Империя сердца - Крейг Джэсмин - Страница 5

• Предыдущая
• 5/69
• Следующая

Тут вдруг до нее наконец дошло. Домой! Хасим-хан действительно ее отпускает! Она судорожно сглотнула, закрыла глаза и крепко вцепилась руками в колени. Еще ни разу за долгие два года плена Люси не было так трудно сохранять молчание, но она усилием воли заставила себя сидеть на стуле как истукан — малейшее ее движение или звук могли побудить одного из мужчин переменить решение. Увидев, с какой радостью Люси идет с торговцем и как она счастлива, что купец согласился на условия сделки, Хасим-хан из вредности может и передумать, Бог его знает. У куварского хана не было обыкновения делать людей счастливыми, если этого можно было избежать.

Торговец оружием и Хасим-хан обменялись витиеватыми комплиментами в ознаменование заключения сделки. Трио музыкантов исполнило бравурный, режущий слух марш, и Хасим-хан поднялся. Он приблизился к Люси, и она немедленно упала в смиренном поклоне к его ногам.

Невероятно, но хан собственноручно поднял ее.

— Иди с миром, Дочь Далекой Земли, и расскажи людям о милости, оказанной тебе ханом Кувара.

Люси чуть не рассмеялась вслух, но тут поняла, что хан не шутит и даже не лукавит. Он совершенно искренне считал, что девушка должна быть ему благодарна. Люси запрятала подальше свои истинные чувства и стала напряженно подбирать слова благодарности. Сначала она поцеловала туфлю Хасим-хана, подавив в себе желание вцепиться зубами в его ногу, потом произнесла:

— Пусть дарует тебе Аллах столь же долгую жизнь, сколь велика твоя щедрость, Благороднейший Правитель.

Хасим-хан не принадлежал к людям, улавливающим тонкую иронию. Приняв слова Люси за чистую монету, он похлопал девушку по плечу и вздохнул, словно и в самом деле сожалел о разлуке с ней. Что ж, очень может быть. Где еще он найдет такого идеального козла отпущения для всех своих злодеяний?

— Сегодняшнюю ночь ты проведешь с купцом, — приказал хан. — Слушайся его во всем. Запомни: непокорная женщина в глазах Аллаха хуже собачьей блевотины.

После этого изысканного высказывания он отправился прочь, его танцующие мальчики выплыли вслед за ним. На пороге своих личных покоев хан обернулся и сделал знак одному из стражников.

— Покажи купцу из Пенджаба комнату, которую для него приготовили. Проследи, чтобы чужестранка пошла с ним.

Стражник поклонился, и Хасим-хан, переваливаясь на ходу, вышел из комнаты. Проворные юноши-танцоры задернули занавески, и хан со своей свитой исчез из поля зрения. Зная, какие звуки последуют вслед за этим, Люси зажала уши и быстро огляделась. Если не считать стражника и пары рабов, укладывавшихся спать прямо на полу огромной комнаты, они с торговцем оружием остались одни.

Судя по всему, это обстоятельство его не обрадовало, и, уж во всяком случае, не подогрело интереса к девушке. Он мельком взглянул на нее, и его темные брови сурово нахмурились. Пока Люси раздумывала, может ли она рискнуть заговорить, стражник жестом пригласил их обоих следовать за ним. Купец зашагал по узкому коридору, даже не удосужившись оглянуться.

Люси это ничуть не обидело. Напротив, подобное безразличие произвело на нее самое выгодное впечатление. Хан принудил купца согласиться на такую мошенническую сделку, и любой другой на его месте выместил бы злобу на девушке, жестоко избив ее. Ни стражник, ни слуги хана даже не попытались бы остановить его, и потому Люси была благодарна купцу за сдержанность. Когда он позволит ей заговорить, она постарается убедить его, что его ждет щедрое вознаграждение за ее спасение. Необходимо заставить его в это поверить, тогда, может быть, он и не бросит Люси где-нибудь в горах по дороге в индийский город Пешавар.

Стражник откинул тяжелую домотканую занавеску и обратился к гостю:

— Вот твои покои, почтенный купец. Пусть ночь дарует тебе спокойный сон, а пробуждение — свежие силы.

— В гостеприимном дворце Хасим-хана не может быть иначе, — ответствовал торговец, входя в комнату.

