степе и покосился на Пашку.
— Конечно, будет, — подтвердил Пашка и небрежно, с нарочитой медлительностью — мол, «у нас не сорвется» — вытащил второго бычка.
Митя и Пашка то и дело вытаскивали то кругляков, то «жаб», а у Степы, как назло, ни разу не клюнуло. Он с завистью смотрел на товарищей и про себя вел счет их добыче. Почему же у него не клюет? В одной лодке сидят, на одном месте ловят, им вон какие здоровенные попадаются, а ему бы хоть какого-нибудь для начала.
Вдруг леса дрогнула. Степа, подсек и начал быстро выбирать обеими руками нитку. По ее упругому трепету он чувствовал, что на этот раз и он вытащит. Вот уже в прозрачной зелени что-то темнеет. Из воды выскочил черный бычок и с таким бешенством стал извиваться и трепыхаться, что Степе казалось, будто у него не обыкновенный хвост, а целый веер. Но в тот момент, когда Степа протянул уже руку к крючку, бычок сорвался и шлепнулся в воду.
- Предыдущая
- 2/39
- Следующая
