Викинг - Мазин Александр Владимирович - Страница 6
- Предыдущая
- 6/62
- Следующая
Я свистнул. Первым примчался Снежок. Лодку обнаружил сходу. И загавкал. Чуть позже появился Квашак с луком. Почему с луком — понятно: угадал по бреху собачьему: чужие на подходе.
Последним — Коваль с копьем.
Так мы стояли и ждали, пока лодка не подошла к берегу. Парус упал. Еще раньше на мостки соскочил ладный, плечистый мужик с мечом у пояса.
— Здрав будь, Коваль!
— И тебе здраву быть, Клыч, — без особой радости произнес хозяин территории.
Закрепив лодку, на мостки выбрались остальные. Рожи — чисто разбойничьи. На троих — пять глаз и пять с половиной ушей. Бывалые хлопцы. И туда, где они бывали, мне как-то не хотелось.
— С чем пришел? — сумрачно спросил Коваль.
— А ты, вижу, не рад мне, огнищанин? — с этакой наглецой в голосе поинтересовался гость. Ох и знакомая интонация. По тойжизни знакомая. Там это называлось «пробивка».
И особый, скользящий взгляд, которым Клыч прошелся по нам, сразу срисовав и оружие, и расположение, мне тоже был знаком. Чуть дольше взгляд этот задержался на Квашаке. Вернее, на его луке. Выделил, так сказать, самое опасное звено. А вот меня, похоже, оценили недорого. Оно и понятно: стати у меня средние, а одежка — нищему впору. Вдобавок — замызганная. Неавторитетный вид.
Клыч глянул поверх наших голов — нет ли еще кого, опасного… и вдруг широко осклабился. Я оглянулся… Понятно. Это он Быську увидел.
— Подросла твоя девка. Небось женихов уже ищет?
Остальные загоготали.
— А то, может, мы поженихаемся? — хрюкнул полутораухий. — Мы могем!
Скосив глаза, я увидел, как побелели пальцы Квашака, сжимавшие лук.
Я прикинул расклад. Меч был только у главаря. У остальных — длинные тесаки и топорики. Были и луки, но остались в лодке. Однако у двоих гостей на поясах я заметил кармашки, а в кармашках — метательные ножи. И лапки шаловливые они держали так, что выхватить и метнуть — секундное дело.
Знать бы еще, насколько умело они управляются со своим киллерским инвентарем…
— Разве так встречают гостей? — с легкой угрозой произнес Клыч. — Разве это — по обычаю? — И вознамерился сбежать с мостков на берег, но у него на дороге оказался я. Все-таки у него меч, а у меня — так себе ножик. Самое время сократить дистанцию.
Клыч, похоже, такого не ожидал. По крайней мере — от меня.
Мы померялись взглядами. Боковым зрением я отметил, как Клыч положил руку на головку меча, и едва заметно усмехнулся — уголком рта. Ну, давай, рискни здоровьем!
Клыч, само собой, заметил и то, что я отметил его жест. И мою реакцию — тоже.
Вертикальная складка легла меж его белесых бровей: задумался, орелик. Блефую я — или впрямь настолько крут, что готов встать против человека с мечом?
Мой затрапезный прикид его обнадеживал. Вдруг я такой дурень деревенский — не понимаю, что такое меч? Такой вывод был бы для меня идеальным. Когда тебя полагают дурнем, это сильно упрощает задачу.
Но нет, Клыч этот, судя по роже и выправке, — матерая сволочь. Опытная. Битая. Следовательно, противника оценивает не по порткам грязным, а по постановке, по динамике… А главное — по выражению глаз…
А глаза у меня в такие мгновения хорошие. Правильные. Этакие дырочки с нарезками. Как нутро автомата Калашникова.
Троица позади вожака реготать перестала. Угадала по напрягшейся позе лидера, что происходит переоценка ценностей.
Помочь ему они не могли. Мостки узкие, а спина у Клыча — пошире моей. От броска закрывает стопроцентно.
Оп! Соскочила пружинка! Уступил Клыч. Не рискнул. Это еще не значит, что не пойдет на конфликт в более благоприятной обстановке, однако во второй раз будет труднее. Психологически. Он ведь уже признал во мне если не более сильного, то по крайней мере — равного. Значит, будет осторожен. Я эту породу знаю. Хищники, они нападают только при явной уверенности в собственном абсолютном превосходстве. Оно и понятно. Волк с откушенной лапой — считай, покойник.
— Коваль, это кто у тебя такой храбрый? — через мою голову (благо рост позволял) поинтересовался Клыч.
