На Тихом океане - Май Карл Фридрих - Страница 10

• Предыдущая
• 10/34
• Следующая

— Это скоро кончится. И нужда кончится, лишь бы поскорее попасть в Кай-чей или в Цинь-чей, а там уже беспрепятственно можно будет пробраться в Австралию или в Америку. Я думаю, Милославу можно доверять.

— А откуда он знает монгольский?

— Он занимался с детьми надзирателя и случайно нашел учебник грамматики… Кстати, ты знаешь, что вчера старику наверх пришли по меньшей мере восемь слитков? Как раз по одному на брата. Только выдастся темная ночка, мы без труда обделаем это дельце. О лошадях можно не заботиться, запасов у нас хватит, и, если не произойдет ничего непредвиденного, мы пересечем море уже богачами.

Шангю стал собираться обратно в палатку, я же решил, хотя услышанного было более чем достаточно, задержаться, опасаясь, правда, быть разоблаченным. Однако, взглянув краем глаза на говоривших и убедившись, что они мне не знакомы, последовал за Шангю.

На улице я спросил первого встречного человека, где стоит палатка орос. Он показал. И я, сопровождаемый ламой, отправился по лагерю с целью ближе познакомиться с нравами и обычаями паломников.

Мы подвигались к формуле, по которой шли шаг за шагом люди. Один из них привлек мое внимание, благодаря кипе книг, под грузом которой была укрыта его спина. Сделав какое-то очередное движение, он обернулся. Это был… господин асессор. Да и он, заметив мое пристальное к нему внимание, разглядел, кто я. В ужасе он непроизвольно сделал шаг из слов формулы. По буддийским понятиям, это делало все его старания начисто лишенными смысла. Он вынужден был выйти из шеренги паломников, подойти к ламе, следящему за правильностью выполнения ритуальных правил, и отдать свои книги. После этого он исчез в толпе.

Находясь в местах, где был бы русский или хотя бы европейский консул, я не преминул бы обратиться к нему. Но каковы должны быть мои действия здесь? Приди я к ламе, не имея на руках доказательств, это повредило бы мне. И я решил ждать, пока необходимые доказательства сами явятся ко мне. Однако я счел своим долгом предупредить Шангю:

— Я видел орос, — сказал я ему.

— Где?

— Двоих в чайной, а одного видел ты сам, — он отдал книги. Но веруют они не в святого.

— Откуда ты знаешь?

— Я слышал их речи. Они выжидают до первой темной ночи, чтобы похитить слитки.

Он изумился:

— Они говорили это?

— Да. Это воры и убийцы, бежавшие с рудников.

— Так надо сообщить обо всем ламе!

— Можешь ли ты подтвердить правдивость слов моих?

— Нет.

— В таком случае жди, сколько сможешь.

— Нет, я должен это сделать. Идем!

— Ты будешь ждать!

— Я не стану ждать, пока убьют ламу. Видишь, это Куан-Фу! Он чиновник, посланный императором для поддержания порядка и спокойствия, это видно по его бляхе. Не знаю, поможет ли он нам, но ни один лама не делает без него и шага!

Он не дал удержать себя и бросился к мандарину. Тот выслушал его весьма спокойно, а затем подозвал меня. Двое слуг, следовавших за ним, остановились невдалеке.

— Ты орос? — спросил он меня строго.

— Нет, — ответил я тоже серьезно.

— Следуйте за мною оба!

Оба полицейских, вставши по бокам, повели нас в палатку, на двери которой красовался герб императора. Там он распорядился усадить нас:

— Ты — орос, бежавший с рудников, а ты — переодетый лама, вызвавшийся ему помогать. К такому выводу я пришел. Я должен еще раз все проверить. Покуда я не вернусь, вы останетесь здесь. Если попытаетесь бежать, солдаты вас убьют.

Не желая тратить далее время на пререкание с нами, он покинул палатку. Я решил взять себя в руки, справедливо рассудив, что гнев, будучи сродни безумству, крайне нежелательный союзник в подобной ситуации.

Мы прождали около двух часов, после чего нам сказали, что Куан-Фу приглашен к орос и прибудет несколько позже.

Я понял: Милослав начинает действовать. Исход встречи я тут же с живостью представил.

Наступал вечер, и паломники должны были возвращаться с горы в лагерь. В какой-то момент слух мой — но слух внутренний! — уловил некое колебание воздуха, похожее на крик. Через паузу ему уже вторил разноголосый хор, сопровождаемый топотом и шумом. Оба солдата выскочили наружу; больше они не появлялись.

Наконец и мы выбрались наружу и увидели, что их и след простыл. Возле святой горы стоял ужасный шум.

Шангю кинулся в ту сторону, я же первым делом бросился к палатке русских.

Внутри было темно, но более темным пятном выделялась на полу человеческое тело, причем, при взгляде на неподвижную неестественность позы, я понял, что человек находился в глубоком наркотическом забытьи. Это был мандарин.

Лишь теперь отправился я к горе.

По голосам я понял, что святой обнаружил в пещере человека, пытавшегося ее ограбить. Разнесся слух, что застигнутый на месте преступления был орос. За ним последовало сообщение, что святой выкинул несчастного из пещеры и тот, упав с большой высоты, разбился насмерть.

Не прошло и минуты, а из уст в уста передавали новое известие: пропало семь лошадей, а вместе с ними остальные семь русских. Вмиг толпа разделилась в своем отношении к происходящему. Для монголов факт конокрадства затмил даже только что происшедшее событие.

Я же, предоставив верующим самим разбираться — что важнее, улучив момент, подобрался к разбившемуся. Я узнал его сразу же. Это был асессор.

Он глумился над Господом и спознался с буддистами. Пещера носила имя Падма — Цветок лотоса; он пошел от креста к Падме и от Падмы — к смерти.

Есть справедливость, коя выше человеческих стремлений и знаний!

На следующий день беглецы стали возвращаться. Но не один из них не мог вымолвить и слова; я не мог понять, что же с ними стряслось…

GIRL-ROBBER [22]

На пароходе «Полуостровной и Восточной компании» из Сью я прибыл на Цейлон и поселился в Пуэн-де-Галле. Я собирался задержаться здесь недолго, поскольку основной целью моего путешествия был Бомбей, где я намеревался изучать древнюю культуру индийцев.

Но скоро мне стало ясно, что время, отведенное мною на остановку, оказалось неизмеримо короче уже проведенного здесь, и единственным моим утешением было то обстоятельство, что я сам был хозяином своего времени.

Всякий оказывающийся на благословенном острове Цейлон, теряет дар краткости, если начнет описывать красоты этой земли. Разнообразнейшая флора и фауна острова, а также этнографические корни столь интересны, что возникает желание посвятить долгие годы жизни своей их изучению.

Я стоял в башне маяка и наслаждался величественным зрелищем.

В гавани буквально толпились суда; преобладали входящие и выходящие морские корабли; среди них выделялись гигантские европейские пароходы, между которыми шныряли китайские джонки; встречались и сингальские плавучие дома. Шведские и датские траулеры, возвращающиеся из южных полярных морей, тяжелые голландские трехмачтовики с высокой старомодной кормой, английские купеческие суда, легкие французские военные корабли и стройные американские. За этой картиной открывался долгожданный причал, кромка которого выступала над водой и потому понуждала капитанов к внимательности.

Скалистые островки, давшие убежище случайным кокосовым пальмам, виднелись поверх непрестанно движущихся волн. Меж ними весьма комфортно чувствовали себя коралловые сады, в которых, довершая великолепие, резвились стайки синих и красных рыб; прожорливые акулы теснились близ берега, привлеченные разлагающимся трупом собаки, а неутомимые крабы растаскивали для каких-то своих крабьих нужд осколки скал.

Дома и хижины города спрятались под кронами пальм и фруктовых деревьев, на чистых улицах толпились люди, и каждый либо каждая из этой толпы могли дать пищу для размышлений: прогуливающиеся леди, издалека и сразу замечаемые белые дети англичан с маленькими, подвижными боннами либо худосочными лондонскими гувернантками и шоколадными кормилицами; курящие сингальские девушки и подростки, чопорные мусульмане, евреи-спекулянты, способные в любое время дня и ночи убедить вас, что именно их товар вам необходим, буддийские священники в длинных, золотом отделанных одеяниях, с чисто выбритыми головами, английские midshipmen [23]в красных куртках, живописные девушки-индианки.

• Предыдущая
• 10/34
• Следующая