Случай необходимости - Крайтон Майкл - Страница 18

• Предыдущая
• 18/80
• Следующая

— Нет, конечно, нет, — откликнулся Карр. — Но вот Дж.Д. был очень и очень растроен случившимся.

— Могу себе представить.

— Он едва не убил ого бедного стажера, когда увидел, что за лечение тот назначил его дочери. Я присутствовал при этом, и в какой-то момент у меня появилось такое ощущение, что он задушит парня голыми руками.

— А как звали того стажера?

— Роджер Уайтинг. В общем-то неплохой парень.

— А где он сейчас?

— Дома, должно быть. Его дежурство закончилось в восемь часов утра, — Карр помрачнел и снова принялся поигрывать своим стетоскопом. — Джон, — сказал он наконец, — а ты уверен, что тебе действительно следует вмешиваться во все это?

— Я ни во что не собираюсь вмешиваться, — возразил я ему на это. — Если бы мне было из чего выбирать, то я сию же минуту возвратился бы к себе в лабораторию. Но у меня нет другого выбора.

— Все дело в том, — медленно проговорил Карр, — что это не в нашей власти. Дж.Д. очень огорчен.

— Ты уже говорил об этом.

— Я просто пытаюсь помочь тебе понять реальное состояние дел. — Карр принялся перекладывать с места на место разложенные у него на столе предметы, избегая при этом смотреть на меня. Наконец он сказал. — Это дело находится сейчас в надежных руках. И Ли уже нанял наверное себе опытного адвоката.

— И вместе с тем возникает целая куча вопросов, ответы на которые так и повисли в воздухе. Я хочу увериться, что во все будет внесена надлежащая ясность.

— Это дело находится в надежных руках, — повторил Карр.

— В чьих руках? Рэндаллов? Или тех долдонов из полицейского участка?

— У нас в Бостоне замечательная полиция, — возразил Карр.

— Ты-то хоть не начинай!

Карр терпеливо вздохнул и сказал:

— И что ты надеешься этим доказать?

— То, что Ли этого не делал!

Карр покачал головой:

— Дело не в этом.

— А мне кажется, что оно именно в том.

— Нет, — сказал Карр. — Дело в том, что дочь Дж.Д.Рэндалла умерла от аборта, и теперь кто-то должен будет ответить за это. Ли делает аборты — и доказать это в суде будет не так трудно. Тем более, что более половина из членов суда присяжных — католики. И в том, что его признают виновным не может быть никаких сомнений. Это само собой разумеется.

— Само собой разумеется?

— Ты знаешь, что я имею в виду, — сказал Карр, заерзав на стуле.

— Хочешь сказать, что Ли суждено стать козлом отпущения?

— Точно так. Отдуваться за всех придется Ли.

— А это что же, официально утвержденный термин?

— Более или менее, — отозвался Карр.

— А ты-то сам, что думаешь об этом?

— Врач занимающийся абортами, подергает себя заведомому риску, он нарушает закон. И когда он делает аборт дочери известного бостонского врача…

— Но Ли утверждает, что он этого не делал.

Карр лишь грустно улыбнулся.

— Да какое это теперь уже имеет значение?

На подготовку кардио-хирурга уходит целых тринадцать лет. Сначала нужно проучиться четыре года на медицинском факультете, а потом год стажировки, за которым следуют еще три года общей хирургии, два года хирургии грудной клетки, и два года кардио-хирургии. К тому же два года из данного числа в обязательном порядке посвящаются службе Дяде Сэму.[17]

Человек должен обладать определенным складом характера, для того чтобы решиться взвалить на себя столь обременительную ношу, суметь сосредоточиться на достижении столь отдаленной цели. И к тому времени, когда он уже вполне готов приступить к самостоятельной практике, такой человек словно перерождается, становясь совсем другим, чем прежде; ощущая себя посвященным в тайны, не доступные другим людям, обладая не подвластным им опытом, он еще больше отчуждается от окружающих. В каком-то смысле это тоже можно считать неотъемлемой частью обучения: хирурги зачастую одиноки.

