Последний дар любви - Арсеньева Елена - Страница 17

• Предыдущая
• 17/39
• Следующая

Тамарочка подзабыла, что родственники у них с Варварой Степановной общие, и знакомыми она обзавелась тоже с помощью тетушки. Пошли встревоженные слухи, которые долетели до губернатора.

У Льва Николаевича встал дыбом тщательно уложенный венчик волос на преждевременно оплешивевшей голове. В тот же день Тамарочку отправили в Самару, и в доме на некоторое время наступило затишье.

Однако Соня прекрасно понимала, что отец не изменился. Он просто притих, пережидает время, чтобы утихли слухи, ужасно вредившие его карьере.

Карьера! Само это слово было отвратительно Соне. Точно так же она ненавидела родительский дом, и царивший там уклад. Она ненавидела лицемерие, а отец был первейшим из лицемеров. Из-за чего он избил дочь? Из-за ее тяги к свободной любви. А сам чему предавался со служанками и с той же Тамарочкой? Почему ему можно, а Соне нельзя? Потому что он мужчина, а она – женщина?

Соня чувствовала, что ее охватывает ненависть к миру мужчин.

Тамарочка дура и гадина, но она не столь уж виновата – подлой ее сделала зависимость от мира мужчин, желание выслужиться перед ними.

Отец, слабовольный брат, трусливый «первый любовник» Сашка Романов… не царь, а студент, но и царя, и студента она ненавидела одинаково. Власть мужчин над женщиной, которая коверкает ее душу и натуру, – это тоже самодержавие, ненавистное половое самодержавие!

Все должно измениться. Женщины умнее, сильнее мужчин.

Мужчины годны лишь на то, чтобы получать от них удовольствие. Соня страстно желала испытывать это удовольствие вновь и вновь… Хорошо бы иметь такие же публичные дома для женщин, какие заведены для мужчин. И чтобы, только спустится вечер, на всех углах появлялись привлекательные юноши, они строили бы всем проходящим женщинам глазки и говорили: «Красавица, хочешь справлю тебе удовольствие?»

Соня подходила к зеркалу и разглядывала себя. На сей раз она считала не синяки, которые медленно, но верно сходили с лица. Она всматривалась в свои черты. Красавицей ее не назовешь, даже хорошенькой – с натяжкой. Мужчины смотрят на нее с интересом, если знают, что она губернаторская дочь. Но она мечтает уйти из дома. И если бы не жалость к матушке, только бы ее здесь и видели. Обязательно уйдет.

И что тогда? Она лишится покровительства отца – своего единственного достоинства, вызывающего мужской интерес? А как же получать удовольствие? Ведь до тех пор, пока мужчины не стали продавать себя за деньги, придется как-то стараться возбуждать их… Но как? Неужели всякий раз вынуждать их ноги ломать?

Ноги не ноги, а нужно научиться… научиться ломать самих мужчин. Подчинять их себе. Делать их своим орудием.

Орудием борьбы с ними же.

Итак, наследник русского престола отправился в Англию. И тоска по нему, которую Дарья Христофоровна тщетно пыталась подавить, ожила в ее душе. Покой мирной жизни стал казаться ей смертным. Больше всего на свете захотелось – может, в последний раз! – увидеть обожаемого принца не в ледяной России, которую она могла любить только на расстоянии, а в милой Англии, где прошла ее молодость. Сердце Дороти воскресило все иллюзии и мечты. Увы… не удалось.

«Теперь более, чем когда-нибудь, все мои помыслы в Лондоне: у вас принц, которого я люблю всей душой, – писала она лорду Грею, и тот только головой качал при виде этого всплеска неосторожной, опасной откровенности. – У меня явилось сильное желание ехать в Англию, чтобы увидеть его. Но мне необходимо было узнать заранее, примет ли он меня так, как может ожидать этого вдова князя Ливена».

На этом месте сэр Чарльз усмехнудся. Ну что ж, хорошо и то, что Дороти опять окутала флером благопристойности прозрачные тайны своей души!