Моя усмешка стала чуток пошире.
Хотел ты, дружок, лицо сохранить, мне презрение выразить, а получилось наоборот. Словно у меня самого спросить побоялся.
— Гость, — ответил Коваль не без напряжения в голосе. Он не видел моего лица и не мог оценить, чем закончилось противостояние. — Силой зовут.
Это правильно. Не сказал, что считает меня воином (козырь в рукаве), и имя мое заменил на более «солидное». Последнее, как выяснилось, Коваль сделал по другой причине, но об этом — позже.
— Может, пропустишь меня, Сила? — осведомился Клыч. — По добру…
— По добру — это можно, — согласился я. Но с места сдвинулся только тогда, когда Клыч убрал лапу с меча. А он убрал. И это видели все, включая его дружков. Драка отменялась. Или откладывалась…
Проходя мимо, Полтора Уха, постарался поддеть меня плечом.
Я сделал вид, что готов встретить толчок с максимальной жесткостью, но в последний момент чуть уклонился. Полутораухий потерял равновесие, попытался уцепиться за меня, но я опять уклонился, и лететь бы ему с мостков в озерную ряску, если бы я не поймал его… за шкирку. Оформлено было красиво — как на показательных выступлениях. Выглядело так, будто мужик потерял равновесие, взмахнул руками, аки петушок — крылышками, и не шлепнулся в воду только благодаря мне. Никто и не догадался, что — подстава.
Заржали двое. Квашак и шагавший за Полтора Уха одноглазый.
— Ножки не держат? — заботливо поинтересовался я. — Укачало?
Одноглазый заржал еще громче, Полтора Уха побагровел, рванулся из шкирочного захвата, разворачиваясь к обидчику. То есть — ко мне. Я препятствовать не стал. В нужный момент отпустил и даже подтолкнул самую малость.
Воздух — плохая опора, а до меня Полтора Уха не дотянулся. На мощное «Плюх!» обернулся Клыч.
Полтора Уха копошился у берега. Одноглазый ржал так, что аж присел.
Когда перемазанный в иле Полтора Уха воздвигся над водой, смеялись уже все, включая Коваля и Быську.
Один из спутников Клыча протянул Полутораухому руку, помог вылезти на мостки и, глядя на мокрую, перемазанную в иле физиономию приятеля, аж задохнулся от хохота. Ему-то и досталась плюха, предназначенная, надо полагать, мне.
Молодецкий удар сбросил весельчака с мостков, но упал он не как мешок с удобрениями, а достаточно ловко — на ноги.
Тут же вскочил на мостки (я отметил его отменную ловкость и координацию), ухватил Полтора Уха за рубашонку и с бешеной силой ударил лбом в лицо. Нос Полутораухого громко хрустнул. Толчок — и Полтора Уха опять барахтается во взмученной воде.
Ага, а это уже серьезно!
Облепленный водорослями, полуослепший от тины и ярости, Полтора Уха летел на меня, воздев над головой топор… Я не стал возмущаться: «Почему на меня? Это же не я ему нос сломал!» Приготовился и ждал, представляя, как эффектно Полтора Уха сверзится с мостков в третий раз.
Но осуществиться этому гордому полету было не суждено.
Клыч шагнул вперед и подставил ногу…
Полтора Уха кувыркнулся наземь, но сразу вскочил. Топорика своего он не потерял. Но боевой пыл разбился о клинок Клыча, упершийся Полутораухому в горло.
Шарик сдулся. Полтора Уха сунул топорик за пояс и побрел к дому.
Клыч вернул меч в ножны и чуть качнул головой: мол, не принимайте близко к сердцу. Мальчик уже исправился.
Я тоже чуть кивнул. Очень спокойно. Хотя внутри спокойствия было немного.
Эта маленькая сцена с прыжками и кульбитами показала многое. Во-первых, недюжинную подготовку Клыча и его спутников. Во-вторых — мою собственную (к счастью, известную пока только мне самому) слабость. И Полутораухий, и Клыч, и все в его команде имели передо мной очень серьезное преимущество. Оно заключалось в том, что это были воины, а не спортсмены. В отличие от меня, они ни на секунду не задумывались, какой урон они причиняют противнику. Собственно, у них не было противников. У них были только враги. И они не состязались. Они убивали. Убивали уже много лет. Эффективно и неоднократно. А я, гуманное дитя двадцатого века, до сих пор «убивал» лишь макеты, имитации и прочий тренировочный инвентарь. Черт! Это могло стать серьезной проблемой. Очень серьезной!
- Предыдущая
- 6/62
- Следующая