Я раздумывал об этом, стоя на смотровой площадке и глядя через стекло вниз, в операционную No 9. Смотровая площадка была устроена под самым потолком операционной, отсюда открывался замечательный обзор всей комнаты, можно было следить за действиями персонала и ходом операции. Обычно сюда поднимались студенты-медики и стажеры. В операционной был установлен микрофон, так что было слышно решительно все — металлическое позвякивание инструментов, ритмичное шипение аппарата искусственной вентиляции легких, приглушенные голоса — и еще здесь есть кнопка, нажав на которую, можно переговариваться с людьми, находящимися внизу. Иначе, вас просто не услышат.

Я пришел сюда, успев предварительно побывать в приемной у Дж.Д.Рэндалла. Я хотел ознакомиться с больничной картой Карен, но секретарша Рэндалла сказала, что это вопрос не к ней. Карта у Дж.Д., а у Дж.Д. сейчас операция. Не скрою, что я был немало удивлен этим сообщением. Мне казалось, что после всего случившегося он возьмет выходной, не станет оперировать сегодня. Но, очевидно, у него самого и в мыслях такого не было.

Секретарша сказала, что судя по времени, операция должна уже вот-вот закончиться. Но едва взглянув вниз сквозь стекло смотровой площадки, я понял, что до окончания еще далеко. Грудная клетка пациента все еще была открыта; они даже еще не начинали накладывать швы. Раз так, то я не собирался никого отвлекать; мне придется зайти попозже и все-таки попытаться заполучить карту.

Но я все же задержался здесь совсем ненадолго. Все-таки кардиохирургия обладает неким необъяснимым, словно завораживающим свойством, есть в ней нечто нереальное, не поддающееся описанию словами, похожее на ставшую явью смесь чуда и кошмара. В операционной подо мной находились сразу шестнадцать человек, включая четырех хирургов. Все эти люди находились в движении, каждый из них был занят своим делом, ни одного лишнего жеста, все движения плавные и соразмеренные. Словно в балете, сюрреалистическом балете. Пациент на столе, укрытый зеленой простыней казался еще меньше в сравнении с установленным рядом аппаратом искусственного кровообращения, огромным сверкающим сталью комплексом, по величине не уступающим автомобилю, с плавно движущимися цилиндрами и колесами.

У головы пациента в окружении оборудования стоял анестезиолог. Еще там находились несколько операционных сестер, двое техников, следившие за показаниями датчиков и управлявшие работой оборудования, а также медсестры, санитары. И хирурги. Я попытался было угадать, который из них Рэндалл, но не смог; в халатах и масках все они казались одинаковыми, обезличенными и ничем друг от друга не отличающимися. Разумеется, на самом деле все было не так. На одного из этих четырех человек была возложена ответственность за все, за все действия всех шестнадцати присутствующих при этом. А также ответственность за семнадцатого человека, находящегося в этой комнате, того, чье сердце теперь было остановлено.

В одном из углов операционной был установлен монитор электрокардиографа. Нормальная ЭКГ представляет собой стремительную изломанную линию, на которой каждый удар сердца, каждая волна его энергии, обозначены пиками. Эта же кардиограмма была ровной: просто бесполезная кривая линия. В соответствии с основным критерием медицины это означало, что пациент мертв. Сквозь открытую грудную клетку я посмотрел на видневшиеся в разрезе розоватые легкие; они оставались неподвижны. Пациент не дышал.

Все это за него делала машина. Она перекачивала его кровь, насыщала ее кислородом, выводила из нее углекислоту. Эта установка использовалась на практике вот уже около десяти лет.

Люди в операционной, казалось, не испытывали страха ни перед установкой, ни перед ходом самой хирургической процедуры. Они просто, обыденно делали свое дело. Думается, это и есть одна из причин того, что со стороны все происходящее внизу представлялось столь нереальным.

Я простоял здесь еще пять минут, совершенно не замечая времени. Затем я ушел. В коридоре я столкнулся с двумя хирургами-стажерами. Они стояли в дверях, привалившись к стене, на шее у обоих еще висели спущенные хирургические маски. Они пили кофе, ели пончики и весело обсуждали какое-то сомнительное свидание.

• Предыдущая
• 18/80
• Следующая