«Я обратилась к графу Орлову [9], но письмо мое осталось без ответа. Молчание графа Орлова служит доказательством, что свыше отдан приказ, чтобы принц ничем не выразил, что помнит те хорошие и дружеские отношения, которые прежде существовали между нами. Поэтому я не могу ехать туда, где он…»

«Бедная моя Дороти, – подумал лорд Грей. – Кому было нужно отдавать какие-то приказы, чтобы заставить принца Александра скрывать свои чувства?.. Принц просто не хочет, чтобы Дороти ехала туда, где он».

В общем, он был прав, но не в данном случае.

Дарья Христофоровна и лорд Грей даже не подозревали, что ни ее любимый принц, ни сам Николай были здесь ни при чем. Молчанием Орлова княгиня Ливен была обязана Меттерниху, с ним Орлов в то время очень близко общался, пытаясь привлечь Австрию к новому союзу с Россией. Меттерних по-прежнему оставался фактическим лидером всех консервативных сил Европы и прямо заявил, что, если русские не хотят снова ссориться с Пальмерстоном, им не следует допускать визита княгини Ливен в Лондон.

«Вот так-то, любезная моя Доротея! – злорадно размышлял Меттерних. – Получила? Это тебе от Клеменса Лотера за свободную Грецию! Как говорят твои соотечественники, долг платежом красен!»

Но Дарья Христофоровна о происках бывшего, уже забытого, но злопамятного любовника ничего не знала, поэтому негодование ее обратилось на Александра. Лишить ее даже такой малости, как встреча, невинная встреча! Ведь он же прекрасно знает, как она любит ее. Согласна с его равнодушием и даже неприязнью, все прекрасно понимает и благословляет его за все, за все. Но нельзя же быть жестоким, несправедливым, трусливым, в конце концов!

Обида прочно прижилась в душе Дарьи Христофоровны, а вскоре она превратилась в настоящую ярость. Это произошло, когда княгиня Ливен узнала о встречах своего возлюбленного принца с юной английской королевой Викторией и о совсем не протокольном интересе, который испытывали друг другу эти двое.

Виктория взошла на престол в 1837 году после смерти короля Вильгельма Четвертого, ее дядюшки. Ее другом, воспитателем и советчиком являлся лорд Мельбурн. Муж Кэролайн Лэм и кратковременный любовник графини Дороти Ливен, в курсе всех дел которого княгиня Ливен находилась благодаря лорду Грею. Княгиня даже порою переписывалась с самой Викторией, которую помнила еще девочкой. И теперь Дарья Христофоровна жестоко кляла себя за то, что сама невольно заронила в сердцах этих двух молодых людей интерес друг к другу. Хотя она, пожалуй, в данном случае преувеличивала силу своего влияния. О Виктории принцу она всего-то и сказала, что это «красивая, элегантная, очаровательная девушка, с глубокими синими глазами, приоткрытым ртом, белыми ровными зубами». Правда, к письме к молоденькой английской королеве Дарья Христофоровна отчасти дала волю чувствам и написала, что сын русского императора – самый очаровательный из европейских принцев, и трудно представить более красивого юношу с прекрасными манерами. И все равно – решающее значение имела их личная встреча.

Виктория признавалась лорду Мельбурну, что не ожидала встретить в лице принца столь обворожительного молодого человека.

Вместе с русским цесаревичем в Лондон прибыли также и другие женихи – принцы Оранские, был тут и давно прочившийся в мужья королеве ее кузен, герцог Альберт Кобург Гота. Однако Виктория была всецело поглощена Александром, не обращая внимания на иных претендентов. Ей очень нравился принц, он выглядел таким естественным и веселым, ей было легко с ним!

Молодые люди упивались обществом друг друга. Виктория даже осмелилась пригласить Александра на приватную беседу, без свиты, чего не делала никогда. Вскоре молодые люди сели на лошадей и отправились на прогулку в парк.

«Я танцевала с ним… Я покинула бальный зал в три часа ночи с четвертью, очень счастливой, с сердцем, полным радости Я не могла спать до утра…» – такими записями изобиловал в то время дневник Виктории.

Дневник вела не одна она. Адъютант Александра, подполковник Симон Юрье€вич, записывал с искренней тревогой: «Царевич признался мне, что влюблен в королеву и убежден, что и она вполне разделяет его чувства. Я просил его дать мне несколько дней на размышление».

• Предыдущая
• 17/39
• Следующая