Дом тысячи страхов - Усачева Елена Александровна - Страница 25
- Предыдущая
- 25/32
- Следующая
Но Виноградов уже уплыл, махнув на прощание рукой.
– А с чего ты взял, что сон один? – Спрут выгребал из Спириного рюкзака содержимое. Между камней сверкнула монетка. – Ты спишь, тебе и снится. Твоему приятелю, – он кивнул в сторону Макса, – снится что-нибудь другое… Учителя или отец. Девчонки про украшения думают… Все вокруг сон. Вы даже сами не заметите, как умрете. Тихо… Во сне всегда легче умирать. Вот только отдадите все, что нажили, и в путь. Эй, юноши! – Серая голова осьминога повернулась в сторону появившихся из пустоты Пашки с Серегой. – В очередь, в очередь! Что у вас там?
Серега тряхнул прозрачным полиэтиленовым пакетом, в котором плавали рыбки. После второго встряхивания они превратились в серебристые блесны, какие обычно цепляют на леску, чтобы заманить больших хищных рыб.
– Годится, – улыбнулся спрут.
Рыбки упали в сундук, а Пашка с Серегой, вытянувшись параллельно земле, поплыли в сгущающийся сумрак воды.
– Вот так… – Спрут пополз к своему месту.
Теперь около сундука стояла Ленка. Ее темные волосы были заплетены в тугие косички, глаза криво подведены черным карандашом, от воды тушь с ресниц растеклась по сильно нарумяненным щекам. При каждом движении топорщащееся во все стороны голубое платье неприятно шуршало. В руках у нее была шкатулка. Под крышкой виднелись разноцветные стеклянные камешки бус, колечек и браслетов.
Вовке все меньше и меньше нравился этот глупый сон. Он был какой-то слишком длинный и бестолковый. Почему ему должна сниться всякая гадость?
Наковальников пощипал себя за щеку, подергал за волосы, потер глаза. Но проснуться не удалось. Наоборот, окружающее еще больше становилось похожим на действительность.
Ленка вытряхнула содержимое шкатулки в сундук, потом подумала и бросила туда же саму шкатулку. Как только глухой звук от падения распространился по всему дну, Снежкина запрокинулась назад, выгнув тело дугой. Течение подхватило ее и понесло куда-то прочь.
Монеты в кулаке Наковальникова зашевелились, просясь наружу.
«Нет, так не годится! – решил про себя Вовка, пряча свой выкуп подальше в карман шорт. – Любой, даже самый кошмарный сон можно прервать. Нужно только очень захотеть».
Он подошел к неспешно горящему дому и сунул руку в огонь. Сначала было приятно. Тепло ласкало ладонь, облизывало пальцы. Но вот кто-то невидимый сделал огонь жарче, и держать в нем руку стало больно. Дыхание перехватило, от набежавших слез защипало в глазах.
Вовка отдернул руку, когда ему показалось, что с нее уже начала слезать кожа. Победно оглянулся.
За спиной серой вереницей двигалась очередь, издалека слышался командный голос спрута.
От злобы Наковальников шарахнул обожженной рукой об угол дома и тут же взвыл от жуткой боли, пронизавшей его от кончиков пальцев до пяток.
Вокруг была все та же вода. Она негромко плескалась, поблескивая на далеком солнце.
Вовка прислонился к мокрому дереву лбом, постучал головой о дом.
Не помогает… Ничего не помогает…
Значит, не сон…
По лицу поползло что-то влажное. Он коснулся лба. На пальцах была кровь.
Ничего себе – ударился! Лоб разбил до крови! После таких ударов даже медведь проснется. Почему же он не просыпается?
Макс стоял неподалеку, в глазах у него читалось сочувствие.
– Ну, а тебе что снится? – мрачно спросил Вовка, поднимаясь на крыльцо. – Тоже весь этот бред с домом и сундуками?
– Нет, – помотал головой Галкин. – Мне снится, что мы едем на машине и скоро врежемся в грузовик.
– А проснуться никак нельзя?
– Грузовик выехал из-за поворота…
– Или остановиться?
– Он пытается затормозить, но его заносит…
– Кто за рулем?
– А руля там нет, – просто ответил Макс, отворачиваясь. По лицу его пробежала судорога боли. Видимо, грузовик все-таки въехал в их машину.
«Заходи!» – пригласил дом, приоткрывая дверь.