Он упорно не замечал Люси, и она тихонько проскользнула в угол комнаты, однако в этот раз ни его безразличие, ни что-либо еще не могло ее обрадовать. Опять эта ненавистная комната! Ее живот сжался от леденящего страха. Она побывала здесь уже дважды, и для Люси эти два раза были равны тысяче. Ибо в обоих случаях мужчины, делившие с ней эти покои, умирали.

О Господи! Люси охватила паника. Какой же надо быть наивной дурой, чтобы поверить в то, что Хасим-хан вот так запросто ее отпустит! Значит, она неверно истолковала действия хана как намерение натравить британскую армию на Шерали? Значит, индийский купец просто прибавится к списку жертв, умертвленных ее злыми чарами?

Купец пересек комнату, бросив едва заметный взгляд в сторону девушки. Его ничуть не удивило ее боязливое молчание. Женщина должна говорить, только если ее спрашивают, а рабыня всегда должна бояться. Ему, казалось, очень понравилось приготовленное в комнате угощение, и он рассыпался в щедрых похвалах. Если купцу и приходила в голову мысль о вероломстве Хасим-хана, то внешне это никак не проявлялось. Люси терялась в догадках — то ли индиец безнадежный глупец, то ли он невероятно мудр.

Стражник развернул толстый соломенный тюфяк и положил на него вышитые подушки. Потом вынул из грубо вытесанной в стене ниши два больших шерстяных одеяла и энергично их встряхнул. К счастью, они оказались совсем не ветхими и достаточно чистыми, и потому не содержали ни большого количества пыли, ни притаившихся в складках скорпионов. Люси давно научилась тщательно проверять постель, прежде чем в нее ложиться. Наконец, указав на медный кувшин с холодным чаем и поднос с различными закусками, стражник поклонился и вышел из комнаты.

Купец снял тюрбан, растянулся на тюфяке и начал расстегивать пуговицы своей стеганой куртки. Когда шаги стражника стихли, купец приблизился к выходу и осторожно отдернул занавеску. Убедившись, что никто не подслушивает, он обернулся и взглянул на Люси в упор.

— Теперь ты можешь говорить, — негромко сказал он на пушту. — Нас никто не слышит. Почему ты дрожишь? Что в этой комнате тебя так напугало?

Его проницательность до такой степени поразила Люси, что минуту-другую она просто смотрела на него выпучив глаза. И уже открыла было рот, но тут осторожность взяла верх. Что ей известно об этом человеке, кроме того, что он индиец, купец-мусульманин? Вряд ли такой человек доброжелательно отнесется к пленной англичанке. Да, он умеет сдерживать свои чувства, но из этого вовсе не следует, что она может ему довериться. Люси не знала, как он отнесется к известию, что, возможно, уже отравлен Хасим-ханом — возьмет и обвинит во всем ее.

Люси решила прикинуться тупой — к этой защите за два года приходилось прибегать довольно часто. Она почтительно склонила голову.

— Прости меня, хозяин. Мои женские мозги столь ничтожны. Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Ты прекрасно меня поняла, англичанка. В большом зале, когда ты распростерлась ниц перед ханом, ты делала вид, будто боишься его, но я видел, что в глубине души ты презираешь его.

Глаза девушки были скромно потуплены и потому скрыли вспыхнувшее в них удивление.

— Я сожалею, что мое поведение ввело тебя в заблуждение, хозяин. Хасим-хан — повелитель Кувара, его великая мудрость почитается…

— Избавь меня от этих глупостей, англичанка. Хасим-хан — редкостный дурак, и мы оба это знаем. Однако подчас дураки бывают куда опаснее мудрецов, и именно поэтому я желаю знать, чем тебя напугала эта комната. Ты начала бояться, только когда стражник привел нас сюда. Не отрицай. Ты бледна, твои руки дрожат. Что такого ужасного в этих спальных покоях?

Запоздалым движением Люси спрятала предательски дрожащие руки под накидку, теперь проницательность купца ее пугала. Ведь он едва глянул в ее сторону, а узнал об ее истинных чувствах больше, чем кто-либо другой за эти два года.

— Я просто испугалась, что не сумею угодить тебе, хозяин, — секунду поколебавшись, ответила она. — Я знаю, ты находишь меня старой и увядшей, а мне очень хочется, чтобы ты взял меня с собой в Пешавар.

• Предыдущая
• 5/69
• Следующая