Право первой ночи - Красавина Екатерина - Страница 18
- Предыдущая
- 18/66
- Следующая
— Я стараюсь.
— Ольга была хорошей секретаршей. Но слишком строго относилась к людям. На вашем месте никто долго не задерживался. — И Алина улыбнулась.
Но так могла улыбаться гиена или вампирша из фильма ужасов. Хищно-плотоядно. — Чем же вы ее обворожили? Вы с ней подружились?
— Наши отношения носили официальный характер. У нее были трудные времена. Больная мать. Требовались деньги на ее лечение… — монотонно твердила я.
И тут я случайно перевела взгляд на Алину. В ее глазах полыхала ярость. Снежная королева превратилась в огнедышащего дракона. Но она быстро взяла себя в руки.
— Конечно, больные родственники всегда требуют много денег, сил и нервов, — ядовито сказала Алина. Я поняла, что она намекает на жену шефа, которая лежит, прикованная к постели.
Я опустила глаза в пол.
— Вы знаете, в чем состоят ваши обязанности? — внезапно, без всякого перехода спросила Алина.
— Да.
— Ухаживать за больной с семи до девяти вечера. Исполнять ее капризы, давать лекарства…
Я молчала.
— Вы что, оглохли?
— Я знаю свои обязанности. Алина резко поднялась с дивана.
— Можете идти. Вас проводят к больной. Марина Семеновна! — крикнула она. Та мгновенно выросла в дверях, как будто бы дежурила около них. — Проводите… Аврору.
Марина Семеновна, ни слова не говоря, хмуро кивнула мне, и я поплелась за ней.
Комната, в которой обитала Наталья Родионовна, была светлой. С тремя высокими окнами. Большая кровать напоминала королевское ложе. Не хватало балдахина с кисточками.
— Наталья Родионовна, к вам пришли. Аврора…
Вам о ней говорил Вячеслав Александрович, — процедила сквозь зубы Марина Семеновна.
Больная встретила меня настороженно, хотя я уже поняла, что настороженность и подозрительность являются фирменным стилем поведения обитателей этой квартиры. Ну вроде как англичане вежливы, французы остроумны, африканцы склонны к каннибализму. И так далее. Настороженность и недоверие читались в глазах Натальи Родионовны так явно, что я выдавила из себя улыбку, которой уже не улыбалась лет сто. Улыбку пятилетней девочки, играющей в песочнице с игрушками. Я вся такая наивная и безобидная, сигналил мой взгляд. Я никому не сделаю ничего плохого. Никому и никогда, поверьте мне.
— Хорошо, Марина Семеновна.
— Я вам не нужна?
— Нет.
Надзирательница или домработница, я еще не определила статус Марины Семеновны, вышла, и мы остались одни.
— Присаживайтесь. — И Наталья Родионовна указала мне на стул рядом с кроватью.
— Спасибо.
Стул был с высокой изогнутой спинкой. Под стать кровати. Остальную мебель в комнате я разглядеть еще не успела. Это было бы невежливо — пялить глаза по сторонам.
С минуту-другую Наталья Родионовна изучающе смотрела на меня. Но после Алининого «рентгена» мне уже было море по колено.
— Сколько вам лет?
Вот те и на! А я ожидала других вопросов. Но хозяйка положения — не я.
— Двадцать.
— Уже взрослый человек. Способный отвечать за свои поступки. Зрелый, ответственный.
Я поняла, что это не ко мне. Меня никак нельзя было назвать ни зрелой, ни ответственной, но сделала вид, что полностью соответствую вышеописанному идеалу.
— Вы — хороший человек?
Я посмотрела на Наталью Родионовну внимательным взглядом. Сумасшедшей назвать ее было трудно, но и на здравомыслящего человека она тоже походила мало. Нормальные люди не задают такие вопросы незнакомым девушкам, которых видят первый раз в жизни. Но присмотревшись к жене Викентьева, я поняла, что она смертельно измучена и устала. В молодости она, наверное, была привлекательна. Длинные волнистые волосы, большие карие глаза… Правда, сейчас голова была седой, а глаза — потухшими.
— Не знаю.
— У вас есть семья? Вы — замужем?
— Нет.
— Ас кем вы живете?
— С родителями и сестрой.
— Сколько лет сестре?
Наш разговор напоминал анкетирование. Я сложила руки на коленях и приготовилась добросовестно отвечать на вопросы. Я поняла, что меня сначала основательно протестируют, а потом уже решат: гожусь ли я на роль сиделки Ее Величества Натальи Родионовны. Или мне укажут на дверь.