Вовка попятился, чуть не упал со ступенек крыльца, но перила мягко обволокли его, подталкивая вперед.
Он уже ненавидел эту старую деревянную постройку со скрипучими половицами и бесчисленными комнатами, с трухлявыми дверями и затертыми ручками. За несколько дней он устал бояться шорохов и звуков, притаившихся в темных углах, незваных гостей в виде покойников и кусающихся кукол. Ему очень захотелось, чтобы это все закончилось. Сейчас же, немедленно! Чтобы перестал зудеть над ухом противный голос старика-домового, чтобы не слышался звонкий хохот Бабкиной. Чтобы больше не бояться и не видеть чужих страхов.
В голове хрустальным звоном бились окна кувыркающейся под откос машины. Заплетала тугую косичку Ленка Снежкина. Вытягивали сетью Нептуна с трезубцем Пашка с Серегой. На большой скорости летел к берегу Спиря на катамаране. Старик, сидя на берегу, с тревогой поглядывал на вечернее водохранилище, а оттуда уже неслись голоса возбужденных деревенских мужиков, плывущих сжигать ненавистный домик рыбака. Русалка, сверкнув голубыми глазами, уходила под воду.
Все! Он не хочет всего этого ни видеть, ни слышать. Хватит!
«Иди!» – приглашал дом.
Вовка поднялся на второй этаж. Двери всех комнат были распахнуты. От одной к другой плавало грустное пыльное привидение и негромко ухало.
В комнате мальчишек стоял полумрак. На кроватях виднелись замершие фигуры. Макс, Серега, Спиря, Пашка… Они лежали, вытянувшись, с остановившимися глазами, посиневшими приоткрытыми губами и зеленоватой кожей щек.
Наковальников медленно закрыл за собой дверь – больше здесь делать нечего.
«Смелее!» – уговаривал дом.
Вовка прошел по длинному коридору, ступил на чердачную лестницу. Здесь все двери тоже были раскрыты. Из темноты вода вымывала соринки и кусочки желтого покрывала, оставшегося от гроба.
Чем выше поднимался Вовка, тем больше его душой овладевали тоска и безразличие.
«Не бойся!» – подбадривал глухой голос.
Во сне Макса он разбился. В собственном – утонул. В снах остальных с ним тоже что-то произошло или вот-вот произойдет. С этим уже ничего нельзя сделать, он все равно умрет. Просто возьмет и исчезнет. Судьба у него такая.
«Прошу», – скрипнула дверь чердака.
В прошлый раз так высоко забирались Спиря с Галкиным и ничего не нашли, кроме рыболовных снастей. Сейчас здесь плавала разноцветная стайка мелких рыбешек. И стояли сундуки. Старые, новые, железные, деревянные. Они громоздились друг на друге, кренились, норовя упасть.
Через этот дом за годы прошло много людей, и все что-то оставили, выкупая себе право остаться в призрачном мире. Все эти люди были сильные, умные, смелые. Но никто ничего сделать не смог. Все умерли. И Вовка не сможет с ними бороться. Из-за этого погибнут ребята.
Нет, так не будет! Он все сделает сам! Сам прекратит весь этот кошмар!
Около двери Наковальников заметил приставную лестницу, она вела к небольшому окошку на крыше. Окошко было призывно приоткрыто. Вовка с трудом протиснулся в него. Вылез на крышу. Старое железо, тяжело охая, продавилось под его ногой.
Он осторожно сполз к краю. Внизу росла березка, лежали два катамарана, по каналу шли теплоходы. За деревья садилось солнце. Темное молчаливое водохранилище негромко плескалось о мостки, поднималась и опускалась на слабой волне привязанная к колышку моторка.
От этого рождалось ощущение, что людей больше не существует. Они все умерли, и Вовка единственный, кто остался в окружающем мировом безмолвии.
Этого чувства выдержать было нельзя.
«Смелее!» – позвали издалека, и Вовке показалось, что он видит неясные черты хозяина. Впрочем, это мог быть и не он. Это мог быть домовой, спрут, тип в штиблетах…
Наковальников последний раз посмотрел на березку, на пустынный двор. Чем-то ему все это не понравилось. Сейчас внизу должно было быть что-то другое.
Но думать сейчас не хотелось.
За спиной уже грохотала неумолимая смерть в виде жуткого человекоподобного старика, заросшего волосами по самые глаза. Откуда-то издалека слышался стрекот мотора.
- Предыдущая
- 25/32
- Следующая