— Тоже двадцать.
— Вы — близнецы?
— Нет. Двойняшки.
— Кем работает ваша мама?
— Медсестра в больнице.
— Хорошо… — И Наталья Родионовна прикрыла глаза. Я подумала, что «допрос с пристрастием» закончен, и перевела дух, но тут на меня обрушился новый град вопросов.
— А ваш отец. Кто он?
На этот вопрос ответить было значительно труднее. Сказать, что безработный, неудобно. Вроде признать, что твой отец — неудачник, выброшенный жизнью за борт. Сказать, что работает… За этим может последовать вопрос: где. Наталье Родионовне ничего не стоит навести подробные справки, если ей что-то покажется подозрительным. И тогда мой обман откроется. Это может не понравиться Вячеславу Александровичу, и меня выгонят с работы. Все эти мысли молнией промелькнули в моей голове. Я решила дать обтекаемый ответ.
— Он — свободный художник.
— Кто? — рассмеялась Наталья Родионовна. — Картины пишет?
— Нет. Я имела в виду другое. У него нет постоянной работы. Он работает по договорам.
— А… понятно. И кем?
— Компьютерщиком.
— Технарь по образованию?
— Да.
— Хороший отец?
Я запнулась. Хорошим отцом назвать его было никак нельзя. Но какое дело Наталье Родионовне до наших семейных неурядиц?
— В целом — да.
— А в частности?
Я уже поняла, что язык у нее, как бритва.
— Недостатки есть у всех.
— Недостатки… — медленно сказала Викентьева. — Недостатки — это одно, а подлость — другое. А? Как вы думаете?
Я опешила. Но поняла, что она меня спрашивает просто так. На самом деле ей нужно самой ответить на какой-то мучивший ее вопрос.
— Конечно, это совершенно разные вещи.
Она удовлетворенно кивнула головой. И тут же, обессилев, откинулась на подушки.
— Вам что-нибудь надо? — спросила я, вспомнив о своих обязанностях сиделки.
— Стакан воды.
— А лекарство?
— Пока нет.
— Сейчас принесу. — Я поднялась со стула и направилась к двери.
— Приходите поскорее, — донеслось мне вслед.
Оказавшись за дверью, я сделала несколько шагов и растерялась. И было отчего. Я не знала, куда идти. Где кухня? Надо позвать кого-нибудь. Но как? Не кричать же на всю квартиру. И кого звать? Алину или Марину Семеновну?
Но тут дверь справа распахнулась, и в проеме показалась Алина. Она небрежно махнула мне одной рукой. В другой руке у нее был бокал со спиртным.
— Сюда.
Комната Алины напоминала настоящий будуар. Здесь все было белого цвета: стены, ковер, мебель. Отчего у меня сразу возникли ассоциации с приторно-сладким мороженым, оставляющим на руках липкие следы. В нише находилась огромная кровать, покрытая белым пушистым покрывалом. Настоящий сексодром. Алина не сводила с меня своего хищно-кошачьего взгляда.
— Ну как? Как прошло первое общение с Натальей Родионовной?
— Нормально. Все в порядке, — бодро ответила я.
— О чем вы говорили?
— Она задавала вопросы. Обо мне. Моей семье.
— Вы отвечали?
— Да.
Алина подошла ко мне так близко, что я уловила запахи, которые шли от нее. Алкоголь, духи с пудровым ароматом. Запахи записной кокотки.
Зеленые глаза Алины расширились.
— А вам не хотелось послать ее на..?
…Я поняла, что Алина меня провоцирует. Хочет, чтобы я взорвалась. Заплакала или разругалась. Проверяет на вшивость.
— Это моя работа…
— Аврора — ты дура или хитрая девка. Одно из двух.
«Она решила со мной не церемониться и перейти на „ты“!»
— Два из одного, — машинально пробормотала я.
— Что? Что ты сказала? — Тонко очерченные брови Алины взлетели вверх. — Ты мне грубишь?
Мне показалось, что сейчас она меня ударит. Я невольно сделала шаг назад.
Алина замолчала. Она словно размышляла над чем-то.
Резко повернувшись ко мне спиной, она подошла к овальному столу на изящных выгнутых ножках. Поставила на полированную поверхность бокал. Потом подошла к шкафу, выдвинула ящик и достала оттуда двести долларов.
- Предыдущая
- 18/66
- Следующая